Вторжение в Канаду

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вторжение в Канаду
Основной конфликт: Война за независимость США

«Смерть генерала Монтгомери в битве при Квебеке».
Худ. Джон Тромбулл, 1786
Дата

июнь 1775 — октябрь 1776 года

Место

В долинах рек Ришелье и Святого Лаврентия;
оз. Шамплейн

Итог

Провал вторжения колонистов;
победа Британии.

Противники
Тринадцать колоний Великобритания
провинция Квебек
Командующие
Ричард Монтгомери
Бенедикт Арнольд
Джон Томас
Вильям Томпсон
Джон Салливан
Дэвид Вустер
Филипп Шхуйлер
Гай Карлтон
Силы сторон
ок. 10 000[коммент. 1] 700—10 000[коммент. 2]
Потери
400 убитыми,
650 ранеными,
1 500 попали в плен
100 убитыми,
около 230 ранеными,
600 попали в плен
 
Вторжение в Канаду
Тикондерога – Сент-Жан – Лонг-пуант – Экспедиция Арнольда –

Квебек  – Сен-Пьер  – Сидарс  – Труа-ривьер  – Валькур

Вторжение в Канаду — первая важная военная инициатива недавно сформированной Континентальной армии во время американской войны за независимость. Целью кампании являлось обретение контроля над британской провинцией Квебек, а также присоединение франкоканадцев к участию в войне на стороне тринадцати колоний. Поражение привело к обособлению пробританской Канады от США.

Первая экспедиция (1700 ополченцев) под предводительством Монтгомери отправилась из форта Тикондерога, захватила форт Сент-Жан и пленила британского генерала Гая Карлтона при взятии Монреаля. Второй отряд покинул город Кембридж (Массачусетс), и через неосвоенные территории Новой Англии, испытывая большие трудности, отправился к Квебеку.

Экспедиция Монтгомери вышла из Тикондероги в конце августа, и в середине сентября начала осаду форта Сент-Жан — южного центра обороны Монреаля. После его захвата в ноябре, Карлтон начал переговоры и скоро Монреаль капитулировал. Карлтон покинул город и перешел в Квебек. Монтгомери взял власть в Монреале, до начала похода на столицу провинции из-за сокращения своих войск. Там он соединился с Бенедиктом Арнольдом, чьи силы после перехода через леса страдали от голода и плохого материального снабжения.

Объединившиеся силы сепаратистов были разбиты под Квебеком 31 декабря 1775 года. Их предводитель Монтгомери погиб, Арнольд был ранен в ногу, а оборонявшиеся потеряли только несколько бойцов. С оставшимися силами Арнольд продолжал осаду города до мая 1776 года, но, когда англичане получили подкрепление по реке, счел благоразумным отвести свои войска. Правивший в Монреале генерал Дэвид Вустер своими действиями раздражил местных сторонников и противников американцев.

Британия отправила к месту боевых действий несколько тысяч солдат (включая гессенцев) под командованием генерала Джона Бергойна, прибывших в Квебек в мае 1776 года. Обезопасив Квебек, Карлтон начал контрнаступление вдоль реки Ришелье, с целью через озеро Шамплейн выйти в долину Гудзона, и в конечном счете отрезать Новую Англию от остальных колоний. Колонисты под командованием Арнольда отступили к озеру Шамплейн, бросив артиллерию и обоз.

Но они смогли воспрепятствовать британцам. Главную роль сыграла импровизированная флотилия Арнольда. Пока она господствовала на озере, перевозить войска британцы не могли. Оттеснив поражённые оспой и дезорганизованные американские силы за озеро, Карлтон приказал перевезти и собрать в истоке Ришелье собственные корабли. Операция заняла все лето, и только 4 октября его флотилия была готова. С 10 по 13 октября флотилия Арнольда была разбита. Но Арнольд выполнил свою задачу: он оттянул продвижение Карлтона, навигация заканчивалась, британцы не смогли в 1776 взять форты Краун Пойнт и Тикондерога. И тем более не смогли утвердиться в верхнем течении Гудзона.

Окончание кампании подготовило почву для дальнейших боевых действий Бергойна в 1777 году, целью которых было получение контроля над рекой Гудзон и соединение с британской армией в Нью-Йорке.





Обозначение

Целью военной кампании был получение контроля над британской провинцией Квебек, которую в 1775 году часто именовали как «Канада». Так, в послании второго континентального конгресса к Филиппу Шхуйлеру указывалось «немедленно завладеть Сент-Джоном, Монтреалем, и любыми другими частями страны», и «проводить другие мероприятия в Канаде» которые могут «укрепить мир и безопасность» колоний[4]. Территория, именовавшаяся британцами как Квебек, большей частью вплоть до 1763 года была французской провинцией Канада, которую метрополия передала Великобритании согласно Парижскому мирному договору, окончившему франко-индейскую войну[5].

Предыстория

Летом 1775 года с битвы при Лексингтоне и Конкорде стартовала война за независимость североамериканских колоний. Далее британские войска были блокированы в Бостоне, осадой которого занялось местное ополчение. В мае 1775 Бенедикт Арнольд и Итан Аллен захватили форт Тикондерога и форт Кроун Пойнт, а также совершили набег на форт Сент-Жан в Квебеке, так как имели данные об их слабой защите и наличии там артиллерии[6]. В июне в Тикондероге и Кроун Пойнте было размещено около 1 000 милиционеров из Коннектикута под командованием Бенджамина Хинмана[7].

Разрешение конгресса

Собравшийся в 1774 году первый континентальный конгресс в письме от 26 октября предложил франко-канадцам участвовать во втором своём заседании в мае 1775 года. Во время заседания второго континентального конгресса было отправлено второе письмо, но оба документа остались без ответа[8].

