Вторая война диадохов

Вторая война диадохов
Основной конфликт: Войны диадохов
Дата	319—315 годы до н. э.
Место	Греция, Ближний Восток
Итог	Передел бывшей империи Александра Македонского
Противники
Полиперхон, Александр, Эвмен, Эакид, Олимпиада Антигон, Кассандр, Селевк
Командующие
неизвестно неизвестно
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Вторая война диадохов (319—315 годы до н. э.) — одна из войн диадохов.

Предыстория

В 323 году до н. э. внезапно умер Александр Македонский, оставив огромную империю, включавшую в себя значительную часть Балканского полуострова, бассейн Эгейского моря и огромные территории в Азии. Его наследство разделили между собой его полководцы-диадохи.

В 319 году до н. э. умер правивший европейскими владениями бывшей империи Антипатр. Перед смертью он назначил своим преемником не сына Кассандра, а диадоха Полиперхона. Кассандр не смирился с этим и, ускользнув из Македонии, прибыл в Малую Азию к Антигону.

Полиперхон сначала укрепил свои позиции в Греции, издав манифест о свободе и автономии греческих городов. Затем он заключил союз с находившимся во Фригии Эвменом, пообещав ему пост стратега-автократора Азии. Наконец, Полиперхон пригласил царицу-мать Олимпиаду вернуться из Эпира в Пеллу и заняться воспитанием внука, юного Александра.

Тем временем сатрап Египта Птолемей I Сотер захватил Сирию и вступил в союз с Антигоном.

Ход событий

Боевые действия в Европе

Когда в Афинах был оглашён манифест Полиперхона о свободе полисов, афиняне потребовали вывода македонского гарнизона, во главе которого стоял друг Кассандра — Никанор. Никанор попросил несколько дней отсрочки, после чего занял гавань Пирея, а также Длинные стены. Афиняне отправили на переговоры с Никанором Фокиона, но Никанор не желал терять стратегически выгодный пункт.

В середине 318 года в Афины прибыл сын Полиперхона — Александр. Вместо того, чтобы, как требовал отец, освободить гавань, он попытался договориться с Никанором о совместных действиях. Народное собрание Афин обвинило Фокиона в измене отечеству и, заковав его в цепи, отправило к Полиперхону, однако казнь Фокиона ничуть не помогла изгнать Никанора из Пирея. Александр, разбивший лагерь вблизи Пирея, не воспрепятствовал высадке там Кассандра с 4 тысячами воинов. Никанор передал Кассандру Пирей, а сам вновь занял афинский Мунихий.

Узнав о случившемся, Полиперхон подступил к Афинам вместе со всем своим войском (20 тысяч пехоты, 1400 всадников, 65 слонов) и осадил город. Однако осада затянулась, и Полиперхон, оставив Александру столько воинов, сколько требовалось для наблюдения за гаванью, двинулся в Пелопоннес, чтобы добиться там исполнения своего манифеста. Был возобновлён Коринфский союз городов, существовавший до Ламийской войны.

Приказу Полиперхона отказался следовать только Мегалополь, заключивший союз о совместных боевых действиях с Кассандром. Полиперхон осадил Мегалополь, но, понеся значительные потери, был вынужден отступить. Эта неудача пошатнула репутацию македонского оружие в глазах эллинов. Тем временем Кассандр захватил Эгину и остров Саламин, разгромив афинян в морском сражении.

Тем временем пришла информация, что Антигон идёт из Азии к Геллеспонту. Чтобы не допустить переправы, Полисперхон отправил к проливу наварха Клита с македонским флотом. Узнав об отплытии Клита, Кассандр передал Никанору свои 35 кораблей и велел двигаться к Геллеспонту на соединение с флотом Антигона. В первом сражении македоняне разгромили объединённые флоты Никанора и Антигона, но на следующий день Никанор взял реванш, и полностью разгромил Клита.

Тем временем Греция всё больше теряла доверие к Полиперхону, города один за другим переходили на сторону Кассандра. Зимой 318—317 годов Кассандр настолько укрепился в Греции, что расширил сферу своего влияния вплоть до Пелопоннеса и стал обдумывать поход в оставшуюся, фактически, беззащитной Македонию.

Полиперхон, отступив в Этолию, заключил союз с эпирским царём Эакидом. Полиперхон и Эакид сумели уговорить Олимпиаду вернуться в Македонию, где в то время правила Эвридика (жена слабоумного Филиппа Арридея, сместившая своего супруга). Эвридика собрала войско и попыталась воспрепятствовать возвращению Олимпиады, но воины Эвридики заявили, что не станут сражаться против матери великого царя, и перешли на сторону Олимпиады. Вернувшись в Пеллу, Олимпиада приступила к жестоким расправам.

