Вторая мировая война

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вторая мировая война

По часовой стрелке, начиная с левого верхнего угла — первое сражение при Эль-Аламейне, китайцы заживо погребенные японскими солдатами, советские войска во время зимнего наступления, японские самолеты готовятся взлететь с авианосца Сёкаку, знамя Победы над Рейхстагом, немецкая подводная лодка во время атаки.
Дата

1 сентября 19392 сентября 1945

Место

Евразия, Африка, Мировой океан

Причина

Тяжёлые для Германии условия Версальского мирного договора 1919 года; национал-социалистические идеи и политика А. Гитлера; политика других государств; последствия Версальско-Вашингтонской системы; мировой экономический кризис.

Итог

Победа антигитлеровской коалиции. Создание ООН. Запрет и осуждение идеологий фашизма и нацизма. СССР и США становятся сверхдержавами. Уменьшение роли Великобритании и Франции в общемировой политике. Раскол мира на два лагеря; начинается Холодная война. Деколонизация обширных колониальных империй.

Противники
Антигитлеровская коалиция
основные участники:

СССР СССР
и государства

(с 22 июня 1941 г.)
США США
и ассоциированные

(с 7 декабря 1941 г.)
Британская империя
(с 3 сентября 1939 г.)

Китай
(с 7 июля 1937 г.)
Франция (1939—1940)
Польша (1939)
Бельгия Бельгия (1940)
Нидерланды Нидерланды (1940—1942)
Люксембург Люксембург (1940)
Норвегия Норвегия (1940)
Югославия (1941)
Дания Дания (1940)
Греция (1940—1941)
Чехословакия Чехословакия
Бразилия Бразилия
Мексика Мексика
Эфиопия


Движения Сопротивления
на оккупированных
территориях:

Сражающаяся
Франция

Народно-освободительная
армия Югославии
[1]



Государства, вышедшие из нацистского блока:
Румыния (1944—1945)
Болгария (1944—1945)
Италия (1943—1945)
Финляндия Финляндия (1944—1945)
Ирак (1943—1945)


Государства, поддерживавшие
Антигитлеровскую коалицию:

Португалия[8]


Объявили войну Германии,

Страны «оси» и их союзники

Германия
и государства

Япония
и государства

Италия (1940—1943)
и государства

Венгрия (1941—1944)
Финляндия Финляндия (1941—1944)
Румыния (1941—1944)
Болгария (1941—1944)
Таиланд Таиланд (1942—1945)
Ирак (1941)


Коллаборационистские воинские формирования:
Русская освободительная армия
Украинская освободительная армия


Противники стран
Антигитлеровской коалиции,
не входившие в Ось:

Вишистская Франция[9]
Иран (1941)[10]
Сан-Марино Сан-Марино (1940-1943)[11]


Государства, поддерживавшие Ось:
Испания[12]
Португалия[13][14][15]

Командующие
Иосиф Сталин

Уинстон Черчилль
Франклин Рузвельт
Чан Кайши

Адольф Гитлер

Хирохито
Бенито
Муссолини

Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
Около 16 000 000 военных, 30 000 000 мирного населения Около 9 000 000 военных и 8 000 000 мирного населения
 
Вторая мировая война
Атлантика Западная Европа Восточная Европа Средиземноморье Африка Юго-Восточная Азия Тихий океан

Втора́я мирова́я война́[16] (1 сентября 1939[17] — 2 сентября 1945[18]) — война двух мировых военно-политических коалиций, ставшая крупнейшим вооружённым конфликтом в истории человечества. В ней участвовали 62 государства из 73 существовавших на тот момент (80 % населения Земного шара[19]). Боевые действия велись на территории трёх континентов и в водах четырёх океанов. Это единственный конфликт, в котором было применено ядерное оружие.





Содержание

Участники

Число участвовавших стран менялось в течение войны. Некоторые из них вели активные военные действия, другие помогали своим союзникам поставками продовольствия, а многие участвовали в войне только номинально.

В антигитлеровскую коалицию входили:

Странам «оси» также объявили войну Панама, Коста-Рика, Доминиканская Республика, Сальвадор, Гаити, Гондурас, Никарагуа, Гватемала, Куба, Непал, Аргентина, Чили, Перу, Колумбия, Иран, Албания, Парагвай, Эквадор, Турция, Уругвай, Венесуэла, Ливан, Саудовская Аравия, Либерия, Боливия, однако в боевых действиях эти страны участия не принимали.

В ходе войны к коалиции присоединились некоторые государства, вышедшие из нацистского блока:

С другой стороны в войне участвовали страны «оси» и их союзники:

Также не входил в нацистский блок Иран (до 1941 г.). На территории оккупированных стран создавались марионеточные государства, не являвшиеся по смыслу участниками Второй мировой войны и присоединявшиеся к фашистской коалиции: Вишистская Франция, Греческое государство, Итальянская социальная республика, Венгрия, Сербия, Черногория, Македония, Пиндско-Мегленское княжество, Мэнцзян, Бирма, Филиппины, Вьетнам, Камбоджа, Лаос, Азад Хинд, режим Ван Цзинвэя. В ряде германских рейхскомиссариатов были созданы автономные марионеточные правительства: режим Квислинга в Норвегии, режим Мюссерта в Нидерландах, Белорусская центральная рада в Белоруссии. На стороне Германии и Японии сражалось также множество коллаборационистских войск, созданных из граждан противоборствующей стороны: РОА, иностранные дивизии СС (русская, украинская, белорусская, эстонская, 2 латышские, норвежско-датская, 2 нидерландские, 2 бельгийские, 2 боснийские, французская, албанская), ряд иностранных легионов. Также в вооружённых силах стран нацистского блока сражались добровольческие силы государств, формально остававшихся нейтральными: Испании (Голубая дивизия), Швеции и Португалии.

Кто объявил войну Кому была объявлена война Дата
Германия Польша 1 сентября 1939 г.
Словакия Польша 1 сентября 1939 г.
Великобритания Германия 3 сентября 1939 г.
Франция Германия 3 сентября 1939 г.
Австралия Германия 3 сентября 1939 г.
Новая Зеландия Германия 3 сентября 1939 г.
Британская Индия Германия 3 сентября 1939 г.
Южно-Африканский Союз Германия 6 сентября 1939 г.
Канада Германия 10 сентября 1939 г.
Италия Великобритания Великобритания 10 июня 1940 г.
Германия СССР 22 июня 1941 г.
Италия СССР 22 июня 1941 г.
Румыния СССР 22 июня 1941 г.
Словакия СССР 23 июня 1941 г.
Финляндия СССР 26 июня 1941 г.
Венгрия СССР 27 июня 1941 г.
США Япония 8 декабря 1941 г.
Великобритания Великобритания Япония 8 декабря 1941 г.
Германия США 11 декабря 1941 г.
Италия США 11 декабря 1941 г.
СССР Япония 8 августа 1945 г.

Территории

Все боевые действия можно разделить на 5 театров военных действий:

Предпосылки войны

Предпосылки войны в Европе

Версальский договор крайне ограничил возможности Германии в военной сфере. С точки зрения Германии условия, продиктованные в Версале, были несправедливы юридически и невыполнимы экономически. Тем более, что суммы репараций не были заранее оговорены и два раза увеличивались. Всё это создавало международную напряжённость и уверенность в том, что не позже, как через 20 лет мировая война будет возобновлена[20].

В апреле-мае 1922 года в североитальянском портовом городе Рапалло проходила Генуэзская конференция. Были приглашены также и представители Советской России: Георгий Чичерин (председатель), Леонид Красин, Адольф Иоффе и др. Германию (Веймарскую республику) представлял Вальтер Ратенау. Основной темой конференции был взаимный отказ от выдвижения требований компенсации за ущерб, причинённый во время боевых действий в Первой мировой войне. Результатом конференции стало заключение Рапалльского договора 16 апреля 1922 года между РСФСР и Веймарской республикой. Договор предусматривал немедленное восстановление в полном объёме дипломатических отношений между РСФСР и Германией. Для Советской России это был первый в её истории международный договор. Для Германии, бывшей до сего дня в области международной политики вне закона, эта договоренность имела принципиальное значение, поскольку тем самым она начала возвращаться в число признанных международным сообществом государств.

Вскоре после подписания Рапалльского договора, 11 августа 1922 года, между Рейхсвером и Красной армией было заключено секретное соглашение о сотрудничестве[21]. У Германии и Советской России появилась возможность хоть незначительно, но поддерживать и взаимно развивать военно-технический потенциал, накопленный в годы Первой мировой войны[22][23]. В результате сотрудничества Красная армия получила доступ к техническим достижениям германской военной промышленности и методам работы германского генштаба, а рейхсвер смог начать подготовку лётчиков, танкистов и специалистов по химическому оружию в трёх школах на территории СССР, и на базе дочерних предприятий германской военной промышленности мог знакомить своих офицеров с новым моделями оружия, запрещённого на территории Германии[24].

27 июля 1928 года в Париже подписан пакт Бриана — Келлога — договор об отказе от войны в каче­стве орудия национальной политики. Пакт должен был вступить в силу 24 июля 1929 года. 9 февраля 1929 года, ещё до официального вступления пакта в силу, в Москве был подписан так называемый «протокол Литвинова» — Московский протокол о досрочном введении в силу обязательств пакта Бриана — Келлога между СССР, Польшей, Румынией, Эстонией и Латвией. 1 апреля 1929 к нему присоединилась Турция и 5 апреля — Литва.

25 июля 1932 года Советский Союз и Польша заключают договор о ненападении.

С приходом в 1933 году к власти Национал-социалистической рабочей партии во главе с Адольфом Гитлером Германия, не встречая особых возражений со стороны Великобритании и Франции, а кое-где и при их поддержке[25], вскоре начинает игнорировать многие ограничения Версальского договора — в частности, восстанавливает призыв в армию и быстро наращивает производство вооружений и военной техники. 14 октября 1933 года Германия выходит из Лиги Наций и отказывается от участия в Женевской конференции по разоружению. 26 января 1934 года заключается Договор о ненападении между Германией и Польшей. 24 июля 1934 года Германия предпринимает попытку осуществить аншлюс Австрии, инспирировав в Вене антиправительственный путч, но вынуждена отказаться от своих планов из-за резко негативной позиции итальянского диктатора Бенито Муссолини, который выдвинул к австрийской границе четыре дивизии.

В 1930-е годы Италия проводила не менее агрессивную внешнюю политику. 3 октября 1935 года она вторгается в Эфиопию и к маю 1936 года захватывает её (см.: итало-эфиопская война). В 1936 году была провозглашена Итальянская империя. Средиземное море объявляется «Наше море» (лат. Mare Nostrum). Акт необоснованной агрессии вызывает недовольство у западных держав и Лиги Наций. Ухудшение отношений с западными державами толкает Италию на сближение с Германией. В январе 1936 года Муссолини даёт принципиальное согласие на аннексию немцами Австрии при условии их отказа от экспансии на Адриатике. 7 марта 1936 года немецкие войска занимают Рейнскую демилитаризованную зону. Великобритания и Франция не оказывают этому действенного сопротивления, ограничившись формальным протестом. 25 ноября 1936 года Германия и Япония заключают Антикоминтерновский пакт о совместной борьбе с коммунизмом. 6 ноября 1937 года к пакту присоединяется Италия.

В марте 1938 года Германия беспрепятственно присоединяет к себе Австрию (см. Аншлюс).

30 сентября 1938 года британским премьер-министром Чемберленом и Гитлером подписана декларация о ненападении и мирном урегулировании спорных вопросов между Великобританией и Германией — договор, известный в СССР как Мюнхенский сговор. В 1938 году Чемберлен трижды встречался с Гитлером, а после встречи в Мюнхене вернулся домой со своим знаменитым заявлением «Я привёз вам мир!». Фактически это соглашение, заключённое без участия руководства Чехословакии, привело к её разделу Германией, при участии Венгрии и Польши. Считается классическим примером умиротворения агрессора (см. Причины Второй мировой войны), которое впоследствии только побудило его на ещё большее расширение своей агрессивной политики и стало одной из причин начала Второй мировой войны.

У. Черчилль, 3 октября 1938 года:

Великобритании был предложен выбор между войной и бесчестием. Она выбрала бесчестие и получит войну.

Министр иностранных дел Французской Республики Жорж Бонне и министр иностранных дел Германии Иоахим Риббентроп 6 декабря 1938 года подписали франко-германскую декларацию.

В октябре 1938 года в результате Мюнхенского соглашения Германия аннексировала принадлежавшую Чехословакии Судетскую область. Согласие на этот акт дают Англия и Франция, причём мнение самой Чехословакии не учитывается. 15 марта 1939 года Германия в нарушение соглашения оккупирует Чехию. На чешской территории создаётся немецкий протекторат Богемии и Моравии. Венгрия и Польша участвуют в разделе Чехословакии: Словакия (кроме преимущественно венгерских южных регионов, отошедших к Венгрии) объявлена независимым пронацистским государством, в окрестности города Чески-Тешин вступают польские войска, а провозгласившая независимость Карпатская Украина, ранее частично захваченная венгерскими войсками, после тяжёлых боев с местным ополчением (см. Карпатская сечь), переходит полностью под оккупацию войсками адмирала Хорти. 24 февраля 1939 года к Антикоминтерновскому пакту присоединяется Венгрия, 27 марта — Испания, где к власти после окончания гражданской войны пришёл Франсиско Франко.

До сей поры агрессивные действия Германии не встречают серьёзного сопротивления со стороны Великобритании и Франции, которые не решаются начать войну и пытаются спасти систему Версальского договора разумными, с их точки зрения, уступками (так называемая «политика умиротворения»). Однако, после нарушения Гитлером Мюнхенского договора, в обеих странах всё больше начинает осознаваться необходимость более жёсткой политики, и на случай дальнейшей агрессии Германии Великобритания и Франция дают военные гарантии Польше. После захвата Италией Албании 7-12 апреля 1939 года такие же гарантии получают Румыния, Турция и Греция.

Как полагает М. И. Мельтюхов, объективные условия также делали Советский Союз противником Версальской системы. Вследствие внутреннего кризиса, вызванного событиями Первой мировой войны, Октябрьской революции и Гражданской войны, уровень влияния страны на европейскую и мировую политику существенно снизился. Вместе с тем укрепление Советского государства и результаты проведения индустриализации стимулировали руководство СССР к принятию мер по возвращению статуса мировой державы. Советское правительство умело использовало официальные дипломатические каналы, нелегальные возможности Коминтерна, социальную пропаганду, пацифистские идеи, антифашизм, помощь некоторым жертвам агрессоров для создания имиджа главного борца за мир и социальный прогресс. Борьба за «коллективную безопасность» стала внешнеполитической тактикой Москвы, направленной на усиление веса СССР в международных делах и на недопущение консолидации остальных великих держав без своего участия. Однако Мюнхенское соглашение наглядно показало, что СССР всё ещё далек от того, чтобы стать равноправным субъектом европейской политики[26].

