Вторжение во Французский Индокитай
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Вторжение во Французский Индокитай (яп. 仏印進駐 Фуцуин синтю:) — военная операция Японской империи по размещению своих войск на территории Северного Индокитая, имевшая целью усиление блокады Китая от поставок из Великобритании и США вооружения и сырья через железную дорогу Хайфон—Юньнань.
После капитуляции Франции во Второй мировой войне Япония 29 июня подписала с вишистами соглашение о запрете провоза грузов в Китай через территорию Французского Индокитая, который служил одним из немногих каналов связи с внешним миром для Китая. Несмотря на соглашение, железнодорожный проезд до Юньнани всё ещё оставался открытым. В результате давления на правительство Виши снабжение Китая сырьём и оружием по маршруту Хайфон — Юньнань прекратилось. В Индокитае обосновался военный гарнизон, который обеспечивался поддержкой флота и авиационных баз на острове Хайнань. Командование гарнизоном осуществлял генерал-майор Такума Нисимура.
22 сентября 1940 года между Францией и Японией заключено соглашение о размещении японских войск в Северном Индокитае. Японцы получили право базирования и транзита до 6000 военнослужащих. Через день была осуществлена их высадка в Хайфоне. Одновременно было начато выдвижение войск в Индокитай из оккупированного японцами Южного Китая. Одна из войсковых колонн 5-й дивизии под командованием генерал-лейтенанта Акихито Накамуры пересекла границу и после непродолжительных боёв с французскими легионерами взяла под контроль ж.-д. станцию в Лангшоне.
23 сентября вишистская Франция обратилась к правительству Японской империи с протестом против нарушения условий соглашения. Однако уже 26 сентября две японские дивизии завершили размещение на севере Индокитая. Были захвачены аэропорт Зялам близ Ханоя, сортировочные ж.-д. станции в провинции Лаокай около границы с Юньнанем, ж.-д. переезд Фулангтхыонг между Ханоем в Лангшоном, а также порт Хайфон. Контроль над этими позициями позволил Японии полностью изолировать Китай от внешнего мира, за исключением направления из Бирмы. Но уже в последних числах сентября начинают вспыхивать антияпонские восстания, формируется партизанское движение.
Напишите отзыв о статье "Вторжение во Французский Индокитай"
Ссылки
- [www.hrono.info/sobyt/1940ik.html Японская оккупация Французского Индокитая]
- [stonebooks.com/history/vichyvsjapan.shtml Vichy Indo-China vs Japan, 1940] (англ.)
В другом языковом разделе есть более полная статья Invasion japonaise de l'Indochine (фр.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
Отрывок, характеризующий Вторжение во Французский Индокитай
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.