Вторая индо-пакистанская война
| Вторая индо-пакистанская война | |||
| Основной конфликт: Индо-пакистанский конфликт | |||
 Карта Кашмира | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Ничья | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
</table> Вторая индо-пакистанская война — вооружённый конфликт между Индией и Пакистаном, произошедший в августе—сентябре 1965 года. Начавшись с попытки Пакистана поднять восстание в индийской части спорного штата Кашмир, конфликт вскоре принял характер пограничной войны между двумя государствами. Боевые действия не выявили победителя; война завершилась вничью после вмешательства ООН. Качский РаннВесной 1965 года между Индией и Пакистаном произошёл пограничный конфликт из-за пустынной территории Большой Качский Ранн. Кто спровоцировал конфликт, остаётся неясным, но в марте—апреле на границе произошли вооружённые столкновения между пограничниками обеих стран, вооружённые силы обеих стран были приведены в полную боевую готовность и стянуты к границе. Конфликт не успел разгореться в полную силу: в него вмешалась Великобритания, при посредничестве которой стороны 30 июня заключили соглашение о прекращении огня. Спор вокруг Качского Ранна был полностью урегулирован 4 июля 1969 года заключёнными в Исламабаде соглашениями: Пакистан получил 900 км² территории, хотя претендовал на значительно больший участок. Большая война
Оборонявшая этот район 12-я пакистанская дивизия не могла сдержать наступления индийского корпуса, и очень скоро угроза захвата нависла над Музаффарабадом, «столицей» пакистанского Кашмира. Чтобы ослабить давление противника на 12-ю дивизию, пакистанское командование 1 сентября развернуло наступление на индийскую часть Кашмира (операция «Grand Slam»). С этого момента между Индией и Пакистаном шла открытая война. Индия не остановилась перед эскалацией боевых действий, впервые вынеся их за пределы Кашмира 6 сентября, когда индийская армия вторглась уже на территорию Пакистана. Удар наносился в направлении крупного города Лахор. Войска дошли почти до самого Лахора, после чего были отброшены назад пакистанской контратакой. В дальнейшем обе стороны несколько раз проводили наступления и контрнаступления, пытаясь достичь какого-либо крупного успеха. Гордость пакистанской армии, 1-я танковая дивизия, начала продвижение в направлении индийского города Амритсар, имея задачу захватить его, однако попала в засаду возле селения Асал-Уттар и понесла большие потери в ходе, возможно, самого знаменитого сражения индо-пакистанских войн. В свою очередь, индийцы не сумели прорвать пакистанскую оборону на сиалкотском направлении, хотя в упорных боях всё же захватили населённый пункт Филлора. Боевые действия в Восточном Пакистане особого накала не имели, хотя авиация сторон регулярно бомбила места дислокации войск и базы снабжения. 22 сентября Совет Безопасности ООН принял резолюцию, призывавшую враждующие стороны прекратить боевые действия. 23 сентября война окончилась. При посредничестве СССР в январе 1966 года президент Пакистана Айюб Хан и премьер-министр Индии Шастри подписали Ташкентскую декларацию, которая подвела итоговую черту под войной. ПоследствияИндо-пакистанская война 1965 года завершилась без убедительной победы какой-либо из сторон. И в Индии, и в Пакистане государственная пропаганда сообщала об успешном завершении войны; в современном Пакистане до сих пор принято считать, что страна в 1965 году одержала значительную победу. В то же время многие независимые наблюдатели полагают, что в случае продления боевых действий и после 23 сентября успех в конечном счёте был бы на стороне Индии. Продолжавшаяся месяц война унесла более 5 тысяч жизней, были уничтожены сотни танков и десятки самолётов, хотя цифры потерь, приводимые официальными источниками с обеих сторон, полностью расходятся друг с другом. Конфликт между Индией и Пакистаном был одним из немногих конфликтов того времени, не имевших отношения к «холодной войне». И СССР, и США сохраняли нейтральную позицию в ходе боевых действий, а страны НАТО ввели эмбарго на поставку оружия обеим воюющим странам. После очередной индо-пакистанской войны, произошедшей в 1971 году (и на этот раз не связанной с Кашмиром), события 1965 года оказались во многом забытыми, но их влияние на развитие ситуации в Южной Азии нельзя недооценивать. Пакистан после введения американского эмбарго стал увеличивать размеры военного сотрудничества с Китаем, что побудило Индию к более тесным связям с СССР. Индийское военное командование усвоило уроки войны и продолжило реорганизацию армии, что в значительной степени обусловило блестящую победу 1971 года. См. также
Напишите отзыв о статье "Вторая индо-пакистанская война"Примечания
Ссылки
|
|||
Отрывок, характеризующий Вторая индо-пакистанская война
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
