Второе сражение в Гельголандской бухте
Второе сражение в Гельголандской бухте | |||
Основной конфликт: Первая мировая война | |||
Британский лёгкий крейсер «Калипсо», получивший повреждения во время боя | |||
Дата | |||
---|---|---|---|
Место | |||
Итог |
неопределённый | ||
Противники | |||
| |||
Командующие | |||
| |||
Силы сторон | |||
| |||
Потери | |||
| |||
Второе сражение в Гельголандской бухте (англ. Second Battle of Heligoland Bight, нем. Zweites Seegefecht bei Helgoland) — морской бой, состоявшийся 17 ноября 1917 года в Северном море во время Первой мировой войны.
Превосходящие силы линейных и лёгких британских крейсеров атаковали германский отряд, занимавшийся тралением минного заграждения в Гельголандской бухте. Германские крейсера под командованием адмирала фон Рейтера, умело используя дымовые завесы, прикрыли тральщики и увлекли за собой британские корабли. Погоня за германскими крейсерами продолжалась до тех пор, пока британские корабли не оказались под огнём германских линкоров «Кайзер» и «Кайзерин».
Британские крейсера, прекратив погоню, вышли из боя. В результате сражения несколько германских и британских кораблей получили незначительные повреждения. Германский тральщик «Кёдинген», выполнявший функции брандвахты, в начале боя не успел сняться с якоря и был потоплен артиллерийским огнём британских эсминцев.
Содержание
Предыстория
Гельголандская бухта всю войну была ареной активной минной войны. Немцы ставили минные заграждения, чтобы обезопасить своё побережье, достаточно уязвимое во время отливов в заливе Яде, делавших невозможным выход в море крупных боевых кораблей из главной стоянки Флота открытого моря — Вильгельмсхафена. Англичане также занимались минными постановками, пытаясь запереть флот Германии в их базах. Во второй половине 1917 года британцы начали массовую постановку противолодочных минных заграждений. Всего за 1917 год было выставлено в Северном море и Атлантике 33 660 мин, из них 22 148 — в Гельголандской бухте, 8512 — у своих берегов и в Ла-Манше, 3000 — у бельгийского побережья[1]. Поэтому в бухте практически постоянно велись работы тральщиков и прорывателей заграждений. Они были тихоходными и представляли собой лёгкие мишени для крупных боевых кораблей, поэтому германский флот вынужден был привлекать для их охраны крейсера, а на выходе из Яде, как правило, находились «дежурные» линейные корабли и линейные крейсера[2].
В октябре 1917 года британское Адмиралтейство решило нанести удар по германским тральным силам. 31 октября в Каттегат были высланы значительные силы лёгких крейсеров и миноносцев с целью нанести удар и выманить на себя германские крейсера, но этого не произошло. Потопив 1 вооружённый пароход и 10 траулеров, британские корабли вернулись на свои базы. Осенью 1917 года германские корабли практически ежедневно выходили в море для проведения тральных операций. К середине ноября благодаря работе служб радиоперехвата, донесениям агентов и подводных лодок Адмиралтейство получило разведданные, достаточные для разработки крупной операции[3].
Операция была запланирована на утро 17 ноября. Наконец-то было решено использовать «белых слонов» адмирала Фишера[прим. 1] — в составе 1-й крейсерской эскадры в операции приняли участие лёгкие линейные крейсера «Корейджес» и «Глориес». В состав передовых сил под общим командованием вице-адмирала Нэпира входили также восемь лёгких крейсеров 1-й и 6-й эскадр и 10 миноносцев. Получилось компактное и сильное быстроходное соединение. Самыми медленными в нём были лёгкие крейсера, развивавшие 29 узлов. Эскадренная скорость этого соединения была на несколько узлов больше, чем у противника[4].
