Вторая палатализация

Втора́я палатализа́ция — общеславянское фонетическое изменение, спровоцированное монофтонгизацией дифтонгов. Заключается в переходе заднеязычных k, g, x соответственно в c', dz', s' в южно- и восточнославянских языках и в c', dz', š' в западнославянских. Позднее во всех славянских языках, кроме польского, полабского и старославянского, аффриката dz' упростилась в z'.

Происхождение и распространение

Вторая палатализация проходила в период, когда праславянский язык уже не представлял собой единого целого, но был раздроблен на диалекты. Этим объясняется разница в её рефлексации в различных группах славянских языков. В. Н. Чекман полагал, что центром, из которого распространялась вторая палатализация, были говоры праславянского языка, которые позднее легли в основу сербохорватского, словенского и македонских языков.

Отсутствие второй палатализации в новгородско-псковском диалекте

Вторая палатализация прошла во всех праславянских диалектах, кроме новгородско-псковского, который, видимо, оторвался от общего массива раньше остальных. Впервые эта идея была высказана в начале XX века Б. М. Ляпуновым, который обратил внимание на форму д. п. ед. ч. «рабу своѥму Дъмъкѣ» в Новгородской Минее 1096 года, что, впрочем, не нашло поддержки других учёных, поскольку данная форма является единичной.

Впоследствии эту гипотезу поддержала в 1966 году С. М. Глускина, указавшая на данные живых северо-западных говоров, которые сохранили лексемы без следов второй палатализации в корне, что нельзя объяснить действием грамматической аналогии.

Решающее значение для решения этой проблемы имело открытие новгородских берестяных грамот, изученных в конце XX века А. А. Зализняком. В них зафиксированы многочисленные случаи отсутствия эффекта второй палатализации. В частности, Зализняку удалось «расшифровать» прежде непонятное место из древнейшей известной грамоты (№ 247): «а замъке кѣле а двьри кѣлѣ» (рус. а замок цел и двери целы), отождествив формы кѣле и кѣлѣ с русским словом цѣлъ.

Предыдущее толкование было связано с иным разделением на слова («а замъке кѣлеа двьри кѣлѣа») и переводом («а замок кельи, двери кельи…») и влекло за собой целый ряд грамматических и смысловых проблем.

Описание явления

Поскольку закон внутрислогового сингармонизма, действовавший в праславянском языке, запрещал заднеязычным находиться перед гласными переднего ряда, сочетания ke, ge, xe, ki, gi, xi были устранены в ходе первой палатализации. Но процесс монофтонгизации дифтонгов снова дал праславянскому языку случаи, где k, g, x находились перед ě (< *oi, *ai) и i (< *oi) (обычно называемыми «вторичными», чтобы отличить их от «первичных» ě (< *ē), e, i (< *ī)). Новые сочетания опять были устранены.

Эффекты второй палатализации можно чаще всего наблюдать перед окончаниями существительных (местн. п. ед. ч., и. п. мн. ч., местн. п. мн. ч. -o-основ и д. п. ед. ч., местн. п. ед. ч., и. п.-в. п. дв. ч. -ā-основ) и в формах повелительного наклонения глагола, но она также встречается и в корнях.

Вторая палатализация в сочетаниях *kv, *gv, *xv

В восточной и южной группах вторая палатализация также осуществилась в сочетаниях *kv, *gv, *xv. В противоположность этому, в западной группе эти сочетания сохранились без изменения. Данная особенность была замечена ещё Й. Добровским и вошла в список из десяти различий между западнославянскими языками и остальными, лёгший в основу его дихотомической классификации славянских языков. Однако некоторые учёные, основываясь на формах типа укр. квітка или русск. диал. квет, утверждают, что в восточнославянских языках формы с цв-, зв- вместо кв-, гв- носят книжный, заимствованный характер.

В некоторых русских говорах, которые С. Л. Николаев возводит к племенному языку вятичей, группа *kv дала t'v: т'в'ет, т'в'аток.