После военной тревоги 1927 года СССР активно стал готовиться к войне[27]. Возможность нападения коалиции капиталистических стран тиражировалась официальной пропагандой. Военные, для того чтобы иметь обученный мобилизационный резерв, начали активно и повсеместно обучать городское население военным специальностям, стали массовыми обучение парашютизму, авиамоделизму и т. п. (см. ОСОАВИАХИМ). Почётно и престижно было сдать нормы ГТО (готов к труду и обороне), заслужить за меткую стрельбу звание и значок «Ворошиловский стрелок», и, наряду с новым титулом «орденоносец», появилось также престижное звание «значкист».

Как следствие достигнутых Рапалльских договорённостей и последующих секретных соглашений, в Липецке в 1925 году был создан авиационный учебный центр, в котором немецкие инструкторы обучали немецких и советских курсантов. Под Казанью в 1929 году был создан центр подготовки командиров танковых соединений (секретный учебный центр «Кама»), в котором немецкие инструкторы также обучали немецких и советских курсантов. Для немецкой стороны за время функционирования школы подготовлено 30 офицеров рейхсвера[28][29]. В 1926—1933 годах в Казани также проводились испытания немецких танков (немцы для секретности называли их «тракторами»)[30]. В Вольске был создан центр для обучения обращению с химическим оружием (объект «Томка»)[31][32]. В 1933 году, после прихода к власти Гитлера, все эти школы были закрыты.

С началом 1930-х годов базовой военной концепцией в РККА де-факто становится «теория глубокой операции». Главный упор делается на создание и внедрение высокомобильных механизированных частей. В соответствии с концепцией теории, роль ударной силы отводилась механизированным корпусам. Основная идея теории состояла в нанесении удара по всей глубине обороны противника с использованием артиллерии, авиации, бронетанковых войск и воздушных десантов с целью нанести поражение всей оперативной группировке противника. В ходе глубокой операции достигались две цели — прорыв фронта обороны противника одновременным ударом на всю его тактическую глубину и немедленный ввод группировки подвижных войск для развития тактического прорыва в оперативный успех[33].

11 января 1939 года Наркомат оборонной промышленности был упразднён, вместо него были созданы Наркомат боеприпасов, Наркомат вооружения, Наркомат судостроительной промышленности, Наркомат авиационной промышленности. Все наркоматы производили только военную продукцию[34].

В 1940 году в СССР стали ужесточать режим труда и увеличивать продолжительность рабочего дня рабочих и служащих. Все государственные, кооперативные и общественные предприятия и учреждения были переведены с шестидневки на семидневную неделю, считая седьмой день недели — воскресенье — днём отдыха. Ужесточилась ответственность за прогулы. Под страхом тюремного заключения были запрещены увольнение и переход в другую организацию без разрешения директора (см. «Указ Президиума ВС СССР от 26.06.1940»).

В армии спешно принимают на вооружение и начинают массовый выпуск нового истребителя Як-1, даже не закончив госиспытаний. 1940 — это год освоения в производстве новейших танков Т-34 и КВ, доработки винтовки СВТ и принятия на вооружение пистолета-пулемёта ППШ образца 1941 года.

В ходе политического кризиса 1939 года в Европе сложилось два военно-политических блока: англо-французский и германо-итальянский, каждый из которых был заинтересован в соглашении с СССР.

Польша, заключив союзные договоры с Великобританией и Францией, которые обязаны были помочь ей в случае немецкой агрессии, отказывается идти на уступки в переговорах с Германией (в частности, по вопросу о Польском коридоре).

15 августа посол Германии в СССР Шуленбург зачитал Молотову послание министра иностранных дел Германии Риббентропа, в котором тот выражал готовность лично приехать в Москву для «выяснения германо-русских отношений». В тот же день в РККА направляются директивы НКО СССР № 4/2/48601-4/2/486011 о развёртывании к уже имеющимся 96 стрелковым дивизиям дополнительно 56 дивизий.

19 августа 1939 года Молотов выразил согласие принять Риббентропа в Москве для подписания договора с Германией, и 23 августа СССР подписывает Договор о ненападении. В секретном дополнительном протоколе предусматривался раздел сфер интересов в Восточной Европе, включая прибалтийские государства и Польшу.

Предпосылки войны в Азии

Оккупация Японией Маньчжурии и Северного Китая началась в 1931 году. 7 июля 1937 года Япония начинает наступление вглубь Китая (см. Японо-китайская война). Слегка затормозили, правда, экспансию Японии в Восточной Азии внутренние конфликты — как проблемы, связанные с форсированным экономическим развитием (например, деформация структуры экономики), так и конфликты в военных и финансовых элитах, разделившихся во мнениях насчёт направления экспансии. Характерно, что пацифизм поддержки в тот период в Японии практически не имел.

Экспансия Японии встретила активное противодействие великих держав. Великобритания, США и Нидерланды ввели против Японии экономические санкции. СССР также не оставался безучастным к событиям на Дальнем Востоке, тем более что советско-японские пограничные конфликты 19381939 годов (из которых самыми известными стали бои у озера Хасан и необъявленная война у Халхин-Гол) грозили перерасти в полномасштабную войну.

В конце концов, перед Японией встал серьёзный выбор, в каком направлении продолжить свою дальнейшую экспансию: на север против СССР или на юг против Китая и европейских и американских колоний в Азии. Выбор был сделан в пользу «южного варианта». 13 апреля 1941 года в Москве был подписан договор между Японией и СССР о нейтралитете сроком на 5 лет. Япония начала подготовку войны против союзников США в Тихоокеанском регионе (Великобритании, Нидерландов).

7 декабря 1941 года Япония наносит удар по американской военно-морской базе Пёрл-Харбор. С декабря 1941 года Японо-китайская война считается частью Второй мировой войны.

Первый период войны (сентябрь 1939 — июнь 1941)

Советско-германские отношения (осень 1939 года)

Вторжение в Польшу

23 мая 1939 года в кабинете Гитлера в присутствии ряда высших офицеров состоялось совещание. Было отмечено, что «польская проблема тесно связана с неизбежным конфликтом с Англией и Францией, быстрая победа над которыми проблематична. При этом Польша вряд ли сможет исполнять роль барьера против большевизма. В настоящее время задачей внешней политики Германии является расширение жизненного пространства на Восток, обеспечение гарантированного снабжения продовольствием и устранение угрозы с Востока. Польша должна быть захвачена при первом же удобном случае».

23 августа между Германией и СССР был подписан договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, в котором стороны договаривались о ненападении друг на друга (в том числе и в случае начала военных действий одной из сторон против третьих стран, что являлось обычной практикой договоров Германии в то время). В секретном дополнительном протоколе к договору СССР и Германией был закреплён раздел сфер интересов в Европе.

31 августа пресса Германии сообщила: «…в четверг приблизительно в 20 часов помещение радиостанции в Глейвице было захвачено поляками». На самом же деле это были переодетые в польскую форму эсэсовцы во главе с Альфредом Науйоксом[35].

1 сентября 1939 года войска Германии и Словакии вторгаются в Польшу, это провоцирует объявление войны в свой адрес со стороны Англии, Франции и прочих стран, имевших союз с Польшей.

В 04:26 первый боевой вылет Люфтваффе совершило звено пикировщиков Ju-87 обер-лейтенанта Диллеи (осуществил первый сброс бомбы в войне). Целью были польские пункты управления, расположенные на железнодорожной станции Диршау (Тчев). В это же время Франк Нойберт сбил первый самолёт — польский истребитель PZL P.11C.

1 сентября в 4 часа 45 минут прибывший в Данциг с дружеским визитом и с воодушевлением встреченный местным населением немецкий учебный корабль — устаревший броненосец «Шлезвиг-Гольштейн» — открывает огонь по польским укреплениям на Вестерплатте. Вооружённые силы Германии вторгаются в Польшу. В боевых действиях на стороне Германии принимают участие войска Словакии.

1 сентября в Рейхстаге выступает Гитлер в военном мундире. В оправдание нападения на Польшу Гитлер ссылается на инцидент в Глейвице. При этом он тщательно избегает термина «война», опасаясь вступления в конфликт Англии и Франции, давших Польше соответствующие гарантии. В изданном им приказе говорилось лишь об «активной обороне» против польской агрессии.

Муссолини предложил созвать конференцию для мирного решения польского вопроса, что встретило поддержку со стороны западных держав, но Гитлер отказался, заявив, что негоже представлять полученным дипломатией то, что завоёвано оружием[36].

1 сентября в Советском Союзе введена всеобщая воинская повинность. При этом призывной возраст снижен с 21 до 19 лет, а для некоторых категорий — до 18 лет. Закон немедленно вступил в силу, и в короткое время численный состав армии достиг 5 миллионов человек, что составило около 3 % населения.

3 сентября в 9 часов Англия, в 12:20 Франция, а также Австралия и Новая Зеландия объявили Германии войну. В течение нескольких дней к ним присоединяются Канада, Ньюфаундленд, Южно-Африканский Союз и Непал. Вторая мировая война началась[37]. Гитлер и его окружение до последнего дня надеялись, что союзники не решатся вступить в войну и дело закончится вторым Мюнхеном. Главный переводчик министерства иностранных дел Германии Пауль Шмидт описывает состояние шока, в которое пришёл Гитлер, когда посол Британии Невилль Хендерсон, появившись в Рейхсканцелярии в 9 часов утра 3 сентября, передал ультиматум своего правительства с требованием отвести войска с польской территории на исходные позиции. Лишь присутствующий при этом Геринг смог произнести: «Если мы проиграем эту войну, то нам остаётся уповать лишь на милость Божию»[38].

3 сентября в Быдгоще (бывший Бромберг), городе Поморского воеводства (бывшая Западная Пруссия), перешедшем по Версальскому договору к Польше, произошло массовое убийство по национальному признаку — Бромбергский погром. В городе, население которого на 3/4 состояло из немцев, было убито несколько сотен человек гражданского населения немецкого происхождения. Их количество варьировалось от одной до трёх сотен погибших — по версии польской стороны[39] и от одной до пяти тысяч по версии книги, изданной в немецком правоэкстремистском издательстве DSZ[40].

Наступление немецких войск развивалось по плану. Польские войска в целом оказались слабой военной силой по сравнению с согласованно действующими германскими танковыми соединениями и Люфтваффе. При этом на Западном фронте союзные англо-французские войска не предпринимают никаких активных действий (см. Странная война). Лишь на море война началась сразу, и также Германией: уже 3 сентября немецкая подводная лодка U-30 без предупреждения нападает на английский пассажирский лайнер «Атения».

5 сентября США и Япония объявляют о своём нейтралитете в европейской войне[41].

7 сентября немецкие войска под командованием Хайнца Гудериана начинают атаку на польскую оборонительную линию под Визной. 720 польских солдат и офицеров сдерживали сорокатысячную группировку противника вплоть до 10 сентября.

В Польше за первую неделю боёв немецкие войска в нескольких местах рассекают польский фронт и занимают часть Мазовии, Западную Пруссию, Верхне-Силезский промышленный район и Западную Галицию. К 9 сентября немцам удаётся сломить польское сопротивление по всей линии фронта и подойти к Варшаве.

10 сентября польский главнокомандующий Эдвард Рыдз-Смиглы отдаёт приказ об общем отступлении в Юго-Восточную Польшу, но основная часть его войск, не сумев отойти за Вислу, оказывается в окружении. К середине сентября, так и не получив поддержки с запада, вооружённые силы Польши перестают существовать как единое целое; сохраняются лишь локальные центры сопротивления.

14 сентября, 19-й корпус Гудериана броском из Восточной Пруссии захватывает Брест. Польские войска под командованием генерала Плисовского ещё в течение нескольких суток обороняют Брестскую крепость. В ночь на 17 сентября её защитники в организованном порядке покидают форты и отходят за Буг.

16 сентября послу Польши в СССР было заявлено, что поскольку Польское государство и его правительство перестали существовать, Советский Союз берёт под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии.

17 сентября, опасаясь, что Германия откажется выполнять условия секретного дополнительного протокола к договору о ненападении, СССР начинает ввод войск в восточные районы Польши[42]. Внутренняя пропаганда декларирует, что «РККА берёт под защиту братские народы». 17 сентября в 6 часов утра советские войска двумя войсковыми группами переходят государственную границу. Этим же днём Молотов посылает послу Германии в СССР Шуленбургу поздравление по поводу «блестящего успеха германского вермахта»[43]. Несмотря на то, что ни СССР, ни Польша не объявили войну друг другу, некоторые историки (например Некрич А. М.) считают этот день датой вступления СССР во Вторую мировую войну.

Вечером 17 сентября польское правительство и верховное командование бежало в Румынию.

28 сентября немцы занимают Варшаву. В этот же день в Москве подписан Договор о дружбе и границе между СССР и Германией, установивший линию разграничения между немецкими и советскими войсками на территории бывшей Польши примерно по «линии Керзона».

6 октября капитулируют последние подразделения польской армии.

Часть западных польских земель переходит в состав Третьего рейха. Эти земли подлежат так называемой «германизации». Польское и еврейское население депортируется отсюда в центральные районы Польши, где создаётся генерал-губернаторство. Проводятся массовые репрессии против польского народа. Самым тяжёлым становится положение евреев, согнанных в гетто.

Территории, отошедшие в зону влияния СССР, включены в состав Украинской ССР, Белорусской ССР и независимой на тот момент Литвы. На территориях, включённых в СССР, устанавливается советская власть, проводятся социалистические преобразования (национализация промышленности, коллективизация крестьянства), что сопровождается депортацией и репрессиями по отношению к бывшим господствующим классам — представителям буржуазии, помещикам, богатым крестьянам, части интеллигенции.

6 октября 1939 года, после окончания всех военных действий, Гитлер выступает с предложением о созыве мирной конференции при участии всех крупнейших держав для урегулирования имеющихся противоречий. Франция и Великобритания заявляют, что согласятся на конференцию, только если немцы немедленно выведут свои войска из Польши и Чехии и возвратят этим странам независимость. Германия отвергает эти условия, и в результате мирная конференция так и не состоялась.

Битва за Атлантику

Несмотря на отказ от мирной конференции, Великобритания и Франция с сентября 1939 по апрель 1940 года продолжают вести пассивную войну и не предпринимают никаких попыток наступления. Активные боевые действия ведутся лишь на морских коммуникациях. Ещё до войны немецкое командование направило в Атлантический океан 2 линкора и 18 подводных лодок, которые с открытием военных действий начали нападения на торговые суда Великобритании и союзных ей стран. С сентября по декабрь 1939 года Великобритания теряет от ударов немецких подводных лодок 114 судов, а в 1940 году — 471 судно, немцы же в 1939 году лишились только 9 подводных лодок. Удары по морским коммуникациям Великобритании привели к потере к лету 1941 года 1/3 тоннажа британского торгового флота и создали серьёзную угрозу экономике страны.

Советско-финская война

В ходе советско-финских переговоров 1938−1939 годов СССР пытается добиться от Финляндии уступки части Карельского перешейка (передача этих территорий разрывала «линию Маннергейма» на самом главном, Выборгском направлении), а также передачи в аренду нескольких островов и части полуострова Ханко (Гангут) под военные базы, предлагая взамен территорию в Карелии общей площадью вдвое больше требуемой финской[44]. Финляндия, не желая идти на уступки и принимать на себя обязательства военного характера, настаивает на заключении торгового соглашения и согласия на ремилитаризацию Аландских островов.