После захвата Тикондероги, Арнольд и Аллен посчитали необходимым удерживать форт в своих руках чтобы британцы не смогли разделить силы колонистов, также указывая на слабую оборону Квебека. Каждый из них независимо друг от друга готовил экспедицию в эту область, указывая при этом на то, что отряда в 1200—1500 человек будет вполне достаточно чтобы выбить оттуда британских военных. Первоначально Конгресс приказал покинуть занятые форты[9], указав Нью-Йорку и Коннектикуту снабдить эти войска продовольствием и материалами для ведения оборонительных действий, но общественные выступления из Новой Англии и Нью-Йорка изменили его решение. Когда стало понятно, что губернатор Квебека Гай Карлтон укрепил форт Сент-Жан и пытается привлечь в войну проживавшие в штате Нью-Йорк племена ирокезов, Конгресс решил занять более активную позицию. 27 июня 1775 года предоставил генералу Филиппу Шхуйлеру полномочия для планирования и, если это было возможно, организации вторжения[10]. Находившийся теперь под его командованием Бенедикт Арнольд был направлен к генералу Джорджу Вашингтону с целью получения людей под своё командование для наступления на город Квебек[11].

Действия британцев

После набега на Сент-Жан генерал Карлтон, осознавая возможную угрозу со стороны американских колонистов, запросил подкрепления у находившегося в Бостоне генерала Томаса Гейджа. Также к защите городов Монреаль и Квебек была привлечена местная милиция, хотя их участие дало лишь ограниченный успех[12]. В ответ на захват Тикондероги и набега губернатор отправил 700 солдат для защиты последнего укрепления, находившегося около реки Ришелье южнее Монреаля, приказав начать строительство кораблей для их дальнейшего применения на озере Шамплейн[13], также рекрутировав для ведения оборонительных действий около сотни индейцев могавков. Сам Карлтон вместе со 150 солдатами остался в Монреале, так как основной упор в обороне провинции был возложен на форт Сент-Жан.[11] Защита города Квебек была поручена лейтенант-губернатору Гектору Крамахе[14].

Переговоры с индейскими племенами

Гай Джонсон, лоялист и британский агент, проживавший в долине Могавк, имел дружеские отношения с проживавшими в штате Нью-Йорк могавками. После того как мятежники заняли город Нью-Йорк, он для безопасности своей семьи решил покинуть штат вместе с 200 лоялистами и индейцами. Сперва он направился в форт Онтарио, где 17 июня договорился с вождями могавков и гуронов о сохранении линий снабжения и сообщений в регионе и поддержки Великобритании[15]. После этого он направился в Монреаль, где на встрече Карлтона с более чем 1 500 индейцами были достигнуты схожие соглашения[16]. Больше всего в этих соглашениях участвовали могавки, оставшиеся племена Ирокезской конфедерации избегали этих встреч с целью сохранения нейтралитета. Многие могавки остались рядом с Монреалем после встречи с губернаторов; однако так как было неясно, вторгнуться ли американцы в 1775 году, в середине августа большая часть индейцев ушла домой[17].

Континентальный конгресс стремился не допустить участия ирокезов в войне. В июле 1775 году миссионер Самюэль Киркланд, обладавший влиянием среди племени онайда, предоставил им заявление Конгресса о том, что «мы желаем чтобы вы оставались дома, и не вступали на чью-либо сторону, но держали топор глубоко зарытым[16].» Пока онайды и тускарора оставались нейтральными, многие представители первого племени поддерживали повстанцев[16]. Вести об организованной Джонсоном встрече в Монреале дали повод генералу Шхуйлеру, также имевшему доверие со стороны паствы Киркланда, организовать в середине августа конференцию в городе Олбани. Присутствовавшим на неё 400 индейцев (в основном представители онайда и тускакора и несколько могавков), Шхуйлер разъяснил суть противостояния между колониями и Великобританией, указав на то, что они защищают свои права и не желают завоеваний[18]. Собравшиеся индейские вожди согласились придерживаться нейтралитета, а вождь могавков охарактеризовал конфликт как «семейное дело» и сказал, что «они будут сидеть и наблюдать за борьбой[19]». Однако они получили уступки со стороны колонистов, включая обещания решить проблему захвата их земель белыми поселенцами[20].

Экспедиция Монтгомери

Ведущую роль в грядущей наступательной операции была у Филиппа Шхуйлера, который обойдя озеро Шамплейн должен был занять города Монреаль и Квебек. В состав этой группировки входили отряды из Нью-Йорка, Коннектикута и Нью-Гэмпшира, а также подчинявшиеся Сету Ворнеру участники паравоенной организации Мальчики с Зелёных гор, а снабжение было полностью возложено на Нью-Йорк[21]. Однако Шхуйлер действовал чрезвычайно осторожно, и к середине августа колонисты получили данные о том, что Карлтон усилил оборону в окрестностях Монреаля[22] и заручился поддержкой среди части местных племён[23].

Прибытие к форту Сент-Жан

25 августа 1775 года во время пребывания Шхуйлера на индейской конференции, Монтгомери стало известно об окончании строительства кораблей в форте Сент-Жан. Воспользовавшись отсутствием Филиппа и чётких установок касательно передвижения войск, он во главе отряда в 1 200 солдат к 4 сентября прибыл к острову Иль акс Ноикс на реке Ришелье.[24] Шхуйлер, успевший за это время заболеть, нагнал войска по пути. У него было письмо к канадцу Джэймсу Ливигнстону, который был готов помочь американцам привлечением на их сторону местных милиционеров, находившихся к югу от Монреаля. На следующий день войска спустились по реке к форту Сент-Жан, где после кратковременной стычки вернулись на исходные позиции. В схватке участвовали в основном индейские союзники Великобритании, не получившие поддержки со стороны гарнизона, из-за чего индейцы решили покинуть зону конфликта.[25] Другие индейские союзники британцев были перехвачены при переходе из Кахнаваке отрядом онайдов, которые убедили их вернуться в родные деревни. Туда прибыли Гай Джонсон, Даниэль Клаус и Джозеф Брант, желавшие заручиться поддержкой могавков, но онайды разъяснили своим собратьям условия конференции в Олбани[26], после чего британцы покинули индейцев без каких-либо результатов[27]