Фактически, слов с сочетаниями *kv, *gv, *xv, в которых были условия для второй палатализации, в праславянском было лишь несколько: *květъ «цветок», *kviliti «плакать», *gvězda «звезда» и падежные формы слов *vъlxvъ «волхв» и *lixva «лихва» (под вопросом лексемы ономатопоэтического характера *gvizdati «свистеть» и *xvějati «качать»).

Вторая палатализация в сочетаниях *sk, *zg

Сочетания *sk, *zg, находившиеся в положении, в котором могла осуществиться вторая палатализация, дали šč и ždž в западной и восточной группах, но sc и zdz в южной группе, с тенденцией к упрощению этих сочетаний в начале слова. Из падежной формы с закономерным результатом второй палатализации w Polszcze (и. п. Polska) при совр. польск. w Polsce происходит русское название Польши.

Качество рефлексов

Некоторые учёные полагают, что результаты второй палатализации не были мягкими (то есть c, dz, s/š, а не c', dz', s'/š'), в отличие от рефлексов третьей палатализации (в отличие от второй, третья была прогрессивной, то есть условием для неё является нахождение k, g, x в положении после некоторых звуков, а не перед, как для второй). Впервые такое предположение было высказано А. Лескином, а позднее поддержано Р. Нахтигалом, Н. ван Вейком и С. Б. Бернштейном. Однако не все слависты с ними согласны. В. Н. Чекман считает, что данная гипотеза типологически неправдоподобна.

Влияние грамматической аналогии в русском и словацком

В русском языке результаты второй палатализации были устранены на стыке морфем из-за выравнивания парадигмы словоизменения по аналогии (иногда не исключается древненовгородское влияние на остальные говоры великорусской территории), ср. укр. руці, белор. руцэ — рус. руке, укр. нозі, белор. назе — рус. ноге, укр. мачусі — рус. мачехе.

Схожий процесс наблюдается и в словацком. В Дат.-Местн. п. ед. ч. -ā-основ чередования были устранены, ср. чеш. ruce — словацк. ruke (рус. руке), чеш. noze — словацк. nohe (рус. ноге), чеш. maceše — словацк. macoche (рус. мачехе). В повелительном наклонении стали употребляться формы с č и ž вместо c и z, ср. чеш. pec — словацк. peč (рус. пеки), чеш. pomoz — словацк. pomož (рус. помоги).

Примеры

• праслав. *koina > др.-рус. цѣна, рус. цена́ укр. цiна́, ст.-слав. цѣна, болг. цена́, сербохорв. циjена, словен. сẹnа, чеш. cena, словацк. сеnа, польск. сеnа, др.-польск. саnа. Ср. лит. kaina «цена», др.-греч. ποινή «выкуп, пеня», авест. kaēnā- «возмездие, месть, наказание». Все эти слова восходят к пра-и.е. *k^woinā «(плата за) содеянное»;
• праслав. *koilъ > др.-рус. цѣлъ, рус. це́лый, укр. ці́лий, ст.-слав. цѣлъ, болг. цял, сербохорв. ци̏о, словен. се̑l, чеш. сеlý, словацк. сеlý, польск. саłу, в.-луж. суłу, н.-луж. сеłу. Ср. прусск. kailūstiskan (В.п., ед.ч.) «здоровье», готск. hails «здоровый, целый»;
• праслав. *goilo > др.-рус. зѣлъ «сильный», рус. зело́ «очень», белор. до зела «очень», ст.-слав. ѕѣлъ, ѕѣло, словен. zelo, др.-чеш. zielo «очень». Ср. лит. gailùs «резкий, едкий, мстительный», gailas «буйный», латыш. gails «сладострастный», готск. gailjan «радовать», др.-в.-нем. geil «похотливый»;
• праслав. *хоirъ > др.-рус. сѣръ, рус. се́рый, укр. сі́рий, болг. сер, словен. sẹr, «серый, белокурый», др.-чеш. šěrý, чеш. šerý, словацк. šerý, польск. szary, в.-луж. šěry, н.-луж. šеrу. Ср. прагерм. *haira-;
• праслав. *kvoitъ > др.-рус. цвѣтъ, рус. цвет, укр. цвiт, белор. цвет, ст.-слав. цвѣтъ, болг. цвят, сербохорв. цви̏jет, словен. сvệt, чеш. květ, словацк. kvet, польск. kwiat, в.-луж. kwět, н.-луж. kwět, полаб. kjot;
• праслав. *gvoizda > др.-рус. звѣзда, рус. звезда́, укр. звiзда́, ст.-слав. ѕвѣзда, болг. звезда́, сербохорв. звиjèзда, словен. zvézda, чеш. hvězda, словацк. hviezda, польск. gwiazda, в.-луж. hwězda, н.-луж. gwězda. Ср. лит. žvaigzdė̃, žvaigždė̃, латыш. zvàigznе «звезда», прусск. svāigstan (В.п., ед.ч.) «сияние, свет, блеск»;
• праслав. *skoiriti > рус. ще́рить, укр. ви́щирити, белор. шчэ́рыць, болг. оце́ря, сербохорв. цjе̏рити, словен. ceriti, чеш. štěřiti, ceřiti, словацк. сеrit, польск. szczerzyć, в.-луж. šćěrić, н.-луж. šćěriś.