За три месяца до инцидента в Майниле премьер Финляндии Каяндер на смотре финских резервистов заявляет:

Мы гордимся тем, что у нас мало оружия, ржавеющего в арсеналах, мало военного обмундирования, гниющего и покрывающегося плесенью на складах. Но у нас в Финляндии высокий уровень жизни и система образования, которой мы можем гордиться[45].

В свою очередь Иосиф Сталин за несколько месяцев до войны на переговорах в Москве заявляет:
Мы ничего не можем поделать с географией, так же, как и вы… Поскольку Ленинград передвинуть нельзя, придётся отодвинуть от него подальше границу[46].

30 ноября 1939 года СССР вторгается в Финляндию. 14 декабря за развязывание войны СССР исключён из Лиги Наций. Когда СССР стали исключать из Лиги Наций, то из 52 государств, входивших в Лигу, 12 своих представителей на конференцию вообще не прислали, а 11 не стали голосовать за исключение. И в числе этих 11 — Швеция, Норвегия и Дания.

С декабря по февраль советские войска в составе 15 советских стрелковых дивизий предпринимают множество попыток прорвать «линию Маннергейма», обороняемую 15 пехотными дивизиями финнов, однако больших успехов в этом не достигают. Неудачей у Суомуссалми заканчивается попытка разрезать территорию Финляндии и выйти на Оулу[45].

В дальнейшем шло непрерывное наращивание сил Красной Армии на всех направлениях.

Великобритания и Франция принимают решение подготовить десант на Скандинавский полуостров, чтобы не допустить захвата Германией месторождений шведской железной руды и одновременно обеспечить пути будущей переброски своих войск на помощь Финляндии; также начинается переброска бомбардировочной авиации дальнего действия на Ближний Восток для бомбардировки и захвата нефтепромыслов Баку в случае вступления Англии в войну на стороне Финляндии. Однако Швеция и Норвегия, стремясь сохранить нейтралитет, категорически отказываются принять на своей территории англо-французские войска. 16 февраля 1940 года британские эсминцы атакуют немецкое судно «Альтмарк» в норвежских территориальных водах и освобождают находящихся на нём английских моряков с призовых судов. 1 марта Гитлер, прежде заинтересованный в сохранении нейтралитета скандинавских стран, подписывает директиву об операции «Везерюбунг»: захвате Дании (в качестве перевалочной базы) и Норвегии для предотвращения возможной высадки союзников.

В начале марта 1940 года советские войска прорывают «Линию Маннергейма» и захватывают на 3/4 Выборг. 13 марта 1940 года в Москве подписан мирный договор между Финляндией и СССР, по которому были удовлетворены советские требования: граница на Карельском перешейке в районе Ленинграда отодвинута к северо-западу с 32 до 150 км, к СССР отошёл ряд островов в Финском заливе[47].

Несмотря на окончание войны, англо-французское командование продолжает разрабатывать план военной операции в Норвегии, однако немцам удаётся их опередить.

Европейский блицкриг

9 апреля 1940 года Германия вторгается в Данию и Норвегию.

В Дании немцы морскими и воздушными десантами беспрепятственно занимают все важнейшие города и за несколько часов уничтожают датскую авиацию. Под угрозой бомбардировок гражданского населения датский король Кристиан X вынужден подписать капитуляцию и приказывает армии сложить оружие.

В Норвегии немцы 910 апреля захватывают главные норвежские порты Осло, Тронхейм, Берген, Нарвик. 14 апреля англо-французский десант высаживается под Нарвиком, 16 апреля — в Намсусе, 17 апреля — в Ондальснесе. 19 апреля союзники разворачивают наступление на Тронхейм, но терпят неудачу и в начале мая вынуждены вывести свои силы из Центральной Норвегии. После ряда боёв за Нарвик союзники в начале июня также эвакуируются из северной части страны. 10 июня 1940 года капитулируют последние части норвежской армии. Норвегия оказывается под управлением немецкой оккупационной администрации (рейхскомиссариат); Дания же, объявленная немецким протекторатом, смогла сохранить частичную самостоятельность во внутренних делах.

После оккупации Дании британские и американские войска, дабы не допустить вторжение Германии в датские неконтинентальные владения, оккупировали её заморские территории, имеющие важное стратегическое значение, — Фарерские острова, Исландию и Гренландию (см. Фарерские острова во Второй мировой войне, Вторжение в Исландию (1940), Гренландия в годы Второй мировой войны (англ.)).

10 мая 1940 года Германия силами 135 дивизий вторгается в Бельгию, Нидерланды и Люксембург. 1-я группа союзных армий выдвигается на территорию Бельгии, но не успевает помочь голландцам, поскольку немецкая группа армий «Б» осуществляет стремительный бросок в Южную Голландию и уже 12 мая захватывает Роттердам. 14 мая Роттердам подвергается массированным бомбардировкам, что приводит к огромным разрушениям и жертвам среди мирного населения. После угрозы аналогичных бомбардировок Амстердама и Гааги 15 мая правительство Нидерландов капитулирует.

В Бельгии немецкие десантники 10 мая захватывают мосты через канал Альберта, что даёт возможность крупным немецким танковым силам форсировать его до подхода союзников и выйти на Бельгийскую равнину. 17 мая пал Брюссель.

Но главный удар наносит группа армий «А». Оккупировав 10 мая Люксембург, три танковых дивизии Гудериана пересекают Южные Арденны и 14 мая переправляются через реку Маас западнее Седана. Одновременно танковый корпус Гота прорывается через труднопроходимые для тяжёлой техники Северные Арденны и 13 мая форсирует реку Маас севернее Динана. Немецкая танковая армада устремляется на запад. Запоздалые атаки французов, для которых удар немцев через Арденны оказывается полной неожиданностью, не в состоянии сдержать её. 16 мая части Гудериана достигают Уазы; 20 мая они выходят к побережью Па-де-Кале недалеко от Абвиля и поворачивают на север, в тыл союзным армиям. 28 англо-франко-бельгийских дивизий оказываются в окружении.

Попытка союзного командования организовать 2123 мая контрудар у Арраса могла бы быть успешной, но Гудериан ценой почти полностью уничтоженного танкового батальона останавливает её. 22 мая Гудериан отрезает союзникам путь отступления к Булони, 23 мая — к Кале и выходит к Гравлину в 10 км от Дюнкерка, последнего порта, через который англо-французские войска могли эвакуироваться, однако 24 мая он вынужден остановить наступление на двое суток по личному приказу Гитлера («Чудо под Дюнкерком») (по другой версии, причиной остановки был не приказ Гитлера, а вход танков в зону действия корабельной артиллерии английского флота, которая могла расстреливать их практически безнаказанно). Передышка позволяет союзникам укрепить оборону Дюнкерка и начать операцию «Динамо» по эвакуации своих сил морем. 26 мая немецкие войска прорывают бельгийский фронт в Западной Фландрии, и 28 мая Бельгия вопреки требованиям союзников капитулирует. В тот же день в районе Лилля немцы окружают крупную французскую группировку, которая сдаётся 31 мая. Часть французских войск и почти вся английская армия (224 тыс.) вывезены на британских кораблях через Дюнкерк. Немцы захватывают всю британскую и французскую артиллерию и бронетехнику, транспортные средства, брошенные союзниками при отступлении. После Дюнкерка Великобритания оказалась практически безоружной, хотя и сохранила личный состав армии.

5 июня немецкие войска начинают наступление на участке Лан — Абвиль. Попытки французского командования спешно залатать брешь в обороне неподготовленными дивизиями безуспешны. Французы проигрывают одно сражение за другим. Оборона французов распадается, и командование спешно отводит войска на юг.

10 июня Италия объявляет войну Великобритании и Франции. Итальянские войска вторгаются в южные районы Франции, однако далеко продвинуться не могут. В тот же день французское правительство эвакуируется из Парижа. 11 июня немцы переправляются через Марну у Шато-Тьерри. 14 июня они без боя вступают в Париж, а через два дня выходят в долину Роны. 16 июня маршал Петен формирует новое правительство Франции, которое уже в ночь на 17 июня обращается к Германии с просьбой о перемирии. 18 июня французский генерал Шарль Де Голль, бежавший в Лондон, призывает французов продолжать сопротивление. 21 июня немцы, не встречая уже практически никакого сопротивления, достигают Луары на участке Нант — Тур, в тот же день их танки занимают Лион.

22 июня в Компьене в том же вагоне, в котором была подписана капитуляция Германии в 1918 году, подписано франко-немецкое перемирие, по которому Франция соглашается на оккупацию большей части своей территории, демобилизацию почти всей сухопутной армии и интернирование военно-морского флота и авиации. В свободной зоне в результате государственного переворота 10 июля устанавливается авторитарный режим Петена (Режим Виши), взявший курс на тесное сотрудничество с Германией (коллаборационизм). Несмотря на военную мощь Франции, поражение этой страны было настолько внезапным и полным, что не поддавалось никакому рациональному объяснению.

Главнокомандующий вишитскими войсками Франсуа Дарлан отдаёт приказ об отводе всего французского флота к берегам Французской Северной Африки. Из-за опасения, что весь французский флот может попасть под контроль Германии и Италии, 3 июля 1940 года британские военно-морские силы и авиация в рамках операции «Катапульта» наносят удар по французским кораблям в Мерс-эль-Кебире. К концу июля британцы уничтожают или нейтрализуют почти весь французский флот.

Присоединение Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины к СССР

Ещё осенью 1939 года Эстония, Латвия и Литва заключили с СССР договоры о взаимопомощи, также известные как договоры о базах, в соответствии с которыми на территории этих стран были размещены советские военные базы. 17 июня 1940 года СССР предъявляет прибалтийским государствам ультиматум, требуя отставки правительств, формирования вместо них народных правительств, роспуска парламентов, проведения внеочередных выборов и согласия на ввод дополнительного контингента советских войск. В сложившейся обстановке прибалтийские правительства были вынуждены принять эти требования. При активной поддержке из Москвы в Эстонии, Латвии и Литве одновременно происходят государственные перевороты. К власти приходят правительства, дружественные коммунистам.

После ввода на территорию Прибалтики дополнительных частей Красной Армии, в середине июля 1940 года в Эстонии, Латвии и Литве, в условиях значительного советского военного присутствия проводятся безальтернативные выборы в верховные органы власти. Коммунистически настроенные партии были единственными партиями, допущенными к выборам. В своих предвыборных программах они ни слова не упоминали о планах присоединения к СССР[48]. 21 июля 1940 года вновь избранные парламенты, в составе которых оказалось просоветски настроенное большинство[48], провозглашают создание советских социалистических республик и направляют Верховному Совету СССР прошения о вступлении в Советский Союз. 3 августа Литовская ССР, 5 августа — Латвийская ССР, а 6 августа — Эстонская ССР были приняты в состав СССР.

27 июня 1940 года правительство СССР направляет румынскому правительству две ультимативные ноты, требуя возврата Бессарабии и передачи СССР Северной Буковины в качестве «возмещения того громадного ущерба, который был нанесен Советскому Союзу и населению Бессарабии 22-летним господством Румынии в Бессарабии». Бессарабия была присоединена к Российской империи в 1812 году после победы над Турцией в Русско-турецкой войне 1806—1812 годов; в 1918 году, воспользовавшись Гражданской войной на территории бывшей Российской империи, Румыния ввела войска на территорию Бессарабии, а затем включила её в свой состав. Буковина никогда не входила в состав Российской империи (исторически почти вся Буковина, кроме её южной части, принадлежали Руси в X—XI веках), но была населена преимущественно украинцами. Румыния, не рассчитывая на поддержку со стороны других государств в случае войны с СССР, была вынуждена согласиться на удовлетворение этих требований. 28 июня Румыния выводит свои войска и администрацию из Бессарабии и Северной Буковины, после чего туда вводятся советские войска. 2 августа на части территории Бессарабии и части территории бывшей Молдавской АССР образована Молдавская ССР. Юг Бессарабии и Северная Буковина организационно включены в состав Украинской ССР.

Битва за Британию

После капитуляции Франции Германия предлагает Великобритании заключить мир, однако получает отказ. 16 июля 1940 года Гитлер издаёт директиву о вторжении в Великобританию (операция «Морской лев»). Однако командование немецких ВМС и сухопутных сил, ссылаясь на мощь британского флота и отсутствие у вермахта опыта десантных операций, требует от ВВС вначале обеспечить господство в воздухе. С августа немцы начинают бомбардировки Великобритании с целью подорвать её военно-экономический потенциал, деморализовать население, подготовить вторжение и в конечном счёте принудить её к капитуляции. Немецкие ВВС и ВМС совершают систематические нападения на английские корабли и конвои в Ла-Манше. С 4 сентября немецкая авиация приступает к массированным бомбардировкам английских городов на юге страны: Лондон, Рочестер, Бирмингем, Манчестер.

Несмотря на то, что англичане понесли в ходе бомбардировок большие потери среди мирного населения, им, по сути, удаётся выиграть битву за Британию — Германия вынуждена отказаться от проведения десантной операции. С декабря активность германских ВВС значительно снижается из-за ухудшившихся погодных условий. Добиться своей главной цели — вывести Великобританию из войны — немцам так и не удалось.

Сражения в Африке, Средиземноморье и на Балканах

После вступления Италии в войну итальянские войска начинают боевые действия за контроль над Средиземноморьем, Северной и Восточной Африкой. 11 июня итальянская авиация наносит удар по британской военно-морской базе на Мальте. 13 июня итальянцы бомбардируют британские базы в Кении. В начале июля итальянские войска вторгаются с территории Эфиопии и Сомали в британские колонии Кению и Судан, однако из-за нерешительных действий далеко продвинуться им не удаётся. 3 августа 1940 итальянские войска вторгаются в Британское Сомали. Пользуясь численным превосходством, им удаётся вытеснить британские и южноафриканские войска через пролив в британскую колонию Аден.

После капитуляции Франции администрации некоторых французских колоний отказались признать вишистское правительство. В Лондоне генерал Де Голль сформировал движение «Сражающаяся Франция», не признавшее позорную капитуляцию. Британские вооружённые силы вместе с отрядами «Сражающейся Франции» начинают борьбу с вишистскими войсками за контроль над колониями. К сентябрю им удаётся мирным путём установить контроль практически над всей Французской Экваториальной Африкой. 27 октября в Браззавиле образован высший орган управления французскими территориями, занятыми войсками Де Голля, — Совет обороны Империи. 24 сентября британские войска и части «Сражающейся Франции» терпят поражение от вишистских войск в Сенегале (Дакарская операция). Однако в ноябре им удаётся захватить Габон (Габонская операция).

13 сентября итальянцы вторгаются с территории Ливии в британский Египет. Заняв 16 сентября Сиди-Баррани, итальянцы останавливаются, а англичане отходят к Мерса-Матрух. Чтобы улучшить своё положение в Африке и Средиземноморье, итальянцы решают захватить Грецию. После отказа греческого правительства пропустить итальянские войска на свою территорию 28 октября 1940 Италия начинает наступление. Итальянцам удаётся захватить часть греческой территории, однако к 8 ноября они остановлены, а 14 ноября греческая армия переходит в контрнаступление, полностью освобождает территорию страны и вступает в Албанию.