После первого боя стало ясно, что генерал Шхуйлер из-за болезни не способен командовать, так что он передал свои полномочия Монтгомери и спустя несколько дней отправился в форт Тикондерога.[28] Вскоре прибыли подкрепления в составе отрядов из Коннектикута, Нью-Йорка и от Мальчиков с Зелёных гор общей численностью 800—1000 человек[29], после чего 17 сентября Монтгомери решил начать осаду форта Сент-Жан, также прервав сообщение с Монреалем и захватив предназначенные для укрепления материалы. Итан Аллен попал в плен спустя неделю во время участия в бою при Лонг-пуант, когда вопреки инструкциям попытался взять Монреаль со своим малочисленным отрядом.[30] Этот провал вызвал кратковременную поддержку британцв местными ополченцами, однако вскоре они начали дезертировать.[31] Несмотря на то, что 30 октября провалилось покушение на Карлтона, форт сдался американцам 3 ноября.[32]

Оккупация Монреаля

После этого Монтгомери направился на север, где 8 ноября занял остров Сен-Поль на реке Святого Лаврентия, вступив на следующий день в Пуант-Сен-Шарль, где был принят как освободитель[33]. Монреаль был сдан без серьёзного сопротивления 13 ноября, а Карлтон заранее покинул город, посчитав невозможным организовать его защиту в условиях повального дезертирства милиционеров и сдачи Сен-Жана. Губернатор чудом избежал плена, так как часть наступавших перешла реку ниже течения, а ветер мешал британским кораблям покинуть город. Около города Сорель их настигли американские парламентёры, требовавшие капитуляции от экипажа конвоя, иначе он будет расстрелян батареями на нижнем течении реки. Имея неверные данные о силе артиллерии в этом районе, Карлтон решил покинуть корабль, приказав морякам уничтожить амуницию и порох в случае возможной капитуляции[34]. 19 ноября британская флотилия сдалась в плен, а губернатор смог пробраться в Квебек под видом обывателя[35]. Среди пленённых был Моисей Хайзен, выросший в Массачусетсе экспатриант, имевший владения около Сен-Жана и из-за плохого отношения к себе со стороны британцев решивший перейти на сторону Монтгомери. Он имел боевой опыт во время участия во франко-индейской войне, где руководил Вторым канадским полком в течение всей войны[36]

Перед отъездом из Монреаля в Квебек Ричард Монтгомери опубликовал обращение к местному населению, о том что Конгресс хочет присоединения к его борьбе за Квебек. Также он вступил в общение с симпатизирующим колонистам местным населением о проведении съезда для избрания делегатов в Конгресс. Ричард направил сообщение генералу Шхуйлеру с просьбой прислать делегацию для активизации дипломатической деятельности.[37]

После взятия Монреаля большая часть добровольцев покинула армию Монтгомери в связи с окончанием добровольного срока службы. Позже он использовал несколько захваченных судов чтобы 28 ноября с 300 солдатами двинуться на Квебек, оставив в захваченном городе 200 человек под командованием генерала Дэвида Вустера.[38] По дороге к его отряду присоединился только что созданный Джэймсом Ливингстоном Первый канадский полк численностью 200 человек[39].

Экспедиция Арнольда

Бенедикт Арнольд, после неудавшейся попытки возглавить экспедицию в Шамплейн вернулся в Кембридж, и предложил Джорджу Вашингтону организовать атаку на город Квебек с востока[40]. Последний поддержал эту идею и предоставил генералу 1 000 человек, усилив отряд стрелками Даниэля Моргана[41]. Войско Арнольда отплыло из Ньюберипорта в Массачусетсе к устью реки Кеннебек, а затем прибыло к форту Западный (нынешняя Огаста в штате Мэн).

Будучи фактически у ворот Квебека, экспедиция попала в неприятности после ухода из штата Мэн, бывшего последним оплотом цивилизации на их пути до города. При многочисленных волоках в ходе движения вверх по реке Кеннебек часть кораблей утонула вместе с имевшимся на них запасом пороха и продовольствия. Местность между реками Кеннебек и рекой Шодьер являла собой болотистый клубок озёр и ручьёв, что вместе с неблагоприятными погодными условиями вынудило четверть отряда повернуть назад. Спуск вниз по течению Шодьера вылился в потерю дополнительных судов из-за отсутствия у солдат опыта управления ими в быстрых водах[42].

В ноябре Арнольд после 400 миль пустыни достиг поселений по реке Святого Лаврентия, хотя численность его сил снизилась до 600 человек. Когда 14 ноября американцы достигли полей Абраама, Бенедикт выслал переговорщика с белым флагом с требованием капитуляции, однако британцы ответили отказом. Не имевшие артиллерии и слабо пригодные к боевым действиям бунтовщики оказались перед укреплённым городом. Имея данные о планируемой вылазке осаждённых, 19 ноября Арнольд отступил к Пуант-Окс-Трамбль для ожидания Монтгомери[43]. В это время Гай Карлтон прибыл в Квебек после своего поражения в Монреале.[44].

2 декабря Монтгомери прибыл по реке из Монреаля вместе с 500 солдатами, имея при себе захваченные британские припасы и зимнюю одежду. Объединённые силы, имевшие планы захватить Квебек[45], спустя три дня расположились на долине Авраама и начали осаду[46].

Осада Квебека

Во время организации атаки на город, к Монтгомери обратился проживавший рядом с Труа-Ривьер француз Кристоф Пелиссьер, работавший на металлургическом заводе Сент-Морис. Он предложил не организовывать провинциальную конвенцию до взятия города Квебек, так как до этого момента местные жители не могли чувствовать себя в безопасности[47]. Также было условлено, что завод начнёт снабжать осаждающих боеприпасами, что продолжалось вплоть до американского отступления в мае 1776 года (Пелиссьер тогда отбыл во Францию)[48].