Хронология

Относительная хронология

С. Б. Бернштейн полагал, что на самом деле термин «вторая палатализация» неудачен, поскольку он должен относиться к другому процессу, а именно третьей (прогрессивной) палатализации, которая, по его мнению, прошла раньше регрессивной.

Часть славистов напротив полагает, что вторая и третья палатализации происходили одновременно, а некоторые даже не различают вторую и третью палатализации, считая их частью одного процесса.

Вторая палатализация прошла позже таких фонетических изменений, как первая палатализация и монофтонгизация дифтонгов.

Абсолютная хронология

Мнения учёных расходятся в отношении того, какой эпохой следует датировать вторую палатализацию. Вот некоторые датировки:

• не ранее II—IV вв. н. э. (Т. Лер-Сплавинский);
• III—V вв. н. э. (Ф. П. Филин);
• 575—650 гг. (А. Лампрехт);
• не ранее 600 года (Х. Бирнбаум);
• VI—VII века нашей эры (Ю. В. Шевелёв, З. Штибер, Ф. Славский);
• самое позднее с V по X вв. н. э. (В. Н. Чекман);
• VI—IX века нашей эры (М. Шекли).

Данные письменных памятников

В VI в. н. э. византийский историк Менандр Протектор записал имя одного из антских вождей как Κελαγαστός, которое польский учёный Е. Налепа отождествил со славянским именем *cělogostъ. Данное свидетельство является, по мнению Налепы, доводом в пользу того, что вторая палатализация осуществилась не ранее VII века.

Данные топонимов

В начале двадцатого века П. Лессиак (de:Primus Lessiak) использовал данные альпийской топонимии для хронологизации второй палатализации. Поскольку одна и та же река называется по-словенски Zílja (диал. Zila), а по-немецки Gail (< *Gīla), он сделал вывод, что на момент первых контактов славян и германцев в Альпах (самое раннее ок. 600 г.) процесс второй палатализации в славянских языках ещё не окончился.

Р. Экблом также обратил внимание на чешскую передачу названия Регенсбурга и реки Реген: Řezno и Řezná, в которых немецкому g соответствует результат второй палатализации z. Название этого города славяне заимствовали, видимо, заселив Чехию (после 500 г. н. э.) из лат. Regino. По мнению З. Штибера, это свидетельствует о том, что в VI веке вторая палатализация ещё не прошла в западнославянских языках.