В ноябре 1940 года английская авиация наносит удар по итальянскому флоту в Таранто, что крайне затрудняет морские перевозки грузов для итальянских войск в Северную Африку. Воспользовавшись этим, 9 декабря 1940 года английские войска переходят в наступление в Египте, в январе занимают всю Киренаику и к февралю 1941 года выходят в район Эль-Агейла.

В начале января англичане предпринимают также наступление в Восточной Африке. Отбив 21 января у итальянцев Кассалу, они вторгаются из Судана в Эритрею, захватывают Кэрэн (27 марта), Асмэру (1 апреля) и порт Массава (8 апреля). В феврале британские войска из Кении проникают в Итальянское Сомали; 25 февраля они занимают порт Могадишо, а затем поворачивают на север и вступают в Эфиопию. 16 марта английский десант высаживается в Британском Сомали и вскоре наносит там поражение итальянцам. Вместе с английскими войсками в Эфиопию прибывает свергнутый итальянцами в 1936 году император Хайле Селассие. К англичанам присоединяются многочисленные отряды эфиопских партизан. 17 марта британские и эфиопские войска занимают Джиджигу, 29 марта — Харар, 6 апреля — столицу Эфиопии Аддис-Абебу. Итальянская колониальная империя в Восточной Африке прекращает существование. Остатки итальянских войск продолжают сопротивляться на территории Эфиопии и Сомали до 27 ноября 1941 года.

В марте 1941 года в морском сражении у острова Крит англичане наносят очередное поражение итальянскому флоту. 2 марта в Греции начинают высадку английские и австралийские войска. 9 марта итальянские войска предпринимают новое наступление против греков, однако в ходе шестидневных ожесточённых боёв они терпят полное поражение и к 26 марта вынуждены отойти на исходные позиции.

Потерпев полное поражение на всех фронтах, Муссолини вынужден просить помощи у Гитлера. В феврале 1941 года в Ливию прибывает немецкий экспедиционный корпус под командованием генерала Роммеля. 31 марта 1941 года итало-немецкие войска переходят в наступление, отбивают у англичан Киренаику и выходят к границам Египта, после чего фронт в Северной Африке стабилизируется до ноября 1941 года.

Изменения в составе воюющих коалиций

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Постепенно начинает пересматривать свой внешнеполитический курс правительство США. Оно всё более активно поддерживает Великобританию, становясь её «невоюющим союзником» (см. Атлантическая хартия). В мае 1940 года Конгресс США утверждает сумму в 3 млрд долларов на нужды армии и флота, а летом — в 6,5 млрд, в том числе 4 млрд на строительство «флота двух океанов». Увеличиваются поставки вооружения и снаряжения для Великобритании. 2 сентября 1940 года США передают Великобритании 50 эсминцев в обмен на аренду 8 военных баз в английских колониях в Западном полушарии. Согласно принятому Конгрессом США 11 марта 1941 года закону о передаче военных материалов воюющим странам взаймы или в аренду (см. Ленд-лиз), Великобритании ассигновано 7 млрд долларов. Позднее ленд-лиз распространяется на Китай, Грецию и Югославию. Северная Атлантика объявлена «зоной патрулирования» военного флота США, который одновременно приступает к конвоированию направляющихся в Великобританию торговых судов.

В переговорах 12 и 13 октября 1940 года немецкие дипломаты предлагают СССР присоединиться к «Пакту Оси» в надежде, что Союз примет участие в создании могущественного «Континентального блока» (нем. Gewaltigen Kontinentalblock) и сочтёт Индию и Иран областью своих интересов и контроля в Азии, что в конечном счёте приведёт к капитуляции Англии и её союзников.

Немецким Генеральным штабом ещё до переговоров был 13 июля составлен план военных действий против СССР. Тогда Гитлеру стало ясно, что Англия серьёзно рассчитывает на помощь со стороны СССР. Также до 12 ноября Гитлером было подписано указание (нем. Weisung Nr.18), согласно которому все отданные ранее устные распоряжения о подготовке к войне должны были выполняться независимо от результатов переговоров[49].

На переговорах в Берлине 12 ноября Молотов подчеркнул, что в то время Советский Союз слабо заинтересован в проявлении активности в Азии и не возражает присоединиться к «Пакту Оси» как партнёрК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4615 дней], но не орудие осуществления державами оси их частных интересов. При этом его интересует, в первую очередь, аннексия Финляндии и принадлежащей тогда Румынии Южной Буковины. К тому же он потребовал от Германии согласия на расторжение заключённого ею ранее Венского соглашения от 30 августа 1940 года, дающего Румынии определённые гарантии, а также подтвердил интересы в Болгарии и потребовал согласия на длительное присутствие советских войск в проливах Босфор и Дарданеллы.

Кроме этих конкретных требований, была высказана мысль о том, что Румыния, Болгария, Греция и Югославия представляют собой область государственных интересов Советского Союза. Гитлера это категорически не устраивало, и переговоры закончились 14 ноября ничем, и в «холодной атмосфере».

25 ноября Сталин смягчил требования, указав, что условием вступления СССР в пакт является согласие на объявление зоной интересов СССР Финляндии, Болгарии, а также права на создание опорных пунктов в Турции. Но немецкая сторона не ответила вообще.

После этого Гитлер утверждает план нападения на СССР. Для этих целей Германия начинает искать себе союзников в Восточной Европе. 20 ноября к Тройственному союзу присоединяется Венгрия, 23 ноября — Румыния, 24 ноября — Словакия, в 1941 году — Болгария, Финляндия и Испания. 25 марта 1941 года к пакту присоединяется Югославия, однако 27 марта в Белграде происходит военный переворот, и к власти приходит правительство Симовича, которое объявляет королём юного Петра II и провозглашает нейтралитет Югославии. 5 апреля Югославия заключает с СССР договор о дружбе и ненападении. Ввиду нежелательного для Германии развития событий Гитлер принимает решение о проведении военной операции против Югославии и помощи итальянским войскам в Греции.

Сражения на Балканах и на Ближнем Востоке

6 апреля 1941 года, после массированной бомбардировки крупных городов, железнодорожных узлов и аэродромов, Германия и Венгрия вторгаются в Югославию. Одновременно итальянские войска при поддержке немцев проводят очередное наступление в Греции. К 8 апреля вооружённые силы Югославии рассечены на несколько частей и фактически перестают существовать как единое целое. 9 апреля немецкие войска, пройдя через югославскую территорию, выходят в Грецию и захватывают Салоники, заставив капитулировать греческую Восточно-Македонскую армию[en]. 10 апреля немцы захватывают Загреб. 11 апреля лидер хорватских нацистов Анте Павелич провозглашает независимость Хорватии и призывает хорватов покинуть ряды югославской армии, что ещё более подрывает её боеспособность. 13 апреля немцы захватывают Белград. 15 апреля югославское правительство бежит из страны. 16 апреля немецкие войска входят в Сараево. 16 апреля итальянцы занимают Бар и остров Крк, а 17 апреля — Дубровник. В тот же день югославская армия капитулирует, а 344 тыс. её солдат и офицеров попадают в плен.

После разгрома Югославии немцы и итальянцы бросают все силы в Грецию. 20 апреля капитулирует Эпирская армия. Попытка англо-австралийского командования создать оборонительный рубеж у Фермопил, чтобы закрыть вермахту путь в среднюю Грецию, не увенчалась успехом, и 20 апреля командование союзных войск принимает решение об эвакуации своих сил. 21 апреля взята Янина. 23 апреля Цолакоглу подписывает акт об общей капитуляции греческих вооружённых сил. 24 апреля король Георг II вместе с правительством бежит на Крит. В тот же день немцы захватывают острова Лемнос, Фарос и Самофракию. 27 апреля захвачены Афины.

20 мая немцы высаживают десант на Крите, который находится в руках англичан. Хотя британский флот и срывает попытку немцев доставить подкрепления по морю, 21 мая десантники захватывают аэродром в Малеме и обеспечивают переброску подкреплений по воздуху. Несмотря на упорную оборону, британские войска вынуждены к 31 мая оставить Крит. Ко 2 июня остров полностью оккупирован. Но ввиду больших потерь немецких парашютистов Гитлер отказывается от планов проведения дальнейших десантных операций по захвату Кипра и Суэцкого канала.

В результате вторжения Югославия расчленена на части. Германия аннексирует Северную Словению, Венгрия — Западную Воеводину, Болгария — вардарскую Македонию, Италия — Южную Словению, часть побережья Далмации, Черногорию и Косово. Хорватия объявлена независимым государством под итало-немецким протекторатом. В Сербии создано коллаборационистское правительство Недича.

После разгрома Греции Болгария аннексирует Восточную Македонию и Западную Фракию; остальная часть страны разделена на итальянскую (западную) и германскую (восточную) оккупационные зоны.

1 апреля 1941 года в результате переворота в Ираке власть захватывает прогерманская националистическая группировка Рашида Али-Гайлани. По договоренности с режимом Виши Германия 12 мая приступает к транспортировке через Сирию, подмандатную Франции, военного снаряжения в Ирак. Но занятые подготовкой к войне с СССР немцы не в состоянии оказать существенной помощи иракским националистам. Английские войска вторгаются в Ирак и свергают правительство Али-Гайлани. 8 июня англичане вместе с частями «Сражающейся Франции» вторгаются в Сирию и Ливан и к середине июля вынуждают вишистские войска капитулировать.

По оценкам руководства Великобритании и СССР существовала угроза вовлечения в 1941 году на сторону Германии в качестве активного союзника Ирана. Поэтому с 25 августа 1941 года по 17 сентября 1941 года была осуществлена совместная англо-советская операция по оккупации Ирана. Её целью являлась защита иранских нефтяных месторождений от возможного захвата их войсками Германии и защита транспортного коридора (Трансиранский маршрут), по которому союзниками осуществлялись поставки по ленд-лизу для Советского Союза. В ходе операции вооружённые силы союзников вторглись в Иран и установили свой контроль над железными дорогами и нефтяными месторождениями Ирана. При этом войска Великобритании оккупировали Южный Иран. Войска СССР оккупировали Северный Иран.

Азия

В Китае японцы в 19391941 годах захватили юго-восточную часть страны. Китай из-за сложной внутриполитической обстановки в стране не мог оказать серьёзного отпора (см.: Гражданская война в Китае). После капитуляции Франции администрация Французского Индокитая признала вишистское правительство. Таиланд, воспользовавшись ослаблением Франции, выступил с территориальными претензиями на часть Французского Индокитая. В октябре 1940 года таиландские войска вторглись во Французский Индокитай. Таиланду удалось нанести ряд поражений вишистской армии. 9 мая 1941 года под давлением Японии режим Виши вынужден был подписать мирный договор, по которому Таиланду отошёл Лаос и часть Камбоджи. После потери вишистским режимом ряда колоний в Африке возникла также угроза захвата Индокитая британцами и деголлевцами. Чтобы не допустить этого, в июне 1941 года фашистское правительство согласилось на ввод в колонию японских войск.

Второй период войны (июнь 1941 — ноябрь 1942 годов)

Предыстория вторжения в СССР

Трагическое начало войны для Красной армии — одна из самых зашифрованных страниц нашей истории. Уже можно говорить о поколениях историков, пытающихся выяснить истинные причины наших неудач в начале войны, однако эта проблема до сих пор не решена.

П.Н. Бобылев, кандидат исторических наук, доцент, ведущий научный сотрудник Института военной истории Министерства обороны Российской Федерации[50].

Таким образом, и Германия, и СССР тщательно готовились к войне. С января 1941 г. этот процесс вступил в заключительную стадию, что делало начало советско-германской войны неизбежным именно в 1941 г., кто бы ни был её инициатором. Как ныне известно, обе стороны, не подозревая об этом, в своих расчетах исходили из того, что война начнется по их собственной инициативе. […]
К сожалению, практически все эти документы (советские военные планы) остаются секретными, и вряд ли историки в скором времени смогут исследовать их.

М.И. Мельтюхов, российский историк, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Всероссийского НИИ документоведения и архивного дела[26][51].

В июне 1940 года Гитлер приказывает начать подготовку нападения на СССР, и ОКХ 22 июля начинает разработку плана нападения, получившего кодовое наименование «Операция Барбаросса». 31 июля 1940 года на совещании с высшим военным командованием в Бергхофе Гитлер заявил:

[…] Надежда Англии — Россия и Америка. Если надежда на Россию отпадет, отпадет и Америка, ибо отпадение России в неприятной мере усилит значение Японии в Восточной Азии, Россия — восточноазиатская шпага Англии и Америки против Японии. […]
Россия — это тот фактор, на который более всего ставит Англия. Что-то такое в Лондоне все-таки произошло! Англичане были уже совершенно down*, а теперь опять поднялись. Из прослушивания разговоров видно, что Россия неприятно поражена быстрым ходом развития событий в Западной Европе. […]
Но если Россия окажется разбитой, последняя надежда Англии угаснет. Властелином Европы и Балкан тогда станет Германия.
Решение: в ходе этого столкновения с Россией должно быть покончено. Весной 41-го. […]
* Внизу (англ.)

Ф. Гальдер. «Военный дневник». Конспект речи Гитлера 31 июля 1940 года[52].

29 ноября — 7 декабря 1940 года генеральный штаб сухопутных войск вермахта провёл оперативно-стратегическую игру на картах по плану агрессии против СССР. 18 декабря 1940 года план «Барбаросса» утверждён Верховным главнокомандующим директивой № 21. Примерный срок завершения военных приготовлений — 15 мая 1941 года. С конца 1940 года началась постепенная переброска немецких войск к границам СССР, интенсивность которой резко увеличилась после 22 мая. Германское командование старалось создать впечатление, что это отвлекающий манёвр и «главной задачей на летний период остаётся операция по вторжению на острова, а меры против Востока носят лишь оборонительный характер и их объём зависит только от русских угроз и военных приготовлений»[53]. Началась кампания по дезинформации против советской разведки, получавшей многочисленные противоречивые сообщения о сроках (конец апреля — начало мая, 15 апреля, 15 мая — начало июня, 14 мая, конец мая, 20 мая, первые числа июня и др.) и условиях войны (после и до начала войны с Англией, различные требования к СССР перед началом войны и др.).

В конце декабря 1940 года (анонсировано в конце сентября 1940 года) в Москве тайно проходит крупнейшее совещание высшего руководящего состава РККА с упором на характер наступательных операций, а также проводятся две оперативно-стратегические игры на картах под общим названием «Наступательная операция фронта с прорывом УР»[54]. Материалы совещания были засекречены до 1990 года, а ход игр и соотношение сил не раскрывались или были искажены на прямо противоположные[55][56][57][58]. На самом деле на играх рассматривались действия крупной ударной группировки советских войск с государственной границы СССР в направлении (соответственно) Польша — Восточная Пруссия и Венгрия — Румыния. СССР, по заданию игр, был обороняющейся стороной, однако сам ход игр начинался собственно с наступления РККА, причём во второй игре армия СССР начинала наступление 90-180 км западнее границы[59]. Планирование и отработка оборонных действий в Красной армии в стратегическом масштабе с осени 1940 года до самого начала войны не проводились[50].

