Вторая битва при Эдоуб-Уоллс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вторая битва при Эдоуб-Уоллс
Основной конфликт: Техасско-индейские войны

Музей в Боргере, Техас.
Дата

27 июня 1874 годаа

Место

Округ Хатчинсон, Техас, США

Итог

Победа США

Противники
США Команчи
Южные шайенны
Кайова
Кайова-апачи
Командующие
неизвестно Исатаи
Куана Паркер
Силы сторон
28 700
Потери
4 убитых 16 убитых

Вторая битва при Эдоуб-Уоллс (англ. Second Battle of Adobe Walls) — сражение между индейскими племенами и американскими охотниками на бизонов, произошедшее 27 июня 1874 года на северо-западе Техаса.





Предыстория

Зимой 1873 года среди индейцев юга Великих Равнин распространялись слухи, что белые охотники уничтожили множество бизонов. Охотники на бизонов истребляли огромные стада при полном одобрении военного руководства армии США. Американский генерал Филип Шеридан писал:

Охотники за бизонами сделали за последние два года больше для решения острой проблемы индейцев, чем вся регулярная армия за последние 30 лет. Они уничтожают материальную базу индейцев. Пошлите им порох и свинец, коли угодно, и позвольте им убивать, свежевать шкуры и продавать их, пока они не истребят всех бизонов![1]
Шеридан в конгрессе США предлагал учредить специальную медаль для охотников, подчёркивая важность истребления бизонов[1]. Полковник Ричард Додж говорил:
Убивайте каждого бизона, которого вы сможете убить. Смерть каждого бизона — это исчезновение индейцев[2].

В декабре того же года индейский агент ограничил выдачу пайков и прекратил распределения боеприпасов резервационным индейцам. Среди индейцев начался голод, и летом часть из них покинула резервацию. В мае 1874 года молодой шаман команчей Исатаи собрал большое количество своих соплеменников на Пляску Солнца. Он начал проповедывать войну на истребление белых, индейцам он обещал защиту от пуль американцев. Его проповеди привлекли и другие племена южных равнин, к команчам присоединились воины кайова, кайова-апачей и южных шайеннов. Первоначально индейские воины, собранные Исатаи, хотели напасть на тонкава, воины которых давно служили в армии США скаутами. Позднее Исатаи заявил, что главные виновники их бед — белые охотники, занимавшиеся истреблением бизонов.

По окончании Пляски Солнца почти все воины, присутствовавшие на ней, решили атаковать белых охотников в Эдоуб-Уоллс. Лишь пенатека, община команчей, которая во второй половине XIX века не вела войн с американцами, покинули лагерь и не поддержали Исатаи.

Сражение

Приблизившись к Эдоуб-Уоллс, Куана Паркер выехал вперёд вместе с семью разведчиками. Они осмотрели постройки старого торгового поста, ходивших подле них лошадей, фургоны. Разведчики были уверены, что им удастся легко перебить всех охотников на бизонов, находящихся внутри Эдоуб-Уоллс.

27 июня 1874 года большой отряд индейских воинов атаковал старый торговый пост на Канейдиан-Ривер. Нападение возглавлял Куана Паркер, сам Исатаи обосновался на холме, примерно в миле от сборного пункта охотников. Большинство воинов составляли команчи и шайенны. В первые минуты боя были угнаны все лошади белых охотников, трое из них были убиты. Остальные, успев забаррикадироваться и заложив окна мешками с мукой открыли прицельный огонь по индейцам из своих мощных и дальнобойных ружей.[3] В первой же атаке были убиты двое шайеннов и один команч. Нападавшие отступили и начали кружить вокруг поста, осыпая его пулями и стрелами. В одной из атак был ранен сам Куана Паркер — под ним подстрелили лошадь, а затем пуля попала ему в плечо. Позднее, команчи смогли унести своего раненого вождя с поля боя. Во второй половине дня индейцы отступили.

Исатаи попытался снять вину с себя за поражение. Он заявил, что его магия ослабла из-за того, что воин южных шайеннов перед сражением убил скунса. В ответ шайенны попросту начали избивать Исатаи, но их остановил раненый Куана Паркер — шаман и так был публично унижен,[4] из уважаемого и могущественного пророка он превратился в объект для насмешек.

Итоги

Индейцы Южных равнин потерпели поражение — плохо вооружённые воины не сумели взять забаррикадировавшихся белых охотников, которые имели на вооружении новейшие дальнобойные ружья с оптическими прицелами. Кроме того, многие были обескуражены неудачным пророчеством Исатаи. Но борьба с американцами продолжилась. Атака на Эдоуб-Уоллс послужила началом новой войны между белыми и индейцами, которая стала известна как Война на Ред-Ривер.

См. также

Напишите отзыв о статье "Вторая битва при Эдоуб-Уоллс"

Примечания

  1. 1 2 Моуэт Ф. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/3948/ Конец бизоньей тропы]. Вокруг света, № 7 (2574), июль 1988.
  2. [www.verling.ru/books/yu-p-averkiev-severoamerikanskie-indeytsy-razdel-2/stranica-4 Ю. П. Аверкиев. Североамериканские индейцы]
  3. Стукалин Ю. Энциклопедия военного искусства индейцев Дикого Запада. — «Яуза» и «Эксмо», 2008. — С. 50. — ISBN 978-5-699-26209-0.
  4. [www.texasbeyondhistory.net/redriver/index.html Red River War]

Литература

Ссылки

  • [www.findarticles.com/p/articles/mi_m0BQY/is_6_51/ai_n13781619 The Battle of Adobe Walls myth vs reality]
  • [www.tsl.state.tx.us/exhibits/indian/showdown/page2.html The Battle of Adobe Walls- Texas State Library]

Отрывок, характеризующий Вторая битва при Эдоуб-Уоллс

Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.