Прикрытие осуществляла 1-я эскадра линейных крейсеров под командованием вице-адмирала Пэкенхема — «Лайон», «Принцесс Ройал», «Тайгер» и «Рипалс» под флагом второго флагмана эскадры контр-адмирала Филлимора. В последний момент по распоряжению Битти эскадре был придан линейный крейсер «Нью Зиленд», что было спорным решением, так как эскадренный ход из-за достаточно слабовооружённого крейсера (305-мм орудия против 343-мм орудий у более мощных «кошек»[прим. 2] и тем более «Рипалса» с его 381-мм орудиями) упал на 2—3 узла. Дальнее прикрытие осуществляла 1-я эскадра линкоров в составе 8 самых сильных единиц, включая три единицы типа «Ройал Соверен». Общее руководство соединением из 15 линкоров и линейных крейсеров, 9 лёгких крейсеров и 29 эсминцев осуществлял Пэкенхем. Этих сил в теории было достаточно для сражения с половиной германского флота, но на практике управление этим разрозненным соединением было слишком сложным, и к тому же всё осложнялось проблемой недостаточного знакомства командующих соединениями с минной обстановкой[4].
Существовала карта гидрографического отдела Адмиралтейства, на которой были обозначены все британские и германские минные заграждения. Но на флот она поступала только в одном экземпляре главнокомандующему Гранд-Флитом Битти. Пэкенхем был ознакомлен с этой картой. Однако Нэпир и все остальные командиры её не видели. У каждого из них были свои собственные карты. Причём районы, считавшиеся Нэпиром опасными, на картах командиров соединений лёгких крейсеров были отмечены как безопасные[5].
Силы сторон
Великобритания
По данным[6].
- 1-я эскадра крейсеров (контр-адмирал Нэпир)
- 6-я эскадра лёгких крейсеров (контр-адмирал Александр-Синклер)
- 1-я эскадра лёгких крейсеров (вице-адмирал Коуэн)
- 1-я эскадра линейных крейсеров (вице-адмирал Пэкенхем)
- линейные крейсера «Лайон», «Принцесс Ройал», «Тайгер» (все 28 узлов, 4×2 343-мм орудий), «Нью Зиленд» (25 узлов, 4×2 305-мм орудий), «Рипалс» (32 узла, 3×2 381-мм орудия, флаг контр-адмирала Филлимора)
- лёгкий крейсер «Чемпион» (28 узлов, 4×152-мм, 1×102-мм)
- эсминцы «Верден», «Телемахус», «Ориана», «Непиэн», «Обдьюрейт», «Тристрэм», «Петард», «Тауэр»
- 1-я эскадра линкоров (вице-адмирал Мэдден)
Германия
- Непосредственное прикрытие
- II разведгруппа (контр-адмирал Ройтер)
- «Кёнигсберг II», «Нюрнберг II» (28 узлов, 8×150-мм), «Пиллау», «Франкфурт» (27,5 узлов, 8×150-мм)
- 7-я флотилия миноносцев (S 62)
- 14-я полуфлотилия миноносцев (G 87, G 92, G 3[прим. 3], V 83)
- 12-я полуфлотилия миноносцев (V 43, V 44, V 45)
- II разведгруппа (контр-адмирал Ройтер)
- Силы прикрытия (капитан 1-го ранга Грассхоф)
- Подкрепление, вышедшее из Яде в 8:40
- лёгкий крейсер «Штральзунд»
- 1-я флотилия миноносцев
- линейные крейсера «Гинденбург», «Мольтке»
- Подкрепление, вышедшее из Яде в 12:40
- линкоры «Фридрих дер Гроссе», «Кёниг Альберт»
Сражение
Германский флот для определения границ британских минных заграждений использовал тактику походов, называемых «уколами» (нем. Stichfahrten). Целью этих походов являлось обнаружение минных заграждений для их дальнейшего обхода или уничтожения. В операциях принимали участие тральщики с тралами, миноносцы с противолодочными тралами (буксируемыми на тросе глубинными бомбами), минопрорыватели и охранения из лёгких крейсеров с гидросамолётами. Поддержку таких отрядов осуществляли тяжёлые корабли, находившиеся в районах, безопасных от мин. Утром 17 ноября в поход вышли 6-я полуфлотилия тральщиков, 2-я и 6-я вспомогательные полуфлотилии тральщиков, 12-я и 14-я полуфлотилии миноносцев и 4-я группа минопрорывателей. Прикрытие осуществлялось лёгкими крейсерами 2-й разведывательной группы под командованием контр-адмирала фон Рейтера. В группу входили «Кёнигсберг II» (флагман), «Франкфурт», «Пиллау» и «Нюрнберг II». Для поддержки из состава IV эскадры линкоров её командиром вице-адмиралом Сушоном были выделены линкоры «Кайзер» и «Кайзерин», под общим командованием командира «Кайзерин» капитана 1-го ранга Грассхофа[9].