8 марта 1941 года Политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение провести в конце мая — начале июня того же года учебные сборы, по которым должно было быть призвано 975 870 военнообязанных на срок от 30 до 90 дней (подавляющее большинство призывается на срок от 45 дней и более). Одни историки рассматривают это как элемент скрытой мобилизации в условиях сложной политической обстановки — благодаря им стрелковые дивизии в приграничных и внутренних округах получили по 1900—6000 человек, а численность около 20 дивизий практически достигла штатного расписания военного времени. Другие историки не связывают сборы с политической обстановкой и объясняют их переподготовкой состава «в духе современных требований». Историки М. И. Мельтюхов, В. А. Невежин, публицисты Виктор Суворов и др. находят в сборах признаки подготовки СССР к нападению на Германию.

27 марта в Югославии происходит переворот и к власти приходят антинемецкие силы. Гитлер принимает решение о проведении операции против Югославии и помощи итальянским войскам в Греции, откладывая весеннее нападение на СССР на июнь 1941.

10 июня главнокомандующий Сухопутных войск Германии генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич издаёт приказ о сроке начала войны против СССР — 22 июня.

13 июня в западные округи отправлены директивы («Для повышения боевой готовности…») о начале выдвижения частей первого и второго эшелонов к границе, в ночное время и под видом учений. В ночь с 13 на 14 июня (пятница-суббота) на западных территориях СССР начинается операция по выселению «социально-чуждого элемента» вглубь страны. Всего было депортировано около 100 тысяч человек. 14 июня выходит сообщение ТАСС, что для войны с Германией нет никаких оснований и что слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными. Одновременно с сообщением ТАСС начинается массовая скрытая переброска советских войск из так называемого второго стратегического эшелона к западным границам СССР. 18 июня издан приказ о приведении в оперативную готовность № 1 некоторых частей западных округов. 21 июня, после поступления нескольких сведений о завтрашнем нападении, в 23:30 в войска направлена Директива № 1, содержавшая вероятную дату нападения Германии и приказы быть в боеготовности и вместе с тем «не поддаваться ни на какие провокационные действия».

Некоторые источники (Виктор Суворов, Мельтюхов) рассматривают движение советских войск к границе не как оборонительную меру, а как подготовку нападения на Германию, называя различные даты нападения: июль 1941 года, 1942 год. Отдельно от этого утверждения существует тезис о превентивной войне Германии против СССР. Противники версии о подготовке СССР к нападению на Германию утверждают, что никаких явных доказательств подготовки не существует, а все признаки подготовки якобы к нападению являются подготовкой к войне как таковой, безотносительно к нападению или отражению агрессии.

Вторжение в СССР

Ранним воскресным утром, 22 июня 1941 года, Германия при поддержке своих союзников — Италии, Венгрии, Румынии, Финляндии и Словакии — внезапно[61][62] и без предупреждения[63] напала на СССР. Началась Великая Отечественная война.

Немецкие войска наносят мощный внезапный удар по всей западной советской границе тремя группами армий: «Север», «Центр» и «Юг». В первый же день уничтожена или захвачена значительная часть советских боеприпасов, горючего и военной техники; уничтожено около 1200 самолётов. 2325 июня советские фронты пытаются нанести контрудары, однако терпят неудачу.

К концу первой декады июля немецкие войска захватывают Латвию, Литву, Белоруссию, значительную часть Украины, Молдавии и Эстонии. Основные силы советского Западного фронта разгромлены в Белостокско-Минском сражении.

Советский Северо-Западный фронт потерпел поражение в приграничном сражении и отброшен. Однако советский контрудар под Сольцами 1418 июля привёл к приостановке немецкого наступления на Ленинград почти на 3 недели.

22 июня в 6.05 утра советские самолёты бомбардировали финские линкоры на ВМБ Соттунга, в 6.15 — укрепления острова Альшер в архипелаге перед городом Турку, а в 6.45 — транспортные суда в порту Корпо. В 7.55 начали действовать батареи советской артиллерии с мыса Ханко. В Петсамо одно из судов было обстреляно через границу[64].

25 июня советские самолёты бомбят финские аэродромы. 26 июня Финляндия объявляет войну СССР, финские войска переходят в контрнаступление и вскоре возвращают себе Карельский перешеек, ранее захваченный Советским Союзом, не переходя старую историческую российско-финскую границу на Карельском перешейке (севернее Ладожского озера старая граница была пересечена на большую глубину). 29 июня германо-финские войска предпринимают наступление в Заполярье, но продвижение в глубь советской территории остановлено.

На Украине советский Юго-Западный фронт также терпит поражение и отброшен от границы, но контрудар советских мехкорпусов не позволяет немецким войскам совершить глубокий прорыв и захватить Киев.

В новом наступлении на центральном участке советско-германского фронта, предпринятом 10 июля, группа армий «Центр» уже 16 июля захватывает Смоленск и окружает основные силы воссозданного советского Западного фронта. На волне этого успеха, а также учитывая необходимость поддержать наступление на Ленинград и Киев, 19 июля Гитлер, несмотря на возражения армейского командования, отдаёт приказ перенести направление главного удара с московского направления на южное (Киев, Донбасс) и северное (Ленинград)[65]. В соответствии с этим решением танковые группы, наступавшие на Москву, выведены из состава группы «Центр» и направлены на юг (2-я танковая группа) и на север (3-я танковая группа). Наступление на Москву должны продолжить пехотные дивизии группы армий «Центр», однако сражение в районе Смоленска продолжалось, и 30 июля группа армий «Центр» получила приказ перейти к обороне. Таким образом, наступление на Москву отложено. 89 августа группа армий «Север» возобновила наступление на Ленинград. Фронт советских войск рассечён, они вынуждены отходить по расходящимся направлениям к Таллину и Ленинграду. Оборона Таллина сковала часть немецких сил, однако 28 августа советские войска вынуждены начать эвакуацию. 8 сентября, с захватом Шлиссельбурга, немецкие войска берут Ленинград в кольцо.

4 сентября начальник главного штаба вооружённых сил Германии генерал Йодль получает от маршала Маннергейма категорический отказ наступать на Ленинград[66].

6 сентября Гитлер своим приказом (Weisung Nr.35) останавливает наступление группы войск «Север» на Ленинград и отдаёт приказание фельдмаршалу Леебу отдать все танки и значительное число войск для того, чтобы «как можно быстрее» начать наступление на Москву[67][68]. Отказавшись от штурма Ленинграда, группа армий «Север» 16 октября предпринимает наступление на тихвинском направлении, намереваясь соединиться с финскими войсками восточнее Ленинграда. Однако контрудар советских войск под Тихвином освобождает город и останавливает противника.

На Украине в начале августа войска группы армий «Юг» отрезают от Днепра и окружают под Уманью две советские армии. Однако захватить Киев им снова не удалось. Только после поворота войск южного фланга группы армий «Центр» (2-й армии и 2-й танковой группы) на юг положение советского Юго-Западного фронта резко ухудшилось. Немецкая 2-я танковая группа, отразив контрудар Брянского фронта, форсирует Десну и 15 сентября соединяется с 1-й танковой группой, наступавшей с Кременчугского плацдарма. В результате сражения за Киев оказался полностью разгромлен советский Юго-Западный фронт.

Катастрофа под Киевом открыла немцам путь на юг. 5 октября 1-я танковая группа вышла к Азовскому морю у Мелитополя, отрезав войска Южного фронта. В октябре 1941 года немецкие войска захватывают почти весь Крым, кроме Севастополя.

Поражение на юге открыло немцам дорогу на Донбасс и Ростов. 24 октября пал Харьков, к концу октября были заняты основные города Донбасса. 17 октября пал Таганрог. 21 ноября 1-я танковая армия вошла в Ростов-на-Дону, достигнув целей плана «Барбаросса» на юге. Однако 29 ноября советские войска выбивают немцев из Ростова, и до лета 1942 линия фронта на юге устанавливается на рубеже р. Миус.

30 сентября 1941 года немецкие войска начинают наступление на Москву. В результате глубоких прорывов немецких танковых соединений основные силы советских Западного, Резервного и Брянского фронта оказались в окружении в районе Вязьмы и Брянска. Всего в плен попало более 660 тыс. человек.

Остатки Западного и Резервного фронтов 10 октября объединяются в единый Западный фронт под командованием генерала армии Г. К. Жукова.

1518 ноября немецкие войска с окончанием распутицы возобновляют наступление на Москву, однако к декабрю остановлены на всех направлениях.

1 декабря командующий войсками группы «Центр» генерал фельдмаршал фон Бок докладывает о том, что войска выдохлись и не способны продолжать наступление. [67]

5 декабря 1941 года Калининский, Западный и Юго-Западный фронты переходят в контрнаступление. Успешное продвижение советских войск заставляет противника перейти к обороне по всей линии фронта. В декабре в результате наступления войска Западного фронта освобождают Яхрому, Клин, Волоколамск, Калугу; Калининский фронт освобождает Калинин; Юго-Западный фронт — Ефремов и Елец. В итоге к началу 1942 года немцы отброшены на 100—250 км на запад. Поражение под Москвой стало первым крупным поражением вермахта в этой войне.

Успех советских войск под Москвой побуждает советское командование перейти в широкомасштабное наступление. 8 января 1942 года силы Калининского, Западного и Северо-Западного фронта переходят в наступление против немецкой группы армий «Центр». Им не удаётся выполнить поставленной задачи, и после нескольких попыток, к середине апреля, приходится прекратить наступление, понеся большие потери. Немцы сохраняют Ржевско-Вяземский плацдарм, представляющий опасность для Москвы. Попытки Волховского и Ленинградского фронтов деблокировать Ленинград также не увенчались успехом и привели к окружению в марте 1942 года части сил Волховского фронта.

Наступление японцев в Тихом океане

7 декабря 1941 года Япония наносит удар по американской военно-морской базе Пёрл-Харбор. В ходе нападения, в котором участвовал 441 самолёт, базировавшийся на шести японских авианосцах, потоплено и серьёзно повреждено 8 линкоров, 6 крейсеров и более 300 самолётов США. Таким образом, за один день уничтожена большая часть линкоров Тихоокеанского флота США. Однако главная к тому времени сила флота — авианосное соединение — на базе отсутствует.

Помимо США на следующий день войну Японии объявляют также Великобритания, Нидерланды (правительство в эмиграции), Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южно-Африканский Союз, Куба, Коста-Рика, Доминиканская Республика, Сальвадор, Гондурас и Венесуэла. 11 декабря Германия и Италия, а 13 декабря — Румыния, Венгрия и Болгария — объявляют войну США.

8 декабря японцы блокируют английскую военную базу в Гонконге и начинают вторжение в Таиланд, британскую Малайю и американские Филиппины. Вышедшая на перехват британская эскадра подвергается ударам с воздуха, и два линкора — ударная сила англичан в этом районе Тихого океана — идут ко дну.

Таиланд после непродолжительного сопротивления соглашается на заключение военного союза с Японией и объявляет войну США и Великобритании. Японская авиация с территории Таиланда начинает бомбардировки Бирмы.

10 декабря японцы захватывают американскую базу на острове Гуам, 23 декабря — на острове Уэйк, 25 декабря пал Гонконг. 8 декабря японцы прорывают британскую оборону в Малайе и, стремительно наступая, оттесняют британские войска в Сингапур. Сингапур, который до этого британцы считали «неприступной крепостью», пал 15 февраля 1942 года, после 6-дневной осады. Около 70 тыс. британских и австралийских солдат попадают в плен.

На Филиппинах в конце декабря 1941 японцы захватывают острова Минданао и Лусон. Остаткам американских войск удаётся закрепиться на полуострове Батаан и острове Коррехидор.

11 января 1942 японские войска вторгаются в Голландскую Ост-Индию и вскоре захватывают острова Борнео и Целебс. 28 января японский флот наносит поражение англо-голландской эскадре в Яванском море. Союзники пытаются создать мощную оборону на острове Ява, однако ко 2 марта капитулируют.

23 января 1942 год японцы захватывают архипелаг Бисмарка, в том числе остров Новая Британия, а затем овладевают северо-западной частью Соломоновых островов, в феврале — островами Гилберта, и в начале марта вторгаются в Новую Гвинею.

8 марта, наступая в Бирме, японцы захватывают Рангун, в конце апреля — Мандалай, и к маю овладевают почти всей Бирмой, нанеся поражения британским и китайским войскам и отрезав южный Китай от Индии. Однако начало сезона дождей и недостаток сил не позволяют японцам развить свой успех и осуществить вторжение в Индию.

6 мая капитулирует последняя группировка американских и филиппинских войск на Филиппинах. К концу мая 1942 года Японии ценой незначительных потерь удаётся установить контроль над Юго-Восточной Азией и Северо-Западной Океанией. Американские, британские, голландские и австралийские войска терпят сокрушительное поражение, потеряв все свои основные силы в этом регионе.

Второй этап битвы за Атлантику

С лета 1941 года основной целью действий немецкого и итальянского флотов в Атлантике является уничтожение торговых судов, для того чтобы затруднить доставку в Великобританию вооружения, стратегического сырья и продовольствия. Немецкое и итальянское командование использует в Атлантике в основном подводные лодки, которые действуют на коммуникациях, связывающих Великобританию с Северной Америкой, африканскими колониями, Южно-Африканским Союзом, Австралией, Индией и СССР.

С конца августа 1941 года в соответствии с договорённостью правительств Великобритании и СССР начинаются взаимные военные поставки через советские северные порты, после чего значительная часть немецких подводных лодок начинает действовать в Северной Атлантике. Осенью 1941 года, ещё до вступления в войну США, отмечаются нападения немецких подводных лодок на американские корабли. В ответ Конгресс США 13 ноября 1941 года принимает две поправки к закону о нейтралитете, согласно которым снимается запрет на вход американских кораблей в зоны военных действий и разрешается вооружать торговые суда.

С укреплением противолодочной обороны на коммуникациях в июле — ноябре существенно сокращаются потери торгового флота Великобритании, её союзников и нейтральных стран. Во второй половине 1941 они составляют 172,1 тыс. брутто-тонн, что в 2,8 раза меньше по сравнению с первой половиной года.

Однако вскоре германский флот на короткое время перехватывает инициативу. После вступления в войну США значительная часть немецких подводных лодок начинает действовать в прибрежных водах Атлантического побережья Америки. В первой половине 1942 года потери англо-американских судов в Атлантике вновь возрастают. Но усовершенствование методов противолодочной обороны позволяет англо-американскому командованию с лета 1942 года улучшить обстановку на атлантических морских коммуникациях, нанести ряд ответных ударов германскому подводному флоту и оттеснить его в центральные районы Атлантики.

Немецкие подводные лодки действуют практически по всей акватории Атлантического океана: возле берегов Африки, Южной Америки, в Карибском бассейне. 22 августа 1942 года, после того как немцы потопили ряд бразильских судов, Бразилия объявляет войну Германии. После этого, опасаясь нежелательной реакции со стороны других стран Южной Америки, немецкие подводные лодки снижают свою активность в этом регионе.

В целом, несмотря на ряд успехов, Германия так и не смогла сорвать англо-американские морские перевозки. К тому же с марта 1942 года английская авиация начинает стратегические бомбардировки важных экономических центров и городов Германии, союзных и оккупированных стран.