Монтгомери присоединился к Арнольду и Джеймсу Ливингстону во время нападения на город 31 декабря 1775 года. Малочисленные и не имевшие тактических преимуществ американцы понесли сокрушительное поражение от Карлтона. Монтгомери был убит, Арнольд ранен, а многие попали в плен, включая Даниэля Моргана[49]. После битвы Арнольд отправил Моисея Хэйзена и Эдварда Антилла с вестью о поражении и просьбой о поддержке к Вустеру в Монреаль и находившемуся в Филадельфии Конгрессу[50]. Карлтон принял решение не преследовать американцев, ожидая внутри города прибытия подкреплений весной 1776 года. Арнольд продолжал осаду до марта 1776 года, когда ему было приказано заменить в Монреале Вустера. Всё это время осаждавшие страдали от тяжёлых погодных условий вспышки оспы, но выбывших заменяли ежемесячно прибывавшие подкрепления[51]. 14 марта мельник Жан-Батист Шассёр, живший ниже по течению реки от города, сообщил Карлтону о том, что 200 человек на южном берегу реки готовы бороться с американцами[52]. Они были мобилизованы, но бою при Сен-Пьере были разбиты проамериканским местным ополчением, находившимся на южном берегу реки[53].

Ещё не зная о поражении в Квебеке, Конгресс санкционировал отправку на это театр войны 6 500 дополнительных солдат[54]. Всю зиму войска прибывали в Монреаль и лагерь у Квебека. К концу года силы осаждавших достигли 3 000 человек, но четверть из них была непригодна к службе. в первую очередь из-за оспы. Также Ливингстон и Хэйзен пессимистично оценивали верность и настрой 500 служивших под их началом канадцев, учитывая также поддержку местным населением британских властей[55].

В Конгрессе были противоречия из-за просьбы Арнольда назначить более опытного офицера для ведения осады. Сперва выбор пал на генерал-майора Чарльза Ли, получившего серьёзный опыт во время службы в британской армии, который должен был вступить в новую должность в январе. Спустя неделю конгрессмены решили направить Ли в южные штаты для борьбы с возможным британским вторжением[56] (Британская атака была отбита в июне 1776 года в бою у форта Салливана.)[57]. В итоге было решено назначить генерал Джона Томаса, участвовавшего в осаде Бостона.[56]

События в Монреале

Когда генерал Монтгомери оставил Монреаль ради осады Квебека, управление городом было передано в руки коннектикутского бригадного генерала Дэвида Вустера. При нём первоначально хорошие отношения с местным населением быстро испортились. После обещаний даровать жителям американские идеалы, он начал аресты лоялистов и угрожал подобным каждому противнику американского присутствия[58]. параллельно разоружению подверглось несколько общин и были попытки получить с местных ополченцев королевские комиссионные. Сопротивлявшиеся были подвергнуты аресту и направлены в форт Шамбли[59]. Подобные шаги в купе с тем, что американцы оплачивали поставки припасов и предоставляемые услуги большей частью бумажными купюрами, а не монетами отвратило население захваченных областей от участников экспедиции. 20 марта Вустер покинул город ради ведения осады Квебека, оставив свой пост Моисею Хэйзену и 2-му Канадскому полку вплоть до прибытия Арнольда 19 апреля.[60]

29 апреля делегация их трёх участников второго континентального конгресса вместе с американским священником-иезуитом Джоном Кэрроллом и французским художником Флери Месплетом из Филадельфии прибыла в Монреаль. Конгресс поставил перед ними задачу изучить ситуацию в городе и постараться склонить население на сторону восставших. Делегация, куда входил и Бенджамин Франклин не смогла выполнить поставленные условия, так как отношения были уже испорчены. Делегаты не смогли навести порядок в сложившихся товарно-денежных отношениях между колонистами и местным населением. Попытка заручиться поддержкой местного католического духовенства закончилась провалом, так как акт о Квебеке от 1774 года снимал все ограничения касательно исповедания их веры. Флери Меспле, предоставивший горожанам типографский пресс больше ничего не успел сделать[61]. Франклин и Кэрролл оставили Монреаль 11 мая после известий о поражении под Квебеком[62], после чего вернулись в Филадельфию. Оставшиеся два делегата — Сэмюэль Чейс и Чарльз Кэрролл проанализировали военное состоянии на юге и востоке Монреаля, придя к выводу о хороших условиях обороны. 27 мая они написали доклад Конгрессу о сложившейся ситуации, после чего отправились на юг[63].

Сидарс

Выше по течению реки от Монреаля располагалась серия небольших британских гарнизонов, оставшиеся не тронутыми американцами. С наступлением весны отряды племён кайюга, сенека и миссиссога начали собираться у форта Освегатчи, предоставив в распоряжении его командира — капитана Джорджа Форстера необходимую силу для борьбы с американцами[64]. Вербовка осуществлялась по рекомендациям сбежавших из Монреаля лоялистов[62]. Кроме того, Вустер запретил торговлю с индейцами, жившими выше по течению реки, из-за опасений что этими товарами могут воспользоваться британцы. Это разозлило местных купцов, и делегация конгресса отменила запрет[65].

Дабы предотвратить возможное снабжение британских войск и в ответ на слухи о индейских сборах, Моисей Хэйзен направил полковника Тимоти Бедела вместе с 390 солдатами вверх по реке на 40 миль (64 километра) Ле Седр, где они начали возводить укрепления[65]. Форстер был предупреждён индейскими шпионами и лоялистами об этих манёврах, и 15 мая выдвинулся вниз по течению с отрядом в 250 человек, основу которого составили индейцы, милиция и регулярные силы. В ходе нескольких стычек, известных как бой при Сидарс, лейтенант Бедела Исаак Баттерфилд 18 мая сдался со всеми со своими силами, на следующий день в плен к британцам перешли 100 человек из подошедшего подкрепления[66].