Отряд должен был произвести обследование фарватера, проложенного по направлению на северо-запад от точки, которая находилась примерно на середине линии Хорнс-риф — Терсхеллинг. Погода была мглистой, поэтому патрульные дирижабли и гидросамолёты разведку не осуществляли. На море было лёгкое волнение в 2—3 балла[10].
В авангарде британских сил шла 1-я крейсерская эскадра. 6-я эскадра лёгких крейсеров под командованием вице-адмирала Александр-Синклера шла чуть впереди по левому борту. 1-я эскадра лёгких крейсеров вице-адмирала Коуэна шла в 3-х милях позади линейных крейсеров Нэпира (англ. Trevylyan Napier). 1-я эскадра линейных крейсеров Пэкенхема находилась в 10 милях позади 1-й крейсерской эскадры[11].
Немецкий отряд состоял из трёх групп — северной, в составе тральщиков и эсминцев, средней, состоявшей из отряда поддержки, и южной, включавшей в себя крейсера фон Рейтера. Около 7:30 с «Корейджеса» были замечены германские тральщики. Почти одновременно их увидели с «Кардиффа»[11]. В этот момент флагман фон Рейтера «Кёнигсберг» шёл к группе тральщиков[12]. В 7:37 «Корейджес» дал первый залп из 381-мм орудий по лёгкому крейсеру. Почти одновременно с ним «Глориес» обстрелял другой крейсер. 6-я эскадра лёгких крейсеров атаковала тральщики[13].
Условия освещения были благоприятны для англичан — немецкие корабли были хорошо видны на восточной, освещённой части горизонта. Но команды германских кораблей не растерялись и действовали чётко и слаженно. Тральщики обрубили тралы и стали уходить на восток. Крейсера и миноносцы выдвинулись на северо-запад и выставили густую дымовую завесу, закрывшую от британских кораблей тральщики. Крейсера с миноносцами стали уходить на юго-восток, увлекая за собой британские крейсера, тем самым давая шанс тихоходным тральщикам уйти. Не повезло только вооружённому траулеру «Кёдинген», который стоял на якоре, служа в качестве временного маяка для тральщиков. Он лишился хода, не успев сняться с якоря, и его экипаж был снят британскими эсминцами, а сам пароход потоплен[12][13].
Британцы, не зная точных сил немцев, вблизи минных полей действовали очень нерешительно. Британские крейсера шли к дымовой завесе, так как для продолжения боя вынуждены были пройти её. В клубах дыма периодически показывались германские крейсера, но определить их точное количество и курс не удавалось. Около 8:00 «Корейджес» подошёл к завесе и в 8:07 пересёк её. К юго-востоку от него были видны три германских крейсера, шедших на северо-восток и затем в 8:11 изменивших курс на юго-восточный. Нэпир доложил обстановку Пэкенхему, и тот выслал «Рипалс» на помощь 1-й крейсерской эскадре[14]. В 8:10 по немцам открыли огонь «Корейджес» и «Глориес». Через две минуты к ним присоединился «Кардифф», а ещё через десять минут «Серез», «Калипсо» и крейсера 6-й эскадры[15].