Средиземноморско-африканские кампании

Летом 1941 года вся германская авиация, действовавшая в Средиземноморье, перебрасывается на советско-германский фронт. Это облегчает задачи англичан, которые, пользуясь пассивностью итальянского флота, захватывают инициативу в Средиземном море. К середине 1942 года англичане, несмотря на ряд неудач, полностью нарушают морское сообщение между Италией и итальянскими войсками в Ливии и Египте.

К лету 1941 года значительно улучшается положение английских сил в Северной Африке. Этому в значительной мере способствует полное поражение итальянцев в Эфиопии. Британское командование теперь получает возможность перебросить силы из Восточной Африки в Северную.

Используя выгодную обстановку, английские войска 18 ноября 1941 года переходят в наступление. 24 ноября немцы пытаются нанести контрудар, однако он заканчивается провалом. Англичане деблокируют Тобрук и, развивая наступление, занимают Эль-Газаль, Дерну и Бенгази. К январю англичане вновь овладевают Киренаикой, однако их войска оказываются рассредоточенными на огромном пространстве, чем и воспользовался Роммель. 21 января итало-немецкие войска переходят в наступление, прорывают английскую оборону и устремляются на северо-восток. У Эль-Газаля они, однако, остановлены, и фронт вновь стабилизируется на 4 месяца.

26 мая 1942 года Германия и Италия возобновляют наступление в Ливии. Англичане несут большие потери и вновь вынуждены отступать. 21 июня капитулирует английский гарнизон в Тобруке. Итало-немецкие войска продолжают успешно наступать и 1 июля подходят к английскому оборонительному рубежу у Эль-Аламейна в 60 км от Александрии, где из-за больших потерь вынуждены остановиться. В августе сменяется британское командование в Северной-Африке. 30 августа итало-немецкие войска вновь пытаются прорвать английскую оборону возле Эль-Халфы, однако терпят полную неудачу, что становится поворотным пунктом всей кампании.

23 октября 1942 года англичане переходят в наступление, прорывают оборону противника и к концу ноября освобождают всю территорию Египта, входят в Ливию и занимают Киренаику.

Тем временем в Африке продолжаются бои за французскую колонию Мадагаскар, находившуюся под вишистским управлением. Поводом для ведения боевых действий против колонии бывшего союзника для Великобритании явилась потенциальная угроза использования Мадагаскара немецкими подводными лодками в качестве базы для действий в Индийском океане. 5 мая 1942 года на острове высаживаются британские и южноафриканские войска. Французские войска оказывают упорное сопротивление, однако к ноябрю вынуждены капитулировать. Мадагаскар переходит под управление «Свободной Франции».

8 ноября 1942 года американо-английский десант начинает высадку во Французской Северной Африке. На следующий день главнокомандующий силами Виши Франсуа Дарлан договаривается с американцами о союзе и прекращении огня и берёт на себя всю полноту власти во Французской Северной Африке. В ответ немцы, с согласия вишистского правительства, занимают южную часть Франции и начинают переброску войск в Тунис. 13 ноября союзные войска начинают наступление в Тунис из Алжира, в этот же день англичанами взят Тобрук. Союзники достигли Западного Туниса и к 17 ноября столкнулись с немецкими войсками, которым к тому времени удалось занять восточную часть Туниса. К 30 ноября из-за плохой погоды линия фронта стабилизировалась до февраля 1943 года.

Создание Антигитлеровской коалиции

Сразу же после вторжения Германии в СССР представители Великобритании и США заявили о своей поддержке Советскому Союзу и начали оказывать ему экономическую помощь. 1 января 1942 года в Вашингтоне представители Большая четвёрка (СССР, США, Великобритании и Китая) подписали Декларацию Объединённых Наций, положив тем самым начало Антигитлеровской коалиции. Позднее к ней присоединилось ещё 22 страны.

Восточный фронт: второе немецкое крупномасштабное наступление

И советская, и немецкая стороны ждали от лета 1942 года реализации своих наступательных планов. Гитлер нацеливал основные усилия вермахта на южный сектор фронта, преследуя в первую очередь экономические цели.

Стратегический план советского командования на 1942 год состоял в том, чтобы «последовательно осуществить ряд стратегических операций на разных направлениях, чтобы заставить противника распылить свои резервы, не дать создать ему сильную группировку для отражения наступления ни в одном из пунктов»[69]. Основные усилия Красной Армии, по замыслам Ставки ВГК, предполагалось сосредоточить на центральном секторе советско-германского фронта. Планировалось также осуществить наступление под Харьковом, в Крыму и прорвать блокаду Ленинграда.

Однако предпринятое советскими войсками в мае 1942 года наступление под Харьковом закончилось провалом. Немецкие войска сумели парировать удар, разгромили советские войска и сами перешли в наступление. Сокрушительное поражение потерпели советские войска также в Крыму. 9 месяцев советские моряки удерживали Севастополь, и к 4 июля 1942 года остатки советских войск эвакуировались в Новороссийск. В итоге оборона советских войск на южном участке оказалась ослабленной. Пользуясь этим, немецкое командование предприняло стратегическое наступление на двух направлениях: на Сталинград и на Кавказ. После ожесточённых боев под Воронежем и в Донбассе немецким войскам группы армий «Б» удалось прорваться в большую излучину Дона. В середине июля началась Сталинградская битва, в которой советским войскам ценой больших потерь удалось сковать ударную группировку противника.

Наступавшая на Кавказ группа армий «А» 23 июля взяла Ростов-на-Дону и продолжила наступление на Кубань. 12 августа был взят Краснодар. Однако в боях в предгорьях Кавказа и под Новороссийском советским войскам удалось остановить противника.

Тем временем на центральном участке советское командование предприняло крупную наступательную операцию по разгрому ржевско-сычёвской группировки противника (9-й армии группы армий «Центр»). Однако проводимая с 30 июля по конец сентября Ржевско-Сычёвская операция не увенчалась успехом.

Не удалось также прорвать блокаду Ленинграда, хотя советское наступление заставило немецкое командование отказаться от штурма города.

Тихоокеанский фронт: Перелом

Третий период войны (ноябрь 1942 — июнь 1944 годов)

Перелом на Восточном фронте

19 ноября 1942 года Красная Армия переходит в контрнаступление под Сталинградом, где ценой невероятных усилий наносит переломное, отнявшее стратегическую инициативу у немецких войск поражение, в результате которого удаётся окружить и разгромить две немецкие, две румынские и одну итальянскую армии; в общей сложности 330 тыс. солдат уничтожено, около 92 тыс. взято в плен[70].

С 25 ноября по 20 декабря 1942 советское наступление на центральном участке советско-германского фронта (операция «Марс») закончилось неудачно.

В начале 1943 года советские войска переходят в контрнаступление по всему фронту. Освобождены Курск и множество других городов. В феврале-марте фельдмаршал Манштейн ещё раз перехватывает инициативу у советских войск и отбрасывает их на некоторых участках южного направления, однако развить успех ему не удаётся. В июле 1943 года немецкое командование в последний раз пытается вернуть себе стратегическую инициативу в битве под Курском, однако она заканчивается серьёзным поражением немецких войск. Начинается отступление немецких войск по всей линии фронта — им приходится оставить Орёл, Белгород, Новороссийск. Начинаются бои за Белоруссию и Украину. В битве за Днепр Красная Армия наносит Германии очередное поражение, освободив Левобережную Украину и Крым.

В конце 1943 — первой половине 1944 года основные боевые действия проходят на южном участке фронта. Немцы оставляют территорию Украины. Красная Армия на юге выходит к границе 1941 года и вступает на территорию Румынии.

Англо-американский десант в Африке и Италии

8 ноября 1942 года в Марокко высадился крупный англо-американский десант. Сломав слабое сопротивление войск, подконтрольных вишистскому правительству, к концу ноября, преодолев 900 км, вступили в Тунис, куда к этому времени немцы перебросили часть своих войск из Западной Европы.

Тем временем английская армия перешла в наступление в Ливии. Находившиеся здесь итало-немецкие войска не смогли удержаться у Эль-Аламейна и к февралю 1943 года, понеся большие потери, отступили в Тунис. 20 марта объединённые англо-американские войска перешли в наступление в глубь территории Туниса. Итало-немецкое командование пыталось эвакуировать свои войска в Италию, однако к тому времени британский флот полностью овладел Средиземноморьем и перерезал все пути к отступлению. 13 мая итало-немецкие войска капитулировали.

10 июля 1943 года союзники высадились в Сицилии. Находящиеся здесь итальянские войска сдались почти без боя, а сопротивление союзникам оказал немецкий 14-й танковый корпус. 22 июля американские войска захватили город Палермо, и немцы отступили на северо-восток острова, к Мессинскому проливу. К 17 августа немецкие части, потеряв всю бронетехнику и тяжёлое вооружение, переправились на Апеннинский полуостров. Одновременно с высадкой на Сицилии силы «Свободной Франции» высадились на Корсике (операция «Везувий»). Поражение итальянской армии резко ухудшило положение в стране. Выросло недовольство режимом Муссолини. Король Виктор Эммануил III принял решение арестовать Муссолини и поставить во главе страны правительство маршала Бадольо.

В сентябре 1943 года англо-американские войска высадились на юге Аппеннинского полуострова. Бадольо подписал с ними перемирие и объявил о выходе Италии из войны. Однако, воспользовавшись замешательством союзников, Гитлер освободил Муссолини (см. Операция «Дуб»), и на севере страны было создано марионеточное государство Республика Сало.

Осенью 1943 года войска США и Великобритании продвигались на север. 1 октября союзниками и итальянскими партизанами был освобождён Неаполь, к 15 ноября союзники прорвали оборону немцев на реке Волтурно и форсировали её. К январю 1944 года союзники достигли немецких укреплений «Зимней Линии» в районе Монте-Кассино и реки Гарильяно. В январе, феврале и марте 1944 года они три раза атаковали немецкие позиции с целью прорвать оборону противника на реке Гарильяно и войти в Рим, но из-за ухудшившейся погоды, сильных дождей, им это не удалось, и линия фронта стабилизировалась до мая. Вместе с тем 22 января союзники высадили войска в Анцио, к югу от Рима. В Анцио немцы предпринимали безуспешные контратаки. К маю погода улучшилась, и 11 мая союзники начали наступление (Битва под Монте-Кассино), прорвали оборону немецких войск в Монте-Кассино и 25 мая соединились с высаженным ранее десантом у Анцио. 4 июня 1944 года союзники освободили Рим.

Стратегические бомбардировки Германии в 1943 году

В январе 1943 на Касабланкской конференции было принято решение начать стратегические бомбардировки Германии совместными англо-американскими силами. Целями бомбардировок должны были стать как объекты военной промышленности, так и города Германии. Операция получила кодовое название «Пойнт-бланк».

В июле-августе 1943 года массированной бомбардировке был подвергнут Гамбург. Первым массированным налётом на объекты в глубине Германии стал двойной рейд на Швайнфурт и Регенсбург 17 августа 1943 года. Подразделения неохраняемых бомбардировщиков оказались неспособны защитить себя от атак немецких истребителей, и потери оказались значительными (около 20 %). Такие потери были признаны неприемлемыми, и 8-я воздушная армия[en] приостановила воздушные операции над Германией вплоть до прибытия истребителей P-51 Mustang, имевших достаточную дальность полёта, чтобы долететь до Берлина и обратно.

Гуадалканал. Азия

С августа 1942 года по февраль 1943 года японские и американские войска сражаются за контроль над островом Гуадалканал в составе архипелага Соломоновы острова. В этой битве на истощение в конце концов верх одерживают Соединённые Штаты. Необходимость направлять подкрепления на Гуадалканал ослабляет японские силы в Новой Гвинее, что способствует освобождению острова от японских войск, которое завершается в начале 1943 года.

В конце 1942 и в течение 1943 года британские войска предпринимают несколько безуспешных попыток контрнаступления в Бирме.

В ноябре 1943 года союзникам удаётся овладеть японским островом Тарава.

Конференции на третьем периоде войны

Быстрое развитие событий на всех фронтах, особенно на советско-германском, потребовало от союзников уточнения и согласования дальнейших планов ведения войны. Это было сделано на состоявшейся в ноябре 1943 года Тегеранской конференции.

Четвёртый период войны (июнь 1944 — май 1945)

Западный фронт Германии

6 июня 1944 года союзные силы США, Великобритании и Канады после двух месяцев отвлекающих манёвров проводят крупнейшую десантную операцию в истории и высаживаются в Нормандии.

В августе американские и французские войска высадились на юге Франции, освободили города Тулон и Марсель. 25 августа союзники входят в Париж и освобождают его вместе с отрядами французского Сопротивления.

В сентябре начинается союзное наступление на территорию Бельгии. К концу 1944 года немцам с большим трудом удаётся стабилизировать линию фронта на западе. 16 декабря немцы переходят в контрнаступление в Арденнах, а командование союзников направляет в Арденны подкрепления с других участков фронта и резервы. Немцам удаётся продвинуться на 100 км в глубь Бельгии, но 22 декабря американская 3-я армия генерала Паттона начала контрнаступление, атаковав немцев с юга, и к 25 декабря 1944 года немецкое наступление захлебнулось, а союзники перешли в общее контрнаступление. К 27 декабря немцы не удержали захваченных позиций в Арденнах и начали отступать. Стратегическая инициатива безвозвратно переходит к союзникам. В январе 1945 года немецкие войска предпринимают локальные отвлекающие контратаки в Эльзасе, которые также закончились неудачно. После этого американские и французские войска окружили части 19-й немецкой армии возле города Кольмар в Эльзасе и разгромили их к 9 февраля («Кольмарский котёл»). Союзники прорвали немецкие укрепления («Линия Зигфрида», или «Западный Вал») и начали вторжение в Германию.

В феврале-марте 1945 года союзники в ходе Маас-Рейнской операции захватили всю территорию Германии к западу от Рейна и форсировали Рейн. Немецкие войска, потерпев тяжёлые поражения в Арденнской и Маас-Рейнской операциях, отступили на правый берег Рейна. В апреле 1945 года союзники окружили немецкую группу армий «Б» в Руре и к 17 апреля разгромили её, и вермахт потерял Рурский промышленный район — важнейший промышленный район Германии. Союзники продолжили наступление в глубь Германии и 25 апреля встретились с советскими войсками на Эльбе. Ко 2 мая британские и канадские войска (21-я группа армий) захватили весь северо-запад Германии и достигли границ Дании.

После завершения Рурской операции высвободившиеся американские части перебросили на южный фланг в 6-ю группу армий, для захвата южных районов Германии и Австрии.

На южном фланге американские и французские войска, наступая, захватили юг Германии и Австрию. Части 7-й американской армии перешли через Альпы по Бреннерскому перевалу и 4 мая встретились с войсками 15-й группы армий союзников, наступавших в Северной Италии.

В Италии наступление союзников продвигалось очень медленно. Несмотря на все попытки, им так и не удалось в конце 1944 года прорвать линию фронта и форсировать реку По. В апреле 1945 года их наступление возобновилось, они преодолели немецкие укрепления («Готская линия»), и прорвались в долину реки По.

28 апреля 1945 года итальянские партизаны захватывают и казнят Муссолини. Полностью Северная Италия была очищена от немцев лишь в мае 1945 года.