Кенз-Шен

Узнав о поражении, Арнольд начал собирать силы для восстановления позиций в этом районе, и закрепился в Лашине, находившимся выше по течению реки от Монреаля. Форстер, оставивший пленников в Ле Седр, двинулся к Монреалю с отрядом в 500 человек, 24 мая получил информацию о расположении Арнольда и что тот ожидает подкреплений, численно превосходящие британские силы. Так как его силы сокращались, он разработал договорённость об обмене захваченных американцев на находившихся пленниками в форте Сент-Жан британцев. После короткой пушечной канонады в Кенз-Шен Арнольд подтвердил обмен, состоявшийся между 27 и 30 мая[67].

Прибытие подкреплений

Американского

Генерал Джон Томас не мог двигаться на север вплоть до конца апреля из-за замёрзшего озера Шаплейн[68]. Беспокоясь из-за докладов о болезнях и ослаблении осаждавшего войска, он сделал запросы в Вашингтон с просьбой о посылке к нему дополнительных отрядов. По прибытии в Монреаль он узнал о том, что многие солдаты обещали оставаться в армии до 15 апреля, после чего настаивали на своём возвращении домой. Так, полк с приписанными к нему 750 солдатами отплыл на север только с 75 из них[69]. Это заставило Конгресс попросить генерала Вашингтона санкционировать просьбу Томаса. В конце апреля тот отправил из Нью-Йорка 10 подразделений, ведомых генералами Вильямом Томпсоном и Джоном Салливаном. Этот шаг сильно снизил собственные силы Вашингтона, готовившегося к отражению британской атаки в этом месте[70]. Параллельно существовала транспортная проблема из-за нехватки парусного флота на озёрах Джордж и Шамплейн для перевозки подкреплений и сложности в поставке припасов в сам Квебек[71]. По этой причине Салливану пришлось задержаться в Тикондероге, из-за чего в Сорель его люди прибыли лишь в начале июня[72].

Генерал Вустер прибыл с подкреплением в лагерь американцев под Квебеком в начале апреля. Пополнения прибывали с юга в меньших размерах вплоть до прибытия генерала Томаса в конце апреля. Номинально он принял под своё командование 2 000 человек, но по факту их число было меньше из-за последствий бушевавшей оспы и суровой канадской зимы. 2 мая возникли слухи о прибытии по реке британских кораблей, и Томас 5 мая решил эвакуировать свои силы вместе с больными в Труа-Ривье. Позже в этот день он получил донесение о том, что 15 кораблей были на расстоянии 40 лиг от города, ожидая благоприятных погодных условий для дальнейшего продвижения. Эвакуация лагеря началась на следующий день, ускорившаяся после того как изменился ветер и 3 корабля уже проникли в Квебек.[73]

Британского

После прибытия в Лондон новостей о битвах при Лескингтоне и Конкорде, правительство лорда Фредерика Норда осознало необходимость привлечения иностранной военной силы для подавления мятежа в Северной Америке. Просьба к правившей Российской империей Екатерине Великой была ею отклонена, но несколько германских княжеств Священной римской империи согласились помочь Великобритании. В 1776 году из появившихся в строю 50 000 солдат треть из них составили немцы, уроженцы ландграфства Гессен-Кассель и Гессен-Ханау позволили именовать эти войска гессенцами.[74] Из 50 000 воинов, около 11 000 было направлено в Квебек.[75] Отряды из Гессен-Ханау и Брауншвейг-Люнебурга в феврале 1776 года отплыли в город Корк, и объединившись с перевозившим британские войска конвоем приплыли в Северную Америку в начале апреля.[76]

Карлетон, знавший об активности в американском лагере, быстро организовал выгрузку подкреплений и около полудня направил отряд в 900 человек разведать ситуацию. Среди колонистов началась паника, вылившаяся в повальное отступление. Надеясь победить с минимальными потерями[77], губернатор отправил вверх по реке корабли для беспокойства противника и возможной блокады. В британский плен попало много раненых и больных, а также боеспособный отряд, охранявший южную сторону реки Святого Лаврентия. Отступавшие в спешке сепаратисты оставили противнику пушки и порох.[77] Американцы перегруппировались в 19 часов за сорок миль от Квебека в Дешамбо. Томас организовал военный совет, где большинство высказалось за отступление, он решил оставить здесь 500 человек, позволив остальным уйти в Сорель. В Монреаль было отправлено просьба о материальной помощи, так как многие из солдат имели при себе лишь собственную одежду и провиант на несколько дней[78].

Делегация Конгресса в Монреале узнав об этом событии решила больше не удерживать реку Святого Лаврентия, и оставила в Дешамбо небольшой отряд. Так и не получивший ответа за шесть дней Томас начал отступать к Труа-Ривьер, но только после схватки с высадившимися с британских кораблей отрядами. Американцы достигли пункта назначения 15 мая, и оставили там больных и отряд из Нью-Джерси для их защиты. К 18 мая оставшиеся силы присоединились к отряду генерала Томпсона в Сорели, где 21 числа состоялась его встреча с делегацией Конгресса. В тот день Томас заболел оспой и умер 2 июня, все его дела были переданы Томпсону[79].

Контрнаступление Карлтона

Труа-Ривьер

6 мая 1776 года небольшая эскадра британских судов под руководством капитана Чарльза Дугласа прибыла в Квебек с продовольствием и отрядом в 3 000 человек, ускорив отступление противника к Сорели[73]. Но генерал Карлтон не принимал никаких серьёзных мер вплоть до 22 мая, когда выдвинулся к Труа-Ривьер с 29-м и 47-м полками. Узнав об успехе Форстера в Ле Седре, вместо форсированного марша он вернулся в город Квебек, отдав командование в Труа-Ривьер Аллену Маклену. Здесь тот встретился с лейтенант-генералом Джоном Бергойном, прибывшим 1 июня с большим отрядом, основу которого составляли ирландские рекруты и гессенские наёмники, и военным денежным фондом[79].