Крейсера Рейтера на полном ходу шли на соединение с линкорами Грассхофа. Свою задачу они полностью выполнили — тральщики уходили 10-узловым ходом на северо-восток, и их не преследовал ни один британский корабль. Находясь под непрерывным обстрелом, крейсера Рейтера подвергались риску получить один-два 381-мм снаряда с линейных крейсеров и разделить судьбу «Блюхера»[прим. 4]. Но II разведывательная группа шла зигзагом и удачно отстреливалась. В 8:20 попытавшиеся выйти в атаку британские миноносцы «Вэлентайн» и «Ванкуишер» были отогнаны артиллерийским огнём[15].
В 8:30 немцы поставили вторую завесу, а в 8:45 — третью. Стрельба временно прекратилась. Дымовые завесы были поставлены в районе, дальше которого Нэпир считал заходить рискованным из-за мин. Он опасался, что немцы могли резко сменить курс, а он, продолжая идти тем же курсом, попал бы на минное поле. К тому же была вероятность не заметить в дыму торпедную атаку. Поэтому в 8:52 он приказал резко отвернуть влево, огибая дымзавесу с востока, дав знать Пэкенхему, что потерял из виду германские крейсера. Почти одновременно с этим завесу развеяло ветром, и стало видно, что крейсера Рейтера идут прежним курсом[16][17]. Из-за поворота преследователей влево германские крейсера вышли из зоны стрельбы линейных крейсеров, и с 9:07 до 9:15 «Корейджес» и «Глориес» прекратили огонь[18].
Несмотря на преимущество (восемь крейсеров против четырёх), 1-я и 6-я эскадры лёгких крейсеров британцев не могли его реализовать, сами при этом неся потери. Лёгкий крейсер «Кардифф» получил значительные повреждения. Около 8:50 он получил попадание в полубак, вызвавшее пожары, а затем вскоре второе попадание в район кормовых надстроек и третье в помещение торпедных аппаратов[19]. Крейсера «Галатея», «Роялист» и «Инконстант» могли вести огонь только из носовых 152-мм орудий, так как дальности бортовых 102-мм орудий не хватало[18].
В отличие от Нэпира, Филлимор на «Рипалсе» разумно решил, что путь, по которому прошли германские крейсера, должен быть свободен от мин, поэтому он продолжил преследование и к 9 часам нагнал крейсера Нэпира. «Рипалс» впервые в своей карьере открыл огонь по реальным целям — крейсерам Рейтера. Условия стрельбы были неблагоприятными — всё скрывали дым из труб, остатки дымзавесы и тумана. Но при каждом удобном случае «Рипалс» давал четырёхорудийный залп из носовых башен, постепенно пристреливаясь[20].
В 8:50 немецкие крейсера нагнали 2-ю и 6-ю полуфлотилии тральщиков, в начале боя ушедших на юго-восток. Для их защиты ближайшие к ним крейсера «Нюрнберг», «Пиллау» и 14-я полуфлотилия миноносцев выставили дымзавесу. Рейтер приказал произвести торпедную атаку. Миноносцы выпустили шесть торпед, ещё несколько было выпущено «Кёнигсбергом» и «Франкфуртом», но все без видимого успеха. Тем не менее это позволило тральщикам скрыться[21].
Тем временем принявший донесение Нэпира о потере контакта адмирал Пэкенхем понял, что он окончательно потерял контроль над обстановкой, и около 9:00 отдал приказ крейсерам возвращаться[22]. Но этот приказ был проигнорирован даже осторожным Нэпиром, который доложил о появлении новых крейсеров противника и продолжил движение. Нэпир к 9:32 дошёл до границы предполагаемого им минного поля и, повернув направо, пошёл вдоль неё. Лёгкие крейсера и «Рипалс» продолжали погоню[20].
Приблизительно в это время немецкие корабли выставили пятую дымзавесу и произвели новую торпедную атаку. Миноносец «Вэлентайн» из состава прикрытия 6-й эскадры лёгких крейсеров заметил на пути подходившего с северо-запада «Рипалса» подводную лодку. Поэтому, доложив Филлимору, он вместе с миноносцами «Вимиера», «Ванкуишер» и «Вихемент» окружил линейный крейсер[23].
