Вторая революция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Вторая революция (кит. 二次革命, пиньинь: èrcì gémìng) — гражданская война в Китае в июле-сентябре 1913 года, один из этапов становления Китайской республики.





Предыстория

В 1911—1912 годах в Китае произошла Синьхайская революция, в результате которой временным президентом Китайской республики стал Юань Шикай. Однако Юань Шикай на самом деле желал сам стать императором, и потому начал готовиться к разгрому республиканцев. С апреля по август 1912 года Юань Шикай получал от западных держав по 6 миллионов юаней ежемесячного в счёт будущего «реорганизационного займа»; эти деньги шли на укрепление Бэйянской армии, на подкуп колеблющихся республиканцев (особенно командного состава войск южан), политиков и депутатов парламента. Наращивая мощь Бэйянской армии, Юань Шикай последовательно сокращал численность республиканских войск Юга, и к марту 1913 года вооружённые силы провинций Цзянсу, Аньхой, Цзянси, Хунань и Сычуань потеряли 16 дивизий.

Лидеры левых республиканцев не возражали против расформирования войск, набранных из необученных добровольцев в период борьбы против династии Цин, так как полагали, что, пожертвовав этим «балластом», можно будет сохранить все старые кадровые войска Наньянской армии. Однако Юань Шикай в середине 1912 года лишил Хуан Сина должности командующего войсками Юга, разрушив военную структуру левых республиканцев.

Лидеры военных республиканцев были военными губернаторами в таких южных провинциях, как Цзянси, Цзянсу, Аньхой, Гуандун; к этому лагерю тяготели и лидеры провинций Хунань, Фуцзянь и Сычуань. Юань Шикай сумел постепенно склонить на свою сторону губернаторов юго-западных провинций Юньнань, Гуанси и Гуйчжоу. Он вёл себя жёстко и реалистично, а левые республиканцы действовали так, словно Китай уже стал страной буржуазной законности и порядка.

После победы партии Гоминьдан на парламентских выборах в феврале 1913 года её лидеры, решив, что теперь власть принадлежит им законно, объявили о формировании своего однопартийного кабинета министров во главе с Сун Цзяожэнем. Успех Гоминьдана на выборах испугал все прочие политические и социальные силы и побудил их к объединению против победителей в партию Цзиньбудан, в которой Юань Шикай увидел свою политическую опору.

В марте 1913 года по негласному указанию президента был убит Сун Цзяожэнь. Лидеры Гоминьдана, надеясь избежать гражданской войны, ограничились лишь выражением словесного возмущения по этому поводу. В начале апреля Юань Шикай начал переводить Бэйянскую армию в состояние повышенной боевой готовности. Западные державы выделили на кабальных унизительных условиях «реорганизационный займ» в размере 25 миллионов фунтов стерлингов. Условия вызвали возмущение и негодование в парламенте, и министры — левые республиканцы подали в отставку в знак протеста. Юань Шикай воспользовался этим, чтобы сформировать новый кабинет, состоящий только из угодных ему людей.

Планомерно готовясь к гражданской войне, Юань Шикай провоцировал «левых» выступить первыми. Это позволило бы обвинить Гоминьдан в «мятеже против республики» и дало бы президенту «законное право» подавить бунт вооружённой силой. Чтобы заставить «левых» выступить первыми, Юань Шикай лишил Хуан Сина звания генерала армии, и снял Ли Лецзюня, Бо Вэньвэя и Ху Ханьминя с постов губернаторов провинций Цзянси, Аньхой и Гуандун соответственно. Попав в безвыходное положение, «левые» были вынуждены начать нежелательную для них гражданскую войну.

Ход событий

Фактически, Гоминьдан контролировал лишь несколько городов в долине нижнего течения Янцзы. Уже через три дня после объявления войны из борьбы выпали провинции Аньхой, Гуандун, Хунань и Фуцзянь. У гоминьдановцев осталось только три армейские группировки: в районе Цзюцзяна, вокруг Нанкина, и в Шанхае.

Наиболее ожесточённые бои развернулись в провинции Цзянси за речной порт Хукоу. Губернатор Ли Лецзюнь в своё время не позволил сократить основной контингент добровольцев 1911 года, закупил за границей оружие и боеприпасы, и хорошо подготовился к войне, что позволило оказать упорное сопротивление войскам генерала Дуань Чжигуя. Однако всё же спустя четыре дня город пал под ударами превосходящих сил северян.

В Шанхае гоминьдановские войска Чэнь Цимэя безуспешно атаковали Цзяннаньский арсенал, где им пришлось столкнуться с войсками ярого монархиста Чжан Сюня. К 14 августа бэйянские войска при поддержке кораблей Великобритании и Германии выбили левых республиканцев из всех опорных пунктов Шанхая.

К середине августа пал Наньчан. Провинции Фуцзянь и Хунань заявили о своём подчинении Пекину и выступили против гоминьдановцев. Единственным очагом сопротивления оставался район Нанкина; бои за столицу Юга шли более 10 дней. Однако 2 сентября войска Чжан Сюня взяли город, учинив там грабежи и поджоги.

Итоги и последствия

После поражения «второй революции» Сунь Ятсен эмигрировал в Японию. Перед Юань Шикаем открылась дорога к утверждению себя в роли ничем не ограниченного диктатора, а впоследствии и монарха.

Источники

  • О. Е. Непомнин «История Китая. XX век» — Москва, издательство «Крафт+», 2011. ISBN 978-5-89282-445-3

Напишите отзыв о статье "Вторая революция"

Отрывок, характеризующий Вторая революция

С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.