Колонисты в Сорели прознав о том, что в Труа-Ривьере осталось «лишь 300 человек» решили отбить город у противника. Не зная о прибытии основных британских сил и не учитывая географию местности около города, генерал Томпсон с 2 000 бойцами сначала оказался в болоте, а затем попал под удар усиленной британской группировки. В бою были пленены Томпсон и многие старшие офицеры, а также 200 человек и большая часть предназначенных для экспедиции кораблей, что значило конец американской оккупации Квебека. Их силы в Сорели, уже под руководством Салливана, были вынуждены отступить[80]. Карлтон снова не воспользовался полученным преимуществом, возвратив пленников в Нью-Йорк ещё в августе[81].

Отступление к Краун Пойнт

14 июня Карлтон вместе с армией отплыл к Сорелю. Прибыв в этот день, они обнаружили утренний уход колонистов из Сореля вверх по течению реке Ришелье к Чамбли и Сен-Жану. В отличие от ситуации с Квебеком, американцы организованно покинули город, хотя часть отряда была отделена от главных сил из-за прибывшей британской флотилией, так что им пришлось двигаться к Монреалю чтобы соединиться с Арнольдом[82]. Губернатор приказал генералу Бергойну во главе отряда в 4 000 солдат продвигаться вверх по реке Ришелье вслед за отступающими американцами, пока Карлтон продолжил плавание к Монреалю[83].

В Монреале Арнольд не зная о событиях, произошедших ниже по течению, закончил переговоры с Форстером. Посланник был направлен к Сорелю 15 июня с новостями от генерала Салливана и обнаружил флот Карлтона, после чего бежал на берег и на украденном коне возвратился в Монреаль[83]. В течение четырёх часов Арнольд и расположенные гарнизоны около Монреаля покинули город (попытавшись сжечь его перед этим), отдав его в руки местной милиции. Флот Карлтона прибыл сюда 17 июня[84].

17 июня отряд Арнольда достигли главной армии около Сен-Жана[84]. Салливан не мог участвовать в военных действиях, и после краткого брифинга было решено уходить к Краун Пойнт. Американцы покинули Сент-Жан буквально за несколько минут до прибытия туда людей Бергойна[85].

Остатки американской армии прибыли в Краун Пойнт в начале июля[86]. Но кампания на этом не окончилась, так как британцы продолжили военные действия.

Строительство флота и действия канадских властей

Американцы действовали осторожно при отступлении до реки Ришелье и озера Шамплейн, уничтожая при этом все корабли, которые не могли забрать с собой. Это заставило британцев организовать работу по созданию новых кораблей на несколько месяцев, 28 сентября Карлтон доложил в Лондон о том, что надеется на скорое прибытие флота[87]. Когда генералы Арнольд и Аллен захватили Тикондерогу, ими был заложен небольшой флот для патрулирования озера Шамплейн.

Когда британцы готовили флота для контратаки Арнольда, Карлтон занимался делами в Монреале. До отступления американцев из города Квебек он сформировал комитеты для изучения отношения местных жителей к колонистам, и отправил их в деревни для ареста активных участников действий колонистов, многие из которых были уже задержаны лоялистами[88]. К моменту его прибытия в Монреаль подобные комиссии были и там[87].

Остров Валькур

Генерал Горацио Гейтс получил командование над северными подразделениями Континентальной армии в начале июля и перевёл большую их часть в Тикондерогу, оставив в Краун Пойнт 300 солдат. В Тикондероге бойцы занялись улучшением укреплений, а в это время Арнольд получил задание построить в Краун Пойнт флотилию. В течение лета в Тикондероге скапливались американские силы, в итоге достигнув отметки в 10 000 человек[89]. Небольшой отряд корабелов расположился в Скенеборо (в настоящее время Уайтхолл) для строительства кораблей с целью защиты озера[90].

7 октября Карлтон начал движение, и 9 числа британский флот расположился на озере Шамплейн. В битвы у озера Валькур, начавшейся 11 октября, британцы нанесли серьёзнейший урон флотилии Арнольда, заставив его отступить к Краун Пойнт. Осознавая, что там он не выдержит атаки противника, американский генерал отступил к Тикондероге, позволив оккупировать покинутый форт 17 октября[91].

Войска Карлтона пробыли там две недели, при этом некоторые отряды были на расстоянии трёх миль от Тикондероги, стремясь привлечь войска Гейтса. 2 ноября британцы ушли на зимние квартиры в Квебек[92].

Последствия

Вторжение в Квебек закончилось для американских войск катастрофой, но организованное Арнольдом отступление вместе с действием флота на озере Шамплейн отложили ответные действия британцев на этом участке войны до 1777 года[93]. Гай Карлтон подвергся резкой критике со стороны Бергойна за пассивное преследование отступавших мятежников[94]. На основе этих данных и отрицательном отношении к Карлтону со стороны министра по делам колоний Джорджа Германа, командование над британскими войсками в военных действиях 1777 года было передано генералу Бергойну (из-за этого Карлтон подал в отставку с поста губернатора Квебека)[95].

Значительная часть Континентальных сил вместе с генералами Гейтсом и Арнольдом в ноябре покинули Тикондерогу передислоцировались на юг для помощи Джорджу Вашингтону (к тому моменту он потерял контроль над Нью-Йорком и к началу декабря вступил в Пенсильванию форсировав реку Делавэр, предоставив британцам свободу действовий в Нью-Джерси)[96]. Завоевание Квебека и других британских колоний оставалось целью конгресса в течение всей войны, но поддержавший вторжение Джордж Вашингтон считал невыгодными изъятие для этих целей людей и ресурсов с театров основных военных действий, так что эти планы не были реализованы.[97]

Во время мирных переговоров в Париже, американские посланники во главе с Бенджамином Франклином требовали по итогам войны передачи всего Квебека. Однако США удалось получить только территорию Огайо, бывшей частью Квебека согласно одноименному акту с 1774 года[98].