Стратегические бомбардировки Германии в 1944—1945 годах

Когда операция Pointblank была официально завершена 1 апреля 1944 года, союзные ВВС были на пути к завоеванию превосходства в воздухе над всей Европой. Хотя стратегические бомбардировки в какой-то степени продолжались, ВВС союзников переключились на тактические бомбардировки в рамках обеспечения высадки в Нормандии. Только в середине сентября 1944 года стратегические бомбардировки Германии снова стали приоритетными для ВВС союзников[71].

Масштабным круглосуточным бомбардировкам — ВВС США днём, Великобритании ночью — подверглись многие промышленные районы Германии, главным образом Рур, за которыми последовали атаки непосредственно по городам, таким как Кассель, Пфорцгейм, Майнц[de] и часто критикуемая бомбардировка Дрездена.

Советское наступление

Летом 1944 года начинается наступление Красной армии в Восточной Белоруссии. К осени от немецких войск очищена почти вся ранее оккупированная ими территория СССР: Белоруссия, Украина, Прибалтика. Лишь на западе Латвии окружённая группировка немецких войск смогла продержаться до окончания войны.

В результате наступления советских войск на севере Финляндия объявила о своём выходе из войны. Однако немецкие войска отказываются покинуть территорию Финляндии. В результате бывшие «братья по оружию» вынуждены сражаться друг против друга. В августе в результате наступления Красной Армии выходит из войны Румыния, в сентябре — Болгария. Немцы начинают эвакуацию войск с территории Югославии и Греции, где власть в свои руки берут народно-освободительные движения. В феврале 1945 года проводится Будапештская операция, после которой последний европейский союзник Германии — Венгрия — вынуждена капитулировать. Начинается наступление в Польше, Красная Армия занимает Восточную Пруссию.

В конце апреля 1945 Красная армия начинает наступление на Берлин. Осознавая своё полное поражение, Гитлер и Геббельс покончили с собой. 2 мая после упорных двухнедельных боёв за германскую столицу генерал артиллерии Вейдлинг в сопровождении трёх немецких генералов перешёл линию фронта и сдался в плен. Через час, находясь в штабе 8-й гвардейской армии, он написал приказ о капитуляции Берлина. В ночь с 8 на 9 мая немецкое командование подписало акт о безоговорочной капитуляции всей нацистской Германии. Германия разделена на четыре оккупационные зоны: советскую, американскую, британскую и французскую.

Боевые действия после капитуляции Германии

Даже после безоговорочной капитуляции нацистской Германии продолжалось сопротивление отдельных частей немецких войск.

В ночь с 11 на 12 мая вблизи демаркационной линии около деревни Сливице в окрестностях города Пльзень в ходе продолжавшегося сутки боя были уничтожены остатки отступавших из Праги смешанных дивизий СС во главе с руководителем Управления СС в Богемии и Моравии обергруппенфюрером СС графом Карлом-Фридрихом фон Пюклер-Бургхаусом. В составе более чем семитысячной группировки немцев находились остатки дивизий СС «Валленштайн» и «Дас Райх».

14—15 мая в Северной Словении состоялось последнее сражение Второй мировой войны в Европе, в ходе которого Народно-освободительная армия Югославии нанесла поражение остаткам немецких войск и коллаборационистов.

Тихоокеанский театр военных действий

На Тихом океане боевые действия складывались также довольно успешно для союзников. В июне 1944 года американцы овладели Марианскими островами. В октябре 1944 года состоялось крупное сражение в заливе Лейте, в котором тактическую победу одержали силы США. В сухопутных сражениях японская армия действовала более успешно, и им удалось захватить весь Южный Китай и соединиться со своими войсками, которые действовали в то время в Индокитае.

Конференции четвёртого периода войны

К концу четвёртого периода войны победа союзников уже не вызывала сомнений. Однако им предстояло договориться о послевоенном устройстве мира и, в первую очередь, Европы. Обсуждение этих вопросов главами трёх союзных держав состоялось в феврале 1945 года в Ялте. Решения, принятые на Ялтинской конференции, на многие последующие годы определили ход послевоенной истории.

Пятый период войны (май 1945 — сентябрь 1945)

Окончание войны с Японией

После окончания войны в Европе последним противником стран антифашистской коалиции осталась Япония. К тому времени войну Японии объявили около 60 стран. Однако, несмотря на сложившуюся обстановку, японцы не собирались капитулировать и объявили о ведении войны до победного конца. В июне 1945 года японцы потеряли Индонезию, вынуждены были оставить Индокитай. 26 июля 1945 года США, Великобритания и Китай предъявили японцам ультиматум, однако он был отвергнут.

По итогам Ялтинской конференции СССР обязался в течение 3 месяцев перебросить войска из Европы на Дальний Восток и начать масштабное наступление к 8 августа 1945 года, взамен получая Курилы и Южный Сахалин[72].

6 августа на Хиросиму, а через три дня на Нагасаки американцами были сброшены атомные бомбы, и в результате два города оказались почти стёрты с лица земли. 8 августа СССР объявил войну Японии, а 9 августа начал наступление и в течение 2 недель нанёс сокрушительное поражение японской Квантунской армии в Маньчжоу-го. 2 сентября в 9:02 по токийскому времени (в 4:02 по московскому времени) на борту американского линкора «Миссури» был подписан акт о безоговорочной капитуляции Японии. Крупнейшая война в истории человечества завершилась.

Состояние войны между СССР и Японией было прекращено Совместной декларацией Союза Советских Социалистических Республик и Японии от 19 октября 1956 года. Вместе с тем мирный договор между СССР и Японией так и не был подписан. Япония оспаривает принадлежность России четырёх Южных Курильских островов.

Мнения и оценки

Мнения и оценки об итогах и последствиях Второй мировой войны крайне неоднозначны, что вызвано большой насыщенностью событий в относительно короткий по времени исторический период и огромным числом действующих лиц. Зачастую лидеры вовлекали[неизвестный термин] свои страны вопреки мнению большей части населения, лавирование и двуличие были в порядке вещей.

  • О планах завоевания для немцев «жизненного пространства на Востоке» будущий рейхсканцлер Германии Адольф Гитлер заявил ещё в 1925 году в своей книге «Mein Kampf».
  • Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, будучи военным министром, в 1918 году был одним из главных сторонников и основных инициаторов военной интервенции в Россию, заявив о необходимости «задушить большевизм в колыбели». С этого времени Великобритания и Франция с сателлитами последовательно добивались международной изоляции СССР, в результате чего в сентябре 1938 года было подписано Мюнхенское соглашение, прямо названное в СССР «Мюнхенским сговором», фактически развязавшее руки Гитлеру для агрессии в Восточной Европе. Тем не менее, после неудач Великобритании и союзников почти на всех театрах военных действий и нападения Германии на СССР в июне 1941 Черчилль заявил[73], что «для борьбы с гуннами (то есть немцами) готов на союз с кем угодно, даже с большевиками». В целом политика именно Британии дала Германии время и ресурсы для создания наиболее боеспособной в мире армии.
  • Уже после нападения Германии на СССР Черчилль, раздражённый советским послом Иваном Майским, требовавшим помощи большей, чем планировала предоставлять Великобритания, и недвусмысленно намекавшим в случае отказа на возможный проигрыш СССР, заявил[73]:

Вспомните, что ещё четыре месяца назад мы на нашем острове не знали, не выступите ли вы против нас на стороне немцев. Право же, мы считали это вполне возможным. Но даже тогда мы были убеждены в нашей конечной победе. Мы никогда не считали, что наше спасение в какой-либо мере зависит от ваших действий. Что бы ни случилось и как бы вы ни поступили, вы-то не имеете никакого права упрекать нас.

Здесь Черчилль слукавил: уже после войны он признал, что для захвата Великобритании Гитлеру хватило бы 150 тыс. солдатК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3258 дней]. Однако «континентальная политика» Гитлера требовала сначала захвата большей части самого большого материка — Евразии.

  • Касательно начала войны и успехов Германии в начальной её фазе глава Оперативного отдела Генштаба Германии генерал-полковник Альфред Йодль отметил[74]:

Если мы не потерпели крах ещё в 1939 году, то лишь потому, что во время польской кампании примерно 110 французских и английских дивизий на Западе пребывали в полном бездействии против 25 немецких дивизий.

Итоги войны

Вторая мировая война оказала огромное влияние на судьбы человечества. В ней участвовало 72 государства (80 % населения Земного шара). Военные действия велись на территории 40 государств. В вооружённые силы было мобилизовано 110 млн человек. Общие людские потери достигли 60—65 млн чел., из них убито на фронтах 27 млн человек, многие из них граждане СССР. Также большие людские потери понесли Китай, Германия, Япония и Польша.

Военные расходы и военные убытки составили 4 трлн долларов. Материальные затраты достигли 60—70 % национального дохода воевавших государств. Только промышленность СССР, США, Великобритании и Германии изготовила 652,7 тыс. самолётов (боевых и транспортных), 286,7 тыс. танков, самоходных орудий и бронемашин, свыше 1 млн артиллерийских орудий, свыше 4,8 млн пулемётов (без Германии), 53 млн винтовок, карабинов и автоматов и огромное количество другого вооружения и снаряжения. Война сопровождалась колоссальными разрушениями, уничтожением десятков тысяч городов и деревень, неисчислимыми бедствиями десятков миллионов людей.

В результате войны ослабла роль Западной Европы в общемировой политике. Главными державами в мире стали СССР и США. Великобритания и Франция, несмотря на победу, были значительно ослаблены. Война показала неспособность их и других западноевропейских стран содержать огромные колониальные империи. В странах Африки и Азии усилилось антиколониальное движение. В результате войны часть стран смогла добиться независимости: Эфиопия, Исландия, Сирия, Ливан, Вьетнам, Индонезия. В странах Восточной Европы, занятых советскими войсками, были установлены социалистические режимы. Одним из главных итогов Второй мировой стало создание Организации Объединённых Наций на основе Антифашистской коалиции, сложившейся в ходе войны, для предотвращения мировых войн в будущем.

В некоторых странах сложившиеся в ходе войны партизанские движения пытались продолжить свою деятельность и после окончания войны. В Греции конфликт между коммунистами и довоенным правительством перерос в гражданскую войну. Антикоммунистические вооружённые отряды ещё некоторое время после окончания войны действовали на Западной Украине, в Прибалтике, Польше. В Китае продолжилась гражданская война, длившаяся там с 1927 года.

Фашистская и нацистская идеологии были признаны преступными на Нюрнбергском процессе и запрещены. Во многих западных странах выросла поддержка коммунистических партий благодаря их активному участию в антифашистской борьбе в ходе войны.

Европа оказалась разделена на два лагеря: западный капиталистический и восточный социалистический. Отношения между двумя блоками резко ухудшились. Уже через пару лет после окончания войны началась холодная война.

В результате войны СССР фактически вернул в свой состав территории, аннексированные Японией у Российской империи по окончании Русско-японской войны 1904—1905 годов по итогам Портсмутского мира (южный Сахалин и, временно, Квантун с Порт-Артуром и Дальним), а также ранее уступленную Японии в 1875 году основную группу Курильских островов и закреплённую за Японией Симодским договором 1855 года южную часть Курил.

Вклад различных государств антигитлеровской коалиции в победу над нацистской Германией

Российский историк Валентин Фалин высказался таким образом: «При том, что политики часто занимали диаметрально противоположные позиции в отношении второго фронта и совместных операций, солдаты честно выполняли свой долг. Именно благодаря сотрудничеству военных Запада и Востока война кончилась в мае 1945-го, а не затянулась на несколько лет».

Как отмечает британский профессор Ричард Овери, профессор современной истории в King’s College и автор целого ряда трудов о Второй мировой войне, уже после войны бывший гитлеровский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп назвал три основные причины поражения Германии:

Однако американский политолог и социолог Збигнев Бжезинский не склонен преувеличивать роль Америки в мировой войне[75]:

Парадоксально, что разгром нацистской Германии повысил международный статус Америки, хотя она и не сыграла решающей роли в военной победе над гитлеризмом. Заслуга достижения этой победы должна быть признана за сталинским Советским Союзом, одиозным соперником Гитлера.

Следует отметить, что 70-80 % потерь за всю Вторую мировую войну германские вооружённые силы понесли на советском фронте[76] (по данным В.М. Фалина, эта доля достигает 93 %[77]). На Восточном фронте, в борьбе против СССР, в течение войны немецкие войска потеряли 507 дивизий, были полностью разгромлены 100 дивизий союзников Германии[78].

См. также

Связанные темы

Напишите отзыв о статье "Вторая мировая война"

