Второе сражение под Полоцком
| Вторая битва под Полоцком | |||
| Основной конфликт: Отечественная война 1812 года | |||
 Петер фон Гесс. Битва под Полоцком (1812 г.) | |||
| Дата |
18—20 октября (6—8 окт.) 1812 г. | ||
|---|---|---|---|
| Место |
город Полоцк | ||
| Итог |
победа русских | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Вторая битва под Полоцком (18—20 октября 1812 года) — сражение, в котором русские войска под командованием генерал-лейтенанта Витгенштейна атаковали и нанесли поражение баварскому корпусу французов под командованием маршала Сен-Сира в ходе Отечественной войны 1812 года.
В результате успеха удалось освободить город Полоцк от французов, что создало угрозу и без того уязвимым путям снабжения войск Наполеона.
Содержание
Предыстория
Наступая на Москву, Наполеон оставил в Полоцке, на северо-востоке Белоруссии, корпуса Удино и Сен-Сира. Первоначальная задача наступления на Петербург провалилась после сражения под Клястицами и на первый план вышла задача охраны коммуникаций. После первого сражения под Полоцком обе стороны прекратили активные боевые действия.
Тогда Полоцк располагался на правом (северном) берегу Западной Двины, и река Полота, протекающая с севера на юг, и впадающая в Двину в городской черте, делила город на две части. Полоцк был занят французами, основные силы которых базировались на левом (южном) берегу напротив города. Армия Витгенштейна, прикрывая направление на Петербург, стояла соответственно на правом берегу Двины.
Через некоторое время армия Витгенштейна существенно усилилась, так как 15 октября к ней подошло хорошо вооружённое Петербургское ополчение (12 тысяч), набранное в северных губерниях. Кроме того на соединение с Витгенштейном подходил из Финляндии корпус генерал-лейтенанта Штейнгеля (12 тысяч). Армия Витгенштейна приступила к наступательным операциям 18 октября, то есть в то время, когда Наполеон начал отступление из Москвы.
Бой
Витгенштейн, пытаясь обезопасить маршрут Штейнгеля, который шёл по левому берегу Двины, решил сделать ложное нападение на Полоцк, чтобы отвлечь противника от мостов, которые он собирался навести через реку для переправы корпуса Штейнгеля.
18 октября авангард генерал-майора Балка в составе двух егерских полков, нескольких эскадронов и 6 пушек вытеснил французов из села Громы, находившемуся к востоку от города, и прогнал их до укреплённых позиций под Полоцком. Артобстрел и контратака французов опрокинули Балка, что вынудило Витгенштейна прислать подкрепления. Основные бои завязались на правом берегу Двины, французы перебрасывали части с левого берега, что устраняло помехи для корпуса Штейнгеля, приближающегося тем же берегом.
Тем временем французы начали выдвигаться для наступления. Отвлекающая диверсия превращалась в большое сражение. Витгенштейн был вынужден втянуть в дело весь корпус. Остаток дня прошёл в ожесточённых атаках и контратаках укреплений Полоцка. Основные силы Витгенштейна напирали на французов на левом (восточном) берегу реки Полоты, притока Двины. Одновременно с этим на правом берегу Полоты вёл бой авангард генерал-лейтенанта Яшвиля. В целом бой шёл без большого успеха для какой-либо из сторон, но в силу наступательного боя против укреплённой оборонительной позиции потери русских превосходили потери французов. Подошедший Штейнгель сообщил, что находится недалеко от места боя и может атаковать позиции неприятеля напротив Полоцка с левого берега Двины.
19 октября в течение дня стороны под Полоцком наблюдали друг за другом. В 4 часа дня войска Витгенштейна заметили французов, отступающих на другом берегу Двины под напором Штейнгеля, и открыли артиллерийский огонь против укреплений Полоцка. На правом берегу отряды Витгенштейна атаковали город с разных сторон, на левом берегу корпус Штейнгеля был остановлен заслоном французов в 5 верстах от Полоцка. Ожесточённые бои происходили на единственном мосту через Полоту на северных подступах к городу.
Сен-Сир, видя угрозу окружения, отдал приказ о скрытном ночном отступлении из города на левый берег Двины. В полночь начался приступ Полоцка и продлился до 2 часов ночи (утра) 20 октября. Сен-Сир сжёг за собой мосты; 2 тысячи баварцев, не успевших переправиться, попали в плен.
Баварскому корпусу удалось в 8 часов утра 20 октября сбить авангард Штейнгеля с позиций и открыть путь к отступлению. Витгенштейн отправил на усиление Штейнгеля 12 тысяч солдат под командованием генерал-лейтенанта Сазонова. Сам он ожидал возведения мостов через Двину. После постройки мостов Витгенштейн, переправившись на левый берег, соединил силы с корпусом Штейнгеля и стал преследовать корпус маршала Сен-Сира.
Итоги
Сен-Сир, избежав окружения, вывел бо́льшую часть своих войск. Около 2 тысяч французов не успели переправиться через Двину и были вынуждены сдаться. В Полоцке русские захватили одну пушку и большие запасы фуража. Штейнгель в боях взял до 500 пленных. Сен-Сир был тяжело ранен в ногу, после чего передал командование 2-м французским корпусом генералу Леграну, а 6-й остался под командой генерала Вреде.
Витгенштейн в рапорте императору Александру I оценил потери французов в Полоцке в 6 тысяч убитых и раненых (помимо пленных). Согласно надписи на мраморной плите на стене Храма Христа Спасителя русские потеряли убитыми и ранеными около 8 тысяч солдат.
За взятие Полоцка Витгенштейн был произведён царём в генералы от кавалерии. Занятие Полоцка означало серьёзную угрозу коммуникациям Наполеона и вынудило его отвлечь против Витгенштейна резервный корпус под командованием Виктора.
В честь победы русских войск под Полоцком, у Красного моста через Полоту в Полоцке установлена мемориальная плита следующего содержания:
«Через этот мост русские
войска под командованием
генерала Витгенштейна и отряда
Петербургского ополчения
после ожесточенных боев
6-8/19-21/октября 1812 г.
вошли в город и освободили
его от неприятеля, чем положили
начало изгнанию наполеоновских
войск с белорусской земли.
С того времени в память о
погибших и пролитой крови
этот мост стал называться
„КРАСНЫМ“»
См. также
Источники и ссылки
- [www.museum.ru/museum/1812/Library/Raport1/index.html Рапорты русских военачальников о сражении при Полоцке 6-7 (18-19) октября 1812 г.]
- [www.museum.ru/museum/1812/War/News_rus/izv080.html Донесение Ф. Ф. Штейнгеля от 9 (21) октября 1812]
Напишите отзыв о статье "Второе сражение под Полоцком"
Отрывок, характеризующий Второе сражение под Полоцком
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
