Вторая студия МХТ

См. также: Студии МХАТ

Вторая студия МХТ (2-я студия МХТ) — студия Художественного театра, существовавшая в Москве в 1916—1924 годах.

История

Частная Школа драматического искусства, созданная мхатовцами Николаем Массалитиновым, Николаем Александровым и Николаем Подгорным, так называемая «Школа трёх Николаев», по инициативе одного из её педагогов, режиссёра МХТ Вахтанга Мчеделова, по образцу 1-й студии в 1916 году была преобразована во 2-ю студию МХТ.

Студия создавалась на деньги, собранные среди преподавателей — артистов Художественного театра (в их числе были Василий Лужский, Нина Литовцева, Е. П. Муратова) и учеников и первоначально расположилась в Милютинском переулке.

Вторая студия с самого начала отдавала предпочтение модернистскому репертуару и открылась спектаклем «Зеленое кольцо» по пьесе Зинаиды Гиппиус, поставленным Мчеделовым. По воспомианиям Всеволода Вербицкого, одного из основателей и руководителей студии, дебют был более чем успешным: публика минут пять непрерывно вызывала режиссёра, который «по своей исключительной скромности» предпочёл спрятаться. Наибольший успех имел поставленный Мчеделовым спектакль «Елизавета Петровна» по пьесе Д. Смолина, позже перенесённый на сцену Художественного театра.

Начиная с 1919 года студия много гастролировала по стране — по городам Поволжья, Урала, Украины; побывала в Баку и Петрограде.

Спектакли в студии ставили как опытные режиссёры, в том числе Евгений Вахтангов, так и молодые — Илья Судаков, Михаил Кедров.

Вместе с тем студия до конца оставалась учебным заведением и воспитала целую плеяду талантливейших артистов. В 1924 году не стало Мчеделова; Вл. И. Немирович-Данченко приступил к реорганизации Художественного театра, и в то время как 1-я Студия была отпущена на волю и превратилась в самостоятельный театр — МХАТ 2-й, 2-я Студия прекратила своё существование, а её актёры и режиссёры были приняты в Художественный театр и составили так называемое «второе поколение» МХАТа. В 1927 году Немирович-Данченко писал бывшему студийцу Николаю Хмелёву: «Я радуюсь тому, что оправдались давно-давно сказанные мною слова, что во 2-й Студии больше, чем где-нибудь, индивидуальных дарований. Радуюсь тому, что во 2-й Студии всегда было такое крепкое, непоколебимое отношение к метрополии. Радуюсь, что судьба направила в главное русло театра именно 2-ю Студию и что её вожаки шли по этому пути со смелостью, ясностью и безоговорочностью — качества, с которыми только и можно побеждать».

Репертуар

• 1916 — «Зеленое кольцо» З. Н. Гиппиус. Режиссёр В. Л. Мчеделов
• 1918 — «Младость» Л. Андреева. Режиссёры Н. Н. Литовцева и В. Л. Мчеделов.
• 1918 — «Потоп» Г. Бергера. Режиссёр Е. Б. Вахтангов
• 1920 — «Узор из роз» Ф. Соллогуба. Режиссёр В. В. Лужский
• 1922 — «Сказка об Иване дураке» М. А. Чехова по Л. Н. Толстому. Постановка К. С. Станиславского; режиссёр Б. И. Вершилов
• 1923 — «Разбойники» Ф. Шиллера. Постановка Б. И. Вершилова.
• 1923 — «Гроза» А. Н. Островского. Постановка И. Я. Судакова
• 1924 — «Дама-неведимка» П. Кальдерона. Постановка Б. И. Вершилова
• 1925 — «Елизавета Петровна» Д. Смолина. Постановка В. Л. Мчеделова и Л. В. Баратова.

Известные артисты Второй студии

Азарий Азарин Ольга Андровская Николай Баталов Вера Бендина Всеволод Вербицкий Алексей Грибов Борис Добронравов

Клавдия Еланская Анастасия Зуева Мария Кнебель Иван Кудрявцев Борис Ливанов Василий Орлов Марк Прудкин

Вера Соколова Виктор Станицын Ангелина Степанова Алла Тарасова Николай Хмелёв Михаил Яншин

Литература

• Вербицкий В. А. Вторая студия. Из воспоминаний // Ежегодник Московского Художественного театра. 1946 г. — М., 1948. — С. 523—556.

Отрывок, характеризующий Вторая студия МХТ

– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.