Когда до Кассандра дошли слухи о зверствах Олимпиады, он тут же двинулся в Македонию. Миновав по морю Фермопилы, занятые этолийцами, он высадился в Фессалии. Полиперхон снова отступил в Этолию, его сын Александр укрылся в Пелопоннесе, эпироты свергли Эакида и заключили с Кассандром союз, а Олимпиада оказалась осаждённой в крепости Пирна. Весной 317 года осаждённые сдались; воинов Кассандр включил в свою армию, а Олимпиада, Роксана и шестилетний Александр были заключены под стражу. Созванное Кассандром войсковое собрание приговорило Олимпиаду к смерти. Готовясь занять македонский престол, Кассандр женился на Фессалонике (побочной дочери Филиппа).

Боевые действия в Азии

Весной 318 года Эвмен покинул Киликию с отрядом в 10 тысяч пехотинцев и 2 тысячи всадников. Вместо того, чтобы поспешить на помощь Полиперхонту, Эвмен ударил в тыл Птолемею, заняв приморские города Финикии. Неожиданное появление флота Антигона, возвращавшегося с победой от Геллеспонта, не дало Эвмену возможности переправиться в Элладу морем. Когда поступила информация о том, что сам Антигон движется к Финикии с 20 тысячами пехоты и 4 тысячами конницы, Эвмен, опасаясь попасть в клещи между неприятельскими армией и флотом, двинулся в глубь материка. Отправив к сатрапам Бактрии и Парфии и сатрапу Вавилонии Селевку гонцов с копиями царского указа о назначении Эвмена стратегом Азии, он предложил им объединиться для борьбы с Антигоном. Селевк заявил, что не может вступать в союз с тем, кого македоняне приговорили к смерти, и предложил македонцам покинуть Эвмена.

Весной 317 года Эвмен переправился через Тигр и двинулся к Вавилону. Миновав Вавилон, он направился к Сузам, где хранилась казна восточных сатрапий. Туда же прибыли сатрап Персиды Певкест, сатрап Кармании Тлеполем, сатрап Арахозии Сивиртий, сатрап Индии Эвдем и сатрап Арии Стасапор; общая численность объединённого войска составила 37 тысяч пехотинцев, около 6 тысяч всадников и 125 слонов, а командиром избрали Певкеста. Антигон под Вавилоном соединился с Селевком и сатрапом Мидии Пифоном, и выступил к Сузам. Всё лето 317 года обе армии провели в манёврах, лишь осенью состоялось сражение в области Габиена, после которого противники разошлись на зимние квартиры.

В конце декабря 317 года Антигон неожиданно вновь атаковал Эвмена с союзниками. Несмотря на то, что войска Эвмена постепенно выигрывали сражение, увидев, что часть войск Антигона стала грабить их лагерь, македонцы вступили в переговоры с Антигоном, который пообещал им вернуть их имущество в обмен на выдачу Эвмена. Условие было принято, и Эвмен был казнён. Пифон решил попытаться поднять мятеж и, избавившись от Антигона, стать единоличным властителем Азии, но Антигон арестовал его и казнил.

Итоги и последствия

Весной 316 года до н. э. Антигон прибыл в Вавилон, где потребовал от Селевка отчёта в денежных делах сатрапии. Селевк с 50 всадниками бежал из Вавилона и поскакал в Египет искать защиты у Птолемея. Тем временем на севере сатрап Карии Асандр, воспользовавшись войной Антигона с Эвменом, захватил Каппадокию.

Летом 316 года Кассандр издал декрет о восстановлении Фив. Опираясь на расположенные в центре Греции Фивы он стал контролировать территорию от Македонии до Пелопоннеса. Воодушевлённый возросшей популярностью среди греков, Кассандр двинулся на Пелопоннес, где укрепился Александр. Так как единственный сухопутный путь через Истмийский перешеек был занят Александром, то Кассандр переправился через Саронийский залив, высадился в Апидавре и принудил к повиновению все области Пелопоннеса, кроме Лаконики. Однако когда против него выступил Александр, до Кассандра дошли вести об успехах Антигона в Азии. Узнав, что Антигон стал именовать себя регентом, и намерен прийти в Европу, чтобы подтвердить свои права на это звание, Кассандр, оставив две тысячи человек для захвата Истмийского перешейка, срочно возвратился в Македонию и начал готовиться к обороне.

Антигон послал гонцов к Птолемею, Кассандру и Лисимаху с предложением обновить союзнический договор против Полиперхона и активизировать его ещё и против Селевка; сам же он тем временем вторгся в Сирию и захватил побережье с его гаванями. Вторжение Антигона в Сирию заставило Кассандра, Лисимаха и Птолемея заключить союз против Антигона. Союзники ответили, что готовы поддерживать дружеские отношения с Антигоном на следующих условиях:

• Сирия и Финикия признаются владениями Птолемея
• Геллеспонтская Фригия отходит Лисимаху
• Вавилония возвращается Селевку
• Асандр получает Лидию и Каппадокию
• Кассандр сохраняет за собой Македонию и Элладу
• Антигон должен поделиться теми сокровищами, которые он захватил в Персиде

Антигон отверг требования союзников, и началась третья война диадохов.

Источники

• Королёв К. Войны античного мира: Македонский гамбит. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. — ISBN 5-17-012401-5

Отрывок, характеризующий Вторая война диадохов

– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.