Во время англо-американской войны 1812—1815 годов американцы снова организовали наступление в британскую Северную Америку, во время которой надеялись на поддержку местного населения. Провал этой военной операции обрёл важное место в канадской истории, и считается датой возникновения канадской идентичности[99].

Напишите отзыв о статье "Вторжение в Канаду"

Примечания

Комментарии
  1. Силы континентальной армии трудно поддаются подсчётам, так как неизвестно количество больных, которых отправили домой, и сколько раз сюда отправлялись подразделения.
  2. К началу вторжения армия британцев насчитывала 700 человек, согласно даннымThayer Simeon. [books.google.com/books?id=afcLAAAAYAAJ The Invasion of Canada in 1775: Including the Journal of Captain Simeon Thayer, Describing the Perils and Sufferings of the Army Under Colonel Benedict Arnold, in Its March Through the Wilderness to Quebec]. — Providence, RI: Knowles, Anthony & Co, 1867.. За счёт ополчения из форта Сент-Жан и Квебека она увеличилась до 1 800 человек[1][2]. Прибывшие к июню 1776 года подкрепления под командованием Чарльза Дугласа увеличили численность солдат до 10 000, кроме этого были отряды ополчения и индейцев[3].
Примечания
  1. Smith1, 1907, p. 342-343.
  2. Alden, 1969 (1989), p. 209.
  3. Smith2, 1907, p. 430.
  4. Smith1, 1907, p. 242.
  5. Kingsford, 1892, p. 1-10.
  6. Kingsford, 1892, p. 391.
  7. Smith1, 1907, p. 182—183.
  8. Alden, pp. 195—198
  9. Smith (1907), vol 1, p. 178
  10. Smith (1907), vol 1, pp. 179—242
  11. 1 2 Alden, p. 202
  12. Coffin, pp. 496—497
  13. Alden, p. 199
  14. Lanctot, p. 53
  15. Smith (1907), vol 1, p. 293
  16. 1 2 3 Glatthaar (2006), p. 91
  17. Smith (1907), vol 1, pp. 295—296
  18. Glatthaar (2006), pp. 91-93
  19. Glatthaar (2006), p. 93
  20. Glatthaar (2006), p. 94
  21. Lossing, pp. 227—228
  22. Smith (1907), vol 1, pp. 309—310
  23. Smith (1907), vol 1, pp. 291—292
  24. Smith (1907), vol 1, pp. 317—324.
  25. Smith (1907), vol 1, p. 357
  26. Glatthaar (2006), p. 97
  27. Glatthaar (2006), p. 98
  28. Smith (1907), vol 1, p. 335
  29. Smith (1907), vol 1, pp. 361—365
  30. Smith (1907), vol 1, p. 384
  31. Smith (1907), vol 1, pp. 388, 410
  32. Lossing, p. 229
  33. Smith (1907), vol 1, p. 474
  34. Stanley, pp. 67-70
  35. Smith (1907), vol 1, pp. 487—490
  36. Everest, pp. 31-33
  37. Gabriel, p. 141
  38. Shelton, pp. 122—127
  39. Smith (1907), vol 2, p. 86
  40. Smith (1907), vol 1, pp. 398—399
  41. Smith (1907), vol 1, p. 515
  42. Arnold’s expedition is described in detail in e.g. Smith (1903) and Desjardins (2006).
  43. Simeon, p. xiv
  44. Kingsford (vol 5), p. 463
  45. Alden, p. 206
  46. Smith (1907), vol 2, p. 98
  47. Gabriel, pp. 185—186
  48. Proc. RSC 1886, pp. 85-86
  49. Smith (1907), vol 2, pp. 111—147
  50. Everest, p. 35
  51. Lanctot, p. 126
  52. Lanctot, p. 130
  53. Lanctot, pp. 131—132
  54. Nelson, p. 167
  55. Lanctot, p. 133
  56. 1 2 Nelson, p. 173
  57. Winsor, pp. 168—172
  58. Stanley, p. 110
  59. Stanley, p. 111
  60. Stanley, pp. 112—113
  61. Stanley, p. 115
  62. 1 2 Lanctot, p. 141
  63. Stanley, p. 116
  64. Stanley, p. 117
  65. 1 2 Stanley, p. 118
  66. Stanley, pp. 119—121
  67. Stanley, pp. 121—123
  68. Nelson, p. 184
  69. Nelson, pp. 187—188
  70. Nelson, p. 188
  71. Nelson, p. 189
  72. Nelson, p. 210
  73. 1 2 Smith (1907), vol 2, pp. 294—295
  74. Nickerson, p. 46
  75. Nickerson, p. 92
  76. Ketchum, pp. 89-96
  77. 1 2 Lanctot, p. 139
  78. Smith (1907), volume 2, pp. 345—346
  79. 1 2 Stanley, pp. 126—127
  80. Stanley, pp. 127—128
  81. Stanley, p. 128
  82. Stanley, p. 129
  83. 1 2 Stanley, p. 130
  84. 1 2 Stanley, p. 131
  85. Stanley, p. 132
  86. Stanley, pp. 132—133
  87. 1 2 Stanley, p. 134
  88. Stanley, p. 124
  89. Stanley, p. 136
  90. Nelson, p. 228
  91. Stanley, pp. 137—143
  92. Stanley, p. 144
  93. Morrissey, p. 87
  94. Nickerson, p. 71
  95. Nickerson, p. 102
  96. Winsor, pp. 367—373
  97. Smith (1907), volume 2, pp. 459—552
  98. Rideau Roger. A Brief History of Canada. — Facts on File. — P. 79.
  99. Dale, p. 8