В 9:40 серьёзные повреждения получил «Калипсо». Снаряд пробил крышу боевой рубки и убил всех находившихся там, в том числе командира корабля капитана 1 ранга Эдвардса. Приборы управления артиллерийской стрельбой вышли из строя, и крейсер прекратил огонь. В командование «Калипсо» вынужден был вступить старший артиллерийский офицер[24]. Несмотря на это, британские корабли продолжали преследование. Но вскоре обстановка резко изменилась. Ещё в 9:30 в виду германских крейсеров показались «Кайзер» и «Кайзерин». В 9:46 они дали залп из своих орудий[25].
Один из снарядов угодил в ватерлинию «Каледона», не причинив, правда, при этом серьёзных повреждений. Британские крейсера резко развернулись и стали выходить из-под обстрела. Они пытались сигнализировать «Рипалсу», но тот ещё как минимум 10 минут шёл вперёд, только затем развернулся и стал прикрывать отход лёгких крейсеров. Перед поворотом последний его залп достиг цели. 381-мм снаряд пробил три дымовых трубы «Кёнигсберга» и разорвался в угольной яме, вызвав пожар, в результате которого ход крейсера упал до 17 узлов[прим. 5]. Но воспользоваться этим британцам уже не удалось — пора было самим уходить под огнём германских линкоров[26][27].
Грассхоф решил не преследовать британские корабли, хотя фон Рейтер и пытался его в этом убедить. Не прибавило ему решительности и появление чуть позже германских линейных крейсеров «Гинденбург» и «Мольтке», вышедших из устья Яде на помощь[28]. Бой прекратился, и британские корабли беспрепятственно вернулись в свои базы.
Результаты боя
За время боя «Корейджес» выпустил 92 381-мм снаряда, «Глориес» — 57. Оба крейсера выпустили также 180 фугасных и 213 полубронебойных 102-мм снарядов. Единственного попадания 381-мм снарядом добился «Корейджес», поразивший «Пиллау». Низкий процент попаданий — 0,7 % — объясняется предельной дальностью стрельбы и плохими условиями наблюдения. Лёгкие крейсера стреляли тоже не лучшим образом. Выпустив 2519 152-мм снарядов, они добились трёх попаданий (0,12 %)[29]. «Рипалс» выпустил 54 381-мм снаряда, добившись одного попадания[26]. «Глориес» получил лёгкое повреждение левого орудия башни «A». «Корейджес» не получил повреждений. Оба крейсера получили в носовой части повреждения настила палубы от дульных газов[29]. Потери британского флота составили около 100 человек[30].
Потери германского флота составили: 21 убитый, 10 тяжело- и 30 легкораненых[31]. С «Кёдингена» было пленено 64 человека[30]. 152-мм снаряд (возможно 102-мм) попал в щит носового орудия правого борта «Кёнигсберга», не причинив повреждений. Попавший в него 381-мм снаряд с «Рипалса» пробил три дымовых трубы, разорвавшись в угольной яме. Возникший пожар привёл к выходу из строя одного парового котла и падению скорости, по разным данным, до 17[26] или 20—24 узлов. «Пиллау» получил попадание 381-мм снаряда в щит носового орудия левого борта. Орудие было выведено из строя[29][прим. 6].
Оценки и последствия
Британский флот вновь показал, что способен действовать в непосредственной близости от германских баз[32]. Но при наличии подавляющего преимущества в силах британцы не смогли его реализовать. Тому причиной были умелое использование германскими кораблями дымовых завес, меткая стрельба крейсеров Рейтера в совокупности с неудовлетворительным качеством британских снарядов[30].
