Вторая битва у холмов Гуарарапис
| Вторая битва у холмов Гуарарапис | |||
| Основной конфликт: Голландско-португальская война | |||
 Вторая битва у холмов Гуарарапис, худ. В. Мейрелеш | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
победа португальцев [1] | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Вторая битва у холмов Гуарарапис — второе и решающее сражение между голландцами и португальцами в Пернамбуку за контроль над побережьем Бразилии, состоявшееся в 1649 году в рамках голландско-португальской войны. Победа португальцев ознаменовала конец голландской оккупации Бразилии.
Содержание
История
Хотя Голландская Вест-Индская компания направила в Бразилию довольно многочисленный контингент, их войска страдали от низкой дисциплины и слабого боевого духа. Большая часть голландского контингента была составлена из наемников, в первую очередь немецких, которые, не испытывали энтузиазма от войны в тяжелом климате, в отличие от туземцев и португальских поселенцев, сражавшихся за свои дома и землю. Голландцы также оказались не приспособлены к войне в джунглях и влажном экваториальном климате, в частности, носили форму из плотных тканей и тяжелые кирасы, серьезно сковывавшие движения. В условиях влажности порох отсыревал, что сводило к нулю эффективность огнестрельного оружия. В итоге голландская армия при Гуарарапис была вооружена пиками и короткими саблями — эту тактику они позаимствовали у португальцев.
Португальские войска состояли в основном из туземцев, чернокожих и белых, которые имели опыт боевых действий в тяжелом бразильском ландшафте. Они ослабляли голландские войска на пути их следования, стреляя из мушкетов из-за деревьев.
Общее командование португальскими силами осуществлял Франсишку Баррету де Менезес, а отрядами:
- Энрике Диас — сын раба, governador da gente preta («губернатор черных людей»), командир отряда чернокожих рабов.
- Антонио Филипе Камаран — вождь племени потигуара.
- Жоао Фернандес Виейра — владелец земельного участка в Фуншале, Мадейра, командир отряда пехоты.
- Андре Видаль де Негрейрос — командир отряда пехоты.
Голландцы рассчитывали получить преимущество, захватив контроль над дорогами и рассчитывая загнать португальцев в болото. Однако португальцы хорошо перемещались по болотистой местности, и задумка голландцев не сработала. В итоге португальцы неожиданно для противника появились из болотистой местности в районе холмов Гуарарапис и ударили голландцам во фланг. После нескольких часов боя голландцы отступили на север, к Ресифи, бросив свою артиллерию. После голландского отступления португальская армия вошла в Пернамбуку.
См. также
Напишите отзыв о статье "Вторая битва у холмов Гуарарапис"
Примечания
Литература
- David Marley, Wars of the Americas: a chronology of armed conflict in the New World, 1492 to the present (1998) ISBN 978-0-87436-837-6
- Pita, Sebastião da Rocha, História da América Portuguesa, Ed. Itatiaia, 1976
Отрывок, характеризующий Вторая битва у холмов Гуарарапис
Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