Заселяя Балканы, славяне перенимали у местного населения, говорившего на далматинском языке, старые названия различных географических объектов:

• лат. Celeia > балк.-ром. *Kelḝi̯a > слав. *Celьje > словен. Célje Целе;
• лат. Crexi > балк.-ром. *Kersu (> итал. Cherso) > слав. *Cersъ > хорв. Cres Црес;
• лат. Centōna > балк.-ром. *Kentọna > слав. *Cętyna > хорв. Cètina Цетина;
• лат. Cīvitās (в. п. Cīvitāte(m)) > балк.-ром. *Kẹvẹtāte > слав. *Cьbьtatъ > хорв. Cavtat Цавтат;
• балк.-ром. *Kisiska- > хорв. Caska Цаска;
• лат. Cibrica > Цебро;
• лат. Castellaceus > серб. Костолац;
• лат. Tergeste > *Tьrzьstъ > серб. Трст Триест.
• балк.-ром. *Gīla > слав. *ʒiľa > словен. Zílja Гайль;
• лат. Genta > слав. *ʒęta > серб. Зета Зета.

Данные заимствований

Вторая палатализация имела место в ряде праславянских заимствований из других языков:

• *cěsar’ь «царь» < готск. kaisar < лат. caesar «цезарь (титул)»;
• *nabozězъ «сверло» < прагерм. *naba-gaizaz «сверло», буквально «копьё втулки»;
• *ocьtъ «уксус» (польск. ocet) < готск. *akit < лат. асētum
• *cьrky «церковь» < прагерм. *kirikō или *kirkō < др.-греч. κυρικόν;
• *cęta «мелкая монета» < лат. centum либо напрямую, либо через готск. kintus.

Время заимствования этих слов для второй палатализации — terminus a quo, то есть время, ранее которого данный процесс пройти не мог.

В то же время эстонский заимствовал праслав. *kěvь «цевка, трубочка, катушка» как kääv, что, впрочем, хронологического значения может и не иметь: заимствование происходило из новгородско-псковских диалектов, где вторая палатализация не произошла, а форма кевь зафиксирована и в современных говорах.

Рефлексы второй палатализации присутствуют и в некоторых греческих славизмах, например, *kědidlo > *cědilo > греч. τσαδίλα «ткань для процеживания».

Типологические параллели

Фонетические изменения, похожие на вторую палатализацию, проходили также в неславянских языках.

Вероятно, в X—XIII вв. звуки k и g в латышском перешли в c и dz перед гласными переднего ряда и j. Ср. латыш. dzîvs и лит. gývas «живой, бойкий».

В западных диалектах народной латыни k перед гласными переднего ряда перешло в c, которое позднее упростилось уже в отдельных романских языках. Ср. фр. cerf (sɛʁ), исп. ciervo (ˈθjerβo), порт. cervo (ˈsɛɾvu) из лат. cervus (ˈkɛrwʊs) «олень».

Литература

• Бернштейн С. Б. Сравнительная грамматика славянских языков. — М.: Издательство Московского университета, Издательство «Наука», 2005. — С. 200—204.
• Галинская Е. А. Историческая фонетика русского языка. — М.: Издательство Московского университета, Издательство «Наука», 2004. — С. 37—38, 64—66.
• Чекман В. Н. Исследования по исторической фонетике праславянского языка. — Минск: Наука и техника, 1979. — С. 100—111.
• Lehr-Spławiński T. Próba datowania tzw. II palatalizacji spółgłosek tylnojęzykowych w języku prasłowiańskim. // Studia i szkice wybrane z językoznawstwa słowiańskiego. Seria 1. — Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1957. — S. 159—167.
• Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Heidelberg: Carl Winter Universitätsverlag, 1964. — P. 294—307.
• Stieber Z. Zarys gramatyki porównawczej języków słowiańskich. — Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 2005. — S. 68—73.
• Vermeer W. On the status of the earliest Russian isogloss: four untenable and three questionable reasons for separating the progressive and the second regressive palatalization of Common Slavic. // Russian Linguistics, 24. — P. 5—29.

Ссылки

• [www.philol.msu.ru/~tezaurus/library.php?view=d&course=1&raz=1&pod=2&par=5 Фонетические процессы праславянского периода на сайте филологического факультета МГУ]

Отрывок, характеризующий Вторая палатализация

– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.