Командующий Гранд-Флитом Битти был недоволен ходом проведения операции. Британские корабли не смогли выполнить основную задачу и уничтожить неприятельские тральщики. При этом они дали втянуть себя в долгую и безрезультатную погоню за германскими крейсерами. А после обнаружения линкоров Флота открытого моря не было предпринято ничего для их уничтожения, хотя это было по силам линкорам имевшейся в наличии 1-й эскадры линкоров[27]. В очередной раз проявилась нерешительность британских адмиралов. Линейные крейсера Нэпира, имевшие максимальную скорость свыше 31 узла, в бою не развили скорость свыше 25 узлов. Это стало предметом разбирательств в Адмиралтействе. Но действия Нэпира не были признаны ошибочными, поскольку местоположение и курс крейсеров противника в начальной фазе боя были слишком неопределёнными, а в дальнейшем сказалось отсутствие у командира 1-й крейсерской эскадры знания реальной картины минной обстановки. В итоге был сделан вывод о том, что впредь командиры эскадр должны получать все сведения о минных заграждениях, которыми располагало Адмиралтейство[33].
Командовавший в 1917 году германским Флотом открытого моря адмирал Шеер в своих мемуарах и британский историк Вильсон по результатам боя делают вывод о неудовлетворительных боевых качествах линейных крейсеров «Корейджес» и «Глориес». И хотя защита новых британских крейсеров действительно была недостаточной, сделать эти выводы на основании данных о втором бое в Гельголандской бухте затруднительно, поскольку вместо 5 заявленных немцами попаданий в линейные крейсера[31] в реальности имело место только повреждение левого 381-мм орудия носовой башни «Глориеса» осколками снаряда[34]. При этом замеченного немцами выхода из боя в результате повреждений линейных крейсеров также не было.
В целом оценки боя сводятся к тому, что он признаётся незначительным и не оказавшим влияние на дальнейший ход боевых действий. Единственным его последствием стало то, что немцы были вынуждены придавать своим тральщикам более сильное прикрытие[30].
Напишите отзыв о статье "Второе сражение в Гельголандской бухте"
Примечания
- ↑ Линейные крейсера «Корейджес», «Глориес» и их продолжение «Фьюриес» были дорогими в постройке, при этом имели сомнительную боевую ценность. Поэтому за ними, как за дорогим и бесполезным предметом, закрепилось идиоматическое прозвище «белые слоны».
- ↑ Благодаря усилиям адмирала Фишера в английском флоте появились четыре сходных по внешнему виду и характеристикам линейных крейсера с 343-мм орудиями — «Лайон» («Лев»), «Принцесс Ройал», «Куин Мэри» и «Тайгер» («Тигр»). В английском флоте за ними закрепилось собирательное название «кошки».
- ↑ В источнике скорее всего опечатка. Третий бортовой номер носил миноносец V 3. В этом же справочнике в апреле 1918 года указано, что в состав этой полуфлотилии входил миноносец G 93, поэтому скорее всего он и был в составе 14-й полуфлотилии в сражении при Гельголанде 1917 года.
- ↑ В сражении у Доггер-банки броненосный крейсер «Блюхер», шедший концевым в германской колонне, после ряда попаданий с преследовавших британских линейных крейсеров потерял ход. Он был брошен германской эскадрой и в результате потоплен британскими кораблями.
- ↑ В результате потери одного парового котла, по другим данным, ход «Кёнигсберга» упал до 20—24 узлов.
- ↑ По данным некоторых источников «Франкфурт» получил два попадания в надстройки. «Нюрнберг» не получил прямых попаданий, но осколками было убито и ранено несколько человек.
Использованная литература и источники
- ↑ Л. Г. Гончаров, Б. А. Денисов. Использование мин в мировую империалистическую войну 1914—1918 гг. — М.—Л., 1940. — С. 116.
- ↑ Кофман, Дашьян. Ужас «карманных» линкоров. — С. 68.
- ↑ Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 223.
- ↑ 1 2 Кофман, Дашьян. Ужас «карманных» линкоров. — С. 69.
- ↑ Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 225—230.
- ↑ Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 231.
- ↑ Шеер. Германский флот в Мировую войну 1914—1918 гг. — С. 446—450.
