Второе сицилийское восстание

Второе Сицилийское восстание — восстание рабов в Сицилии в 104—99 годах до н. э.

Предыстория

Сицилия, в то время провинция с наиболее многочисленными и развитыми рабовладельческими хозяйствами, уже становилась ареной восстаний рабов. В 136—132 годах до н. э. произошло самое крупное из них — так называемое Первое сицилийское восстание.

Причины восстания

Поводом к стихийному выступлению рабов стало прекращение устроенной сенатом проверки, которая сопровождалась освобождением части рабов. Командующий римской армией Гай Марий нуждался в солдатах (в это время шла Кимврская война) и потому приказал провести проверку рабов на предмет наличия среди них незаконно отданных в рабство. Они подлежали освобождению и зачислению в действующую армию. Однако в Сицилии проверка очень скоро прекратилась, что было вызвано, по всей видимости, подкупом проверявшего списки римского наместника Нервы крупными землевладельцами, не желавшими терять своих рабов.

Начало восстания

Очаг на востоке Сицилии

В 104 году до н. э. около 80 рабов убили своего хозяина у Гераклеи Минойской, после чего они скрылись в горах. Слухи об успешном заговоре проникли в среду рабов других рабовладельцев, так что вскоре множество рабов из окрестностей собралось вместе в горах. Нерва послал против беглых рабов небольшой отряд, который был, однако, разбит рабами. В результате, рабы получили оружие, а слухи о новом восстании рабов начали распространяться по острову. В результате, численность восставших с этого момента начала быстро расти.

Восставшие по образцу Первого Сицилийского восстания избрали царя. Им стал раб-италик Сальвий, принявший имя Трифона. Трифон создал армию из беглых рабов, разделил её на три части и приказал трём отрядам действовать отдельно друг от друга, но встречаться всем в специально назначенное для этого время.

Очаг на западе Сицилии

Параллельно в окрестностях Лилибея поднял восстание управляющий поместьем (вилик) киликиец Афинион, которого рабы также провозгласили царём. Этот очаг также очень быстро разрастался, поскольку для восстания у рабов было достаточно оснований.

Афинион отбирал в свою армию только наиболее годных к службе, а всем остальным приказал продолжать работу на поместьях уже в качестве свободных людей для снабжения армии всем необходимым.

Объединение сил восставших

Наконец, восставшие встретились и решили объединить свои усилия. При этом Афинион признал верховную власть Трифона, а сам стал главнокомандующим армией. Своей столицей Трифон сделал хорошо укреплённый город Триокалу. Трифон установил порядок, по которому существовали сам царь, обладавший высшей властью, назначаемый царём совет и народное собрание.

К восставшим рабам присоединилась часть плебеев, что позволяет говорить о чём-то большем, чем просто о восстании рабов.

Заключительный этап восстания

В 103 году до н. э. в Сицилию были переброшены крупные силы претора Луция Лициния Лукулла. Лукулл разбил армию Трифона и Афиниона, однако взять Триокалу он не сумел. Вероятно, его силы были недостаточны, поскольку в это время римляне сражались с кимврами и тевтонами на севере Италии.

Лишь в 101 году до н. э. в Сицилию были переброшены силы, достаточные для подавления восстания. С ними в Сицилию прибыл консул Маний Аквилий. К этому времени Трифон уже умер, и вождём восставших стал Афинион, который во время бездействия римлян достиг значительных успехов.

Победа в решающем сражении осталась за римлянами. Афинион был убит. Лишь небольшой выживший отряд разбитой армии рабов и разрозненные отряды восставших продолжали сопротивление вплоть до 99 года до н. э.

Итоги восстания

Длительные восстания рабов показали, насколько напряженной стала социальная обстановка в римском средиземноморском обществе. Они поставили перед руководящими кругами Римской республики задачу укрепления управленческого и репрессивного аппарата, а господствующие слои эллинистических государств заставили объединиться вокруг Рима, как оплота их социального господства и привилегированного положения.

Литература

• Shaw, Brent (2001). Spartacus and the Slave Wars: a brief history with documents. pp. 107–129

Отрывок, характеризующий Второе сицилийское восстание

– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.