Литература

  • Alden John R. [books.google.ca/books?id=tV6skkasmpMC&lpg=PR3&dq=A%20history%20of%20the%20American%20Revolution%20%22Alden%2C%20John%22&pg=PP1#v=onepage&q&f=true A history of the American Revolution]. — New York: Knopf, 1969 (1989). — ISBN 0-306-80366-6.
  • Coffin Victor. The Province of Quebec and the Early American Revolution. — University of Wisconsin Press, 1896.
  • Dale Ronald J. [books.google.ca/books?id=bqbeE0N119kC&lpg=PP1&dq=The%20Invasion%20of%20Canada%3A%20Battles%20of%20the%20War%20of%201812&pg=PP1#v=onepage&q&f=true The Invasion of Canada: Battles of the War of 1812]. — James Lorimer, 2003. — ISBN 978-1-55028-738-7.
  • Everest Allan Seymour. Moses Hazen and the Canadian Refugees in the American Revolution. — Syracuse University Press, 1977. — ISBN 978-0-8156-0129-6.
  • Gabriel Michael P. [books.google.ca/books?id=1x2neu9sFNEC&lpg=PP1&dq=Major%20General%20Richard%20Montgomery%3A%20The%20Making%20of%20an%20American%20Hero&pg=PP1#v=onepage&q&f=true Major General Richard Montgomery: The Making of an American Hero]. — Fairleigh Dickinson Univ Press, 2002. — ISBN 978-0-8386-3931-3.
  • Glatthaar Joseph T. Forgotten Allies: The Oneida Indians and the American Revolution. — New York: Hill and Wang, 2006. — ISBN 978-0-8090-4601-0.
  • Ketchum Richard M. Saratoga: Turning Point of America's Revolutionary War. — New York: Henry Holt, 1997. — ISBN 978-0-8050-6123-9.
  • Kingsford William. [books.google.com/books?id=XspYAAAAMAAJ The History of Canada, Volume 5]. — Roswell & Hutchinson, 1892.
  • Lanctot Gustave. Canada and the American Revolution 1774–1783. — Harvard University Press, 1967.
  • Lossing Benson John. [books.google.ca/books?id=aMMLAAAAYAAJ&printsec=frontcover&dq=The+Empire+State:+A+Compendious+History+of+the+Commonwealth+of+New+York#v=onepage&q&f=true The Empire State: A Compendious History of the Commonwealth of New York]. — Funk & Wagnalls, 1888.
  • Morrissey Brendan. [books.google.ca/books?id=mZG1Bisnwi8C&lpg=PP1&dq=Quebec%201775%3A%20The%20American%20Invasion%20of%20Canada&pg=PP1#v=onepage&q&f=true Quebec 1775: The American Invasion of Canada]. — Osprey Publishing, 2003. — ISBN 978-1-84176-681-2.
  • Nelson James L. [books.google.ca/books?id=AzaMzmqa10cC&lpg=PP1&dq=Benedict%20Arnold's%20Navy&pg=PP1#v=onepage&q&f=true Benedict Arnold's Navy]. — New York: McGraw Hill, 2006. — ISBN 978-0-07-146806-0.
  • Nickerson Hoffman. The Turning Point of the Revolution. — Port Washington, NY: Kennikat, 1967 (first published 1928).
  • Porter Joseph Whitcomb. [books.google.ca/books?id=KkLLxWdzeKAC&printsec=frontcover&dq=Memoir+of+Col.+Jonathan+Eddy+of+Eddington,+Me:+With+Some+Account+of+the+Eddy+Family,+and+of+the+Early+Settlers+on+Penobscot+River#v=onepage&q&f=true Memoir of Col. Jonathan Eddy of Eddington, Me: With Some Account of the Eddy Family, and of the Early Settlers on Penobscot River]. — Sprague, Owen & Nash, 1877.
  • Shelton Hal T. General Richard Montgomery and the American Revolution: From Redcoat to Rebel. — NYU Press, 1996. — ISBN 978-0-8147-8039-8.
  • Smith Justin H. [books.google.com/books?id=vlU06ifA9ZEC Arnold's March from Cambridge to Quebec]. — New York: G. P. Putnams Sons, 1903. This book includes a reprint of Arnold’s diary of his march.
  • Smith Justin H. [books.google.com/books?id=Ls9BAAAAIAAJ Our Struggle for the Fourteenth Colony, vol 1]. — New York: G.P. Putnam's Sons, 1907.
  • Smith Justin H. [books.google.com/books?id=19VBAAAAIAAJ Our Struggle for the Fourteenth Colony, vol 2]. — New York: G.P. Putnam's Sons, 1907.
  • Stanley George. Canada Invaded 1775–1776. — Hakkert, 1973.
  • Winsor Justin. [books.google.com/books?id=8kp1AAAAMAAJ Narrative and Critical History of America: The United States of North America]. — Boston: Houghton, Mifflin, 1888.
  • Royal Society of Canada. [books.google.com/books?id=tzMoAAAAMAAJ Proceedings and Transactions of the Royal Society of Canada: Délibérations Et Mémoires de la Société Royale Du Canada, 1886, Series 1, Volume 4]. — Royal Society of Canada, 1887.
  • Anderson Mark R. Battle for the Fourteenth Colony: America's War of Liberation in Canada, 1774-1776. — Hanover: University Press of New England, 2013. — ISBN 1611684978.
  • Bird Harrison. Attack on Quebec. — New York: Oxford University Press, 1968.
  • Codman John. Arnold's Expedition to Quebec. — New York, 1902.
  • Desjardin Thomas A. Through a Howling Wilderness: Benedict Arnold's March to Quebec, 1775. — New York: St. Martin's Press, 2006. — ISBN 0-312-33904-6.
  • Hatch Robert McConnell. Thrust for Canada: The American Attempt on Quebec in 1775–1776. — Boston: Houghton Mifflin, 1979. — ISBN 0-395-27612-8.
  • Roberts Kenneth Lewis. March to Quebec: Journals of the Members of Arnold's Expedition. — Down East Books, 1980. — ISBN 978-0-89272-083-5.
  • Rumilly Robert. Histoire de Montréal. — Montreal: Fides, 1970. — Vol. Volume 2.

Отрывок, характеризующий Вторжение в Канаду

Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.