- ↑ Der Krieg in der Nordsee. Vom Sommer 1917 bis Kriegsende 1918 / Berarbeitet von Walter Gladisch. — 1965. — Bd. 7. — S. 36—101. — 368 S.
- ↑ Шеер. Германский флот в Мировую войну 1914—1918 гг. — С. 445—446.
- ↑ Шеер. Германский флот в Мировую войну 1914—1918 гг. — С. 446.
- ↑ 1 2 Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 230.
- ↑ 1 2 Шеер. Германский флот в Мировую войну 1914—1918 гг. — С. 447.
- ↑ 1 2 Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 232.
- ↑ Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 233—234.
- ↑ 1 2 Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 236.
- ↑ Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 236—237.
- ↑ Кофман, Дашьян. Ужас «карманных» линкоров. — С. 70.
- ↑ 1 2 Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 239.
- ↑ Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 237.
- ↑ 1 2 Кофман, Дашьян. Ужас «карманных» линкоров. — С. 71.
- ↑ Шеер. Германский флот в Мировую войну 1914—1918 гг. — С. 450.
- ↑ Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 238.
- ↑ Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 241.
- ↑ Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 242.
- ↑ Шеер. Германский флот в Мировую войну 1914—1918 гг. — С. 451.
- ↑ 1 2 3 Кофман, Дашьян. Ужас «карманных» линкоров. — С. 72.
- ↑ 1 2 Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 243.
- ↑ Шеер. Германский флот в Мировую войну 1914—1918 гг. — С. 452.
- ↑ 1 2 3 Мужеников В. Б. Линейные крейсера Англии (часть IV). 1915—1945 гг. — С. 17—18.
- ↑ 1 2 3 4 Вильсон Х. Линкоры в бою. — С. 201.
- ↑ 1 2 Шеер. Германский флот в Мировую войну 1914—1918 гг. — С. 453.
- ↑ Больных А. Г. Морские битвы Первой мировой: Схватка гигантов. — М.: АСТ, 2003. — 512 с. — (Военно-историческая библиотека). — 5000 экз. — ISBN 5-17-010656-4.
- ↑ Ньюболт. Операции английского флота в мировую войну. Том 5. — С. 244—245.
- ↑ Campbell N. J. M. Battlecruisers. — London: Conway Maritime Press, 1978. — P. 67. — 72 p. — (Warship Special No. 1). — ISBN 0851771300.
Литература
- Вильсон Х. Линкоры в бою. 1914—1918 гг. = H. W. Wilson. Battleships in Action, 2 Vol. London, 1926. — М.: Государственное военное издательство, 1935. — 340 с.
- Кофман В. Л., Дашьян А. В. Ужас «карманных» линкоров. Линейные крейсера «Ринаун» и «Рипалс». — М.: Яуза, Эксмо, 2011. — 128 с. — ISBN 978-5-699-50358-2.
- Мужеников В. Б. Линейные крейсера Англии (часть IV). 1915—1945 гг. — СПб., 2006. — 112 с. — (Боевые корабли мира).
- Ньюболт Г. Операции английского флота в мировую войну. Том 5 = Henry Newbolt. Naval Operations. Vol. 5 — Longmans, Green & Co, London, 1931. / Перевод М. Л. Бертенсона. — 2-е издание. — М.—Л.: Военмориздат, 1937. — 560 с.
- Шеер Рейнхард. Германский флот в Мировую войну 1914—1918 гг = Scheer R. Deutschlands Hochseeflotte im Weltkrieg. Persönliche Erinnerungen. — Berlin, Scherl, 1920. — М.: Эксмо, 2002. — 672 с. — (Военно-морская библиотека). — 5100 экз. — ISBN 5-7921-0502-9.
Ссылки
- [www.richthofen.com/scheer/scheer17a.htm Germany's High Sea Fleet in the World War] (англ.). The War Times Journal. Проверено 1 апреля 2012. [www.webcitation.org/67gbkHkty Архивировано из первоисточника 16 мая 2012].
Эта статья входит в число хороших статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Второе сражение в Гельголандской бухте
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.
Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.
Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.
В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.
С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.