Примечания

  1. Также вели боевые действия против Югославских войск на родине
  2. Также вели боевые действия против Народно-освободительной армии Югославии и советских войск
  3. Также вели боевые действия против советских войск
  4. Также вели боевые действия против Украинской повстанческой армии
  5. Также вели боевые действия против британских войск и Народной республиканской греческой лиги
  6. Также вели боевые действия против Народно-освободительной армии Греции
  7. Также вели боевые действия против французских войск
  8. Предоставление Союзникам военных баз на Азорских островах, а также участие в боевых действиях против Японии португальских волонтёров на территори Восточного Тимора
  9. Формально вишистская Франция сохраняла нейтралитет однако лояльные правительству Виши вооружённые силы принимали участие в боевых действиях против союзников на территориях некоторых колоний (см. Мадагаскарская операция, Сенегальская операция, Сирийско-Ливанская операция, Габонская операция).
  10. Иранская операция
  11. 17 сентября 1940 года Сан-Марино объявило войну Великобритании. 29 сентября 1943 года Сан-Марино объявило о своём нейтралитете, однако 26 июня 1944 года подверглось бомбардировке со стороны британских ВВС.
  12. Отправка добровольческой «Голубой дивизии» на Восточный фронт и заправка немецких подводных лодок в испанских портах
  13. [letrasdespidas.blogspot.co.uk/2014/01/divisao-azul-portugueses-que-combateram.html Divisão Azul - Portugueses que combateram ao lado de Hitler] (11 de Janeiro de 2014). Проверено 1 de maio de 2014.
  14. Silva, Ricardo (September 2013). «[visao.sapo.pt/centena-e-meia-de-portugueses-combateram-no-exercito-de-hitler=f748589 Centena e meia de portugueses combateram no Exército de Hitler]». Visão História 21.
  15. [www.fmsoares.pt/iniciativas/iniciativa?id=001051 Vencedores do Prémio Mário Soares - EDP 2013] (порт.) (9 октября 2013). Проверено 2 мая 2014. Portugueses na Wehrmacht. Menção Honrosa para Os voluntários da Divisão Azul (1941 - 1944) - Ricardo Daniel Carvalho da Silva
  16. Во времена СССР было принято написание со строчной буквы — вторая мировая война (см., напр.: Д. Э. Розенталь. Прописная или строчная? Словарь-справочник. 4-е изд., стереотипное. М.: Русский язык, 1988, ISBN 5-200-00316-4). В настоящее время принято написание с прописной буквы — Вторая мировая война.
  17. Указанная дата начала Второй мировой войны носит условный характер и оспаривается некоторыми исследователями: см., например, [www.argumenti.ru/history/n130/37528 Когда началась Вторая мировая?] — воспоминания Валентина Фалина // Аргументы недели № 18 (104), 7 мая 2008
  18. [books.google.com/books?id=GOofAAAAMAAJ История второй мировой войны. 1939—1945]. Воениздат, 1982. С. 465. 2 сентября — Подписание акта о безоговорочной капитуляции милитаристской Японии. Окончание второй мировой войны.
  19. Вторая мировая война 1939—1945 — статья из Большой советской энциклопедии.
  20. Martin Kitchen. The Cambridge Illustrated History of Germany:-Cambridge University Press 1996 ISBN 0-521-45341-0
  21. [www.rg-rb.de/index.php?option=com_rg&task=item&id=7578&Itemid=0 Русская Германия] Рейхсвер и Красная армия: брак по расчёту
  22. [www.airpages.ru/dc/lipetsk.shtml Липецкая секретная авиашкола] Немецкий след в истории отечественной авиации. /Соболев Д. А., Хазанов Д. Б.
  23. [www.litmir.net/br/?b=88237 Немецкие танки в бою] Михаил Борисович Барятинский
  24. [www.mgimo.ru/files/210929/Weimar.pdf Внешняя политика Вемарской республики (1919—1932)] / Н. В. Павлов // MGIMO.ru. −2011. — Октябрь.
  25. [www.mgimo.ru/publications/?id=218090 Павлов Н. В.] Внешняя политика третьего рейха (1933—1945)
  26. 1 2 М. И. Мельтюхов. [militera.lib.ru/research/meltyukhov/index.html/ Упущенный шанс Сталина] 2000.
  27. Симонов Н. С. «Крепить оборону Страны Советов» («Военная тревога» 1927 г. и её последствия) // Отечественная история. 1996. № 3. С. 155—161
  28. Гейнц Гудериан, «Воспоминания немецкого генерала. Танковые войска Германии во Второй мировой войне. 1939—1945», Центрполиграф, 2005
  29. [militera.lib.ru/research/pyhalov_i/index.html Пыхалов И. Великая Оболганная война. — М.: Яуза, Эксмо, 2005.]
  30. Михаил Барятинский, [www.litru.ru/?book=88237 «Немецкие танки в бою»]
  31. [www.lipetsk.ru/town/kraeved/li02soro.html?pass=1&backurl=/town/kraeved/li02soro.html Информация с сайта]
  32. [hrono.info: www.hrono.info/dokum/192_dok/ber_doc.html]
  33. Галактионов М.Р. [militera.lib.ru/h/galaktionov/index.html Париж, 1914: Темпы операций]. — М.: АСТ, 2001. — 704 с. — (Военно-историческая библиотека). — 5000 экз. — ISBN 5-17-000056-1.
  34. История Второй мировой войны. 1939—1945. Том 3 historic.ru/books/item/f00/s00/z0000019/st070.shtml
  35. [militera.lib.ru/research/hohne_h01/10.html Хайнц Хене — Чёрный орден СС. История охранных отрядов: Глава 10 СС И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА]
  36. Christian Zentner/ CHRONICK ZWEITER WELTKRIEG / Otus Verlag AG, St.Gallen, S. 20-22, 2007 ISBN 978-3-907200-56-8
  37. II. Weltkrieg / Dokumentation Das III.Reich. Gütersloch: Mohndruck Graphische Betriebe GmbH. 1989 ISBN 3-88199-536-6
  38. Gerhart Binder. Epoche der Entscheidungen/ Eine Geschichte des 20. Jahrhunderts. Sechste Auflage. Stuttgart-Degerloch: Seewald Verlag. 1960.
  39. Christopher R. Browning, The Origins of the Final Solution: The Evolution of Nazi Jewish Policy, University of Nebraska Press, [books.google.com/books?id=jHQdRHNdK44C&pg=PA441&dq=Das+Unternehmen+%E2%80%9EBromberger+Blutsonntag%22.&sig=Kgo7LnFcaIRepczO6wr7mMmAzPQ#PPA441,M1 p.441], footnotes 68 and 69
  40. Reinhard Pozorny (Hg). Deutsches National-Lexikon, München: DSZ-Verlag. ISBN 3-925924-09-4.
  41. Chronik des Zweiten Weltkrieg. MOHN Media. Mohndruck GmbH. Gütersloch.2004, ISBN 3-577-14367-3
  42. Вишлёв О. В. [militera.lib.ru/research/vishlev/04.html Накануне 22 июня 1941 года] — М.: Наука, 2001 «Дружба, скреплённая кровью»? (К вопросу о характере советско-германских отношений. 1939—1940)
  43. Габриэль Городецкий [scepsis.ru/library/id_451.html «Миф „Ледокола“: Накануне войны»]
  44. [www.hrono.ru/dokum/molotov.html Доклад Молотова от 31.10.1939 о внешней политике Правительства] на Внеочередной пятой сессии Верховного Совета СССР
  45. 1 2 Энгл. Э, Паананен. Советско-финская война. Прорыв линии Маннергейма. 1939—1940/Пер. с англ. О. А. Федяева-М.: ЗАО Центрполиграф. 2004. — 253 с. ISBN 5-9524-1467-2
  46. Энтони Антон. Советско-финская зимняя война / В кн.: Советско-финская война. ISBN 985-433-692-1
  47. [heninen.net/sopimus/1940.htm Мирный договор между Союзом Советских Социалистических Республик и Финляндской Республикой] Статья III, Москва, 12 марта 1940.
  48. 1 2 [Семиряга М. И. [militera.lib.ru/research/semiryag11/app.html#664 Тайны сталинской дипломатии 1939—1941] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3953 дня) — историякопия) — М.: Высшая школа., 1992.
  49. Chronik 1940. Chronik Verlag. Dortmund 1989. ISBN 3-611-00075-2.
  50. 1 2 Бобылёв П. Н. [gkaf.narod.ru/kirillov/ref-liter/bobylev-00.html Точку в дискуссии ставить рано. К вопросу о планировании в генеральном штабе РККА возможной войны с Германией в 1940—1941 годах.] — Отечественная история, 2000, № 1, с. 46-64.
  51. Мельтюхов М. И. [you1917-91.narod.ru/meltuhov_kriki.html «Крики об обороне — это вуаль»]
  52. Гальдер Ф. [militera.lib.ru/db/halder/1940_07.html Военный дневник. Том II. С. 80. «31 июля 1940 года»]. — М.: Воениздат, 1971.
  53. [soviet-history.com/doc/1941/1941_05_08_propaganda.php Предложения штаба ОКВ по пропагандистской подготовке нападения на Советский Союз. 08.05.1941.] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3953 дня) — историякопия)
  54. РГВА, фонд 37977, опись 5, дело 564
  55. Бобылёв П. Н. [rkka.ru/analys/kshu/main.htm Репетиция катастрофы]. — Военно-исторический журнал. № 7, 8, 1993.
  56. Соколов Б. В. [militera.lib.ru/research/sokolov2/06.html Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи.] — (Unknown Zhukov by B.V. Sokolov) — Мн.: Родиола-плюс, 2000—608 с («Мир в войнах»). ISBN 985-448-036-4
  57. Смыслов О. С. [militera.lib.ru/research/smyslov_os01/index.html «Пятая колонна» Гитлера. От Кутепова до Власова.] — М.: Вече, 2004. — 512 с, ил. (16 с.) («Военные тайны XX века») ISBN 5-9533-0322-X
  58. Никифоров Ю. А. [library.by/portalus/modules/history/readme.php?subaction=showfull&id=1096317664&archive=&start_from=&ucat=1& Подготовка СССР упреждающего удара по Германии: границы дискуссии.] — Мир истории, № 4 — 2001
  59. Бобылёв П. Н. [gkaf.narod.ru/kirillov/ref-liter/bobylev-95.html К какой войне готовился Генеральный штаб РККА в 1941 году?] — Отечественная история, № 5 — 1995
  60. Портал «Культура России» Родина-мать зовет! Плакат www.mincult.ru/formp.asp?id=313
  61. Sella,Amnon. [www.deepdyve.com/lp/sage/barbarossa-surprise-attack-and-communication-67eVI0EzHW 'Barbarossa':Surprise Attack and Communication]. Journal of Contemporary History, Volume 13 (3): 555. SAGE — Jan 1, 1978.
  62. Из [militera.lib.ru/memo/russian/kuznetsov-1/38.html воспоминаний] наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова: «Позднее я узнал, что Нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И. В. Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю».
  63. Alan Axelrod. [books.google.com/books?id=ZnYHG1eK-2AC&pg=PA23 The Real History of the Cold War: A New Look at the Past]. Sterling Publishing Company, Inc., 2009. С. 23.
  64. Карл Густав Маннергейм, мемуары. militera.lib.ru/memo/other/mannerheim/11.html
  65. Герман Гот. Танковые операции. Смоленск: Русич, 1999. С. 153.
  66. Маннергейм, Карл ГуставМемуары. М.: Изд-во Вагриус.1999. ISBN 5-264-00049-2
  67. 1 2 Chronik. Zweiter Weltkrieg. — Otus Verlag AG, 2007. — ISBN 978-3-907200-56-8
  68. Chronik des Zweiten Weltkrieg. — MOHN Media. Mohndruck GmbH, 2004. — ISBN 3-577-14367-3
  69. Борис Соколов. Неизвестный Жуков. Мн.: 2000. С. 358
  70. [www.victory.mil.ru/war/oper/120.html ВОВ-60 — Операции].
  71. Norman Longmate. The Bombers:The RAF Offensive against Germany 1939—1945. P. 309—312.
  72. Всеволод Овчинников, «Горячий пепел»: М., «Правда», 1986 г. (352 с.)
  73. 1 2 Die Chronik des Zweiten Weltkrieges. Chronik Verlag, Auflage 1994. ISBN 3-86047-136-8
  74. Фест И. Адольф Гитлер. В 3-х томах. Том 2 / Перевод А. А. Фёдоров, Н. С. Летнева, А. М. Андронов. — Пермь: Алетейя, 1993. ISBN 5-87964-007-8, ISBN 5-87964-005-1 /// Fest, J. Hitler. Eine Biografie. — Berlin: Propyläen, 1973. [militera.lib.ru/bio/fest_j01/index.html Адольф Гитлер] в библиотеке Максима Мошкова
  75. Бжезинский, З. Ещё один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы / Пер. с англ. Ю. В. Фирсова. — М.: Международные отношения, 2007.
  76. Андрей Николаевич Мерцалов, Людмила Андреевна Мерцалова. [books.google.com/books?ct=result&id=Q_IxAAAAMAAJ&q=80+до+70#search_anchor Иной Жуков: неюбилейные страницы биографии сталинского маршала]. 1996. С. 59.
  77. [news.bbc.co.uk/hi/russian/in_depth/newsid_4462000/4462695.stm К. Рожнов. Запад и СССР: вклад в победу].
  78. История России. Отв. ред., член-корр РАН А. Н. Сахаров. Т.3. Гл. ред. д-ист. наук В. П. Дмитриенко, М., 2000, с.464-465

Литература

  • Atlas of the World Battle Fronts
  • Лиддел Гарт. [militera.lib.ru/h/liddel-hart/ Вторая мировая война]
  • Лиддел Гарт Б. Ч. 3: Стратегия второй мировой войны // [militera.lib.ru/science/liddel_hart1/index.html Энциклопедия военного искусства. = Стратегия непрямых действий] = ред. С. Переслегина. — М., СПб.: АСТ, Терра Фантастика, 2003. — С. 245—364. — 656 с. — (Военно-историческая библиотека). — 5100 экз. — ISBN 5-17-017435-7.
  • Гордиенко А. Н. Командиры Второй мировой войны. Т. 1-2. Минск, 1997—1998. Т. 1. ISBN 985-437-268-5, Т. 2. ISBN 985-437-627-3
  • Черчилль, Уинстон. [militera.lib.ru/memo/english/churchill/ Вторая мировая война]
  • Айххольц, Дитрих[de]. [scepsis.ru/library/id_704.html «Цели Германии в войне против СССР»]
  • Ветте, Вольфрам[de]. [www.scepsis.ru/library/id_695.html «Война на уничтожение: вермахт и холокост»]
  • [militera.lib.ru/files/list.html Сайт документальной военной литературы «Милитера»] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3953 дня) — историякопия).
  • Колпакиди А. И. ГРУ в Великой Отечественной войне. — М.: Яуза: Эксмо, 2010. — 608 с. — (ГРУ) — 3000 экз. — ISBN 978-5-699-41251-8
  • Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма. — М.: Наука, 1973.
    • Том 1 — [www.katyn-books.ru/foreign/dashichev-01.htm Подготовка и развёртывание нацистской агрессии в Европе 1933—1941 гг]
    • Том 2 — [www.katyn-books.ru/foreign/dashichev-02.htm Агрессия против СССР. Падение «третьей империи»]
  • [www.istorya.ru/book/ww2/index.php История второй мировой войны 1939−1945 в двенадцати томах. Воениздат, 1973-76]
  • Яковлев Н. Н., Степанова О. Л., Салынская Е. Б. (сост.) Накануне, 1931—1939. Как мир был ввергнут в войну: Краткая история в документах, воспоминаниях и комментариях. — М.: Политиздат, 1991. — 272 с., 100 000 экз.

Ссылки

  • [warshistory.ru/vtoraya-mirovaya-vojna/ Вторая мировая война. Подробности сражений]
  • [www.teatrskazka.com/Raznoe/12_VtorajaMirovajaVojna/12_VtorajaMirovajaVojna.html Таблицы справочного труда «История второй мировой войны 1939—1945 гг.»]
  • [tankfront.ru/ Сайт Танковый фронт]. Бронетанковые войска стран-участниц Второй мировой войны. СССР, Германия, Союзники, Ось.
  • [www.istmira.com/vtoraya-mirovaya-vojna/ Вторая мировая война]
  • [world-war.ru/ Непридуманные рассказы о войне]
  • [www.anpi.pesarourbino.it/fototeca2.php ANPI Archives photos] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3953 дня) — историякопия) (итал.) — Фототека Второй мировой войны
  • [www.ww2incolor.com/gallery/ww2incolor Цветные фотографии Второй мировой войны] (англ.)
  • [www.pobediteli.ru Мультимедийная карта войны] от вторжения на территорию СССР до падения Берлина
  • [victory.rusarchives.ru/index.php?p=3 Государственные архивы РФ, хранящие фотодокументы о Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.] Сайт «Победа. 1941—1945» — каталог фотодокументов
  • [novosti.err.ee/index.php?26169979 ОБСЕ возложил ответственность за войну на Германию и СССР], статья о резолюции ОБСЕ, 2 июля 2009 г.
  • [wwii.sasgis.ru/ Аэрофотоснимки Второй мировой войны]
  • [kprf.ru/crisis/edros/79822.html «Докладная записка» С. Тимошенко и Г. Жукова накануне нападения фашистской Германии на СССР, изготовленная фальсификаторами]
  • [mmc.vega-int.ru/65pobede/voenlixol.html Воспоминания ветеранов о Второй мировой войне]
  • [www.war-arms.ru Оружие, военная техника и форма Второй мировой войны]

Отрывок, характеризующий Вторая мировая война

– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.