Второе сражение при Петерсберге

Второе сражение при Петерсберге
Основной конфликт: Гражданская война в США
Атака 18-го корпуса
Дата	15 — 18 июня 1864 года
Место	Питерсберг (Виргиния)
Итог	победа КША, начало осады Петерсберга
Противники
США КША
Командующие
Улисс Грант Роберт Ли
Силы сторон
13 700 - 62 000 5 400 - 38 000
Потери
11 386 всего (1688 убито, 8513 ранено, 1185 попало в плен) 4 000 всего (200 убито, 2900 ранено, 900 попало в плен)

Второе сражение при Петерсберге (The Second Battle of Petersburg), известное так же как Штурм Петерсберга, происходило с 15 по 18 июня 1864 года в ходе Ричмонд-Петерсбергской кампании (известной как осада Петерсберга) американской гражданской войны.

Предыстория

9 июня 1864 ода произошло первое сражение у Петерсберга: отряд генерала Бежамина Батлера, численностью 4500 человек атаковал Dimmock Line — передовую линию оборонительных укреплений Петерсберга. Защитников города было всего 2500, в основном подростки и старики, однако просчеты федерального командования привели к провалу атаки и первый шанс захватить слабо укрепленный Петерсберг был упущен. Отряд Батлера вернулся на свои позиции у Бермуда-Хандред.

Основной целью Оверлендской кампании генерала Гранта был разгром Северовирджинской армии в генеральном сражении, однако Грант был вынужден поменять свои планы и принял решение захватить Петерсберг, захват которого сделал бы неизбежным падение Ричмонда. 12 июня завершилось сражение при Колд-Харбор, Гранту удалось скрытно перейти реку Джеймс и оказаться перед укреплениями Петерсбега. По итогам штурма 9 июня он уже знал, что эти укрепления весьма слабы. Грант решил атаковать город прежде, чем Ли успеет перебросить в Петерсберг свою армию. До самого 18 июня Ли не вполне понимал замыслов Гранта, предполагая, что основной целью будет Ричмонд. Генерал Борегар наоборот, беспокоился именно за Петерсберг. По неясной причине именно Батлер, проваливший кампанию Бермуда-Хандред, был выбран Грантом для того, чтобы возглавить наступление на Петерсберг. 14 июня он приказал Батлеру взять XVIII корпус Уильяма Смита (16 000 чел.) и отправить его тем же путём, что и 9 июня. II корпус Унфилда Хэнкока должен следовать за Смитом. Позже Грант писал: «Я верил тогда и верю теперь, что Петерсберг мог бы быть легко захвачен в те дни».

Преимуществом южан была сильная линия Диммока, представлявшая собой несколько артиллерийских позиций, соединенных траншеями, которая тянулась на 16 километров, упираясь флангами в реку Аппоматтокс. У Борегара было недостаточно людей для обороны, однако он собрал 2 200 солдат генерала Генри Уайза на северо-восточном участке, между реданом № 1 на берегу Аппоматтокса реданом № 23, защищавшем дорогу Норфолк-Петерсберг. Но и при такой концентрации его люди стояли редкой цепью, в 3 метрах друг от друга. Остальные 3 200 человек были задействованы против армии Батлера в Бермуда-Хандред.

Сражение

15 июня

15 июня, сразу после восхода солнца, люди Смита переправились через Аппоматокс. Эти силы состояли из пехотных дивизий Уильяма Брукса, Джона Мартиндейла и Эдварда Хинкса, и кавалерийской дивизии Агуста Кауца. Транспорта высадили людей в случайных местах, так что Смиту потребовалось время на их реорганизацию. Кавалеристам Кауца было приказано расчистить путь пехоте, Брукс и Мартиндейл должен был наступать по линии железной дороги Петерберг-Ситипойнт, а цветные отряды Хинкса должны были наступать по дороге Джордан-Пойнт.

Однако, вскоре после десантирования начались задержки. Кавалерия столкнулась с сопротивлением противника у фермы Бэйлора. Люди Хинкса провели атаковали ферму и захватили одно орудие, но общее наступление в итоге забуксовало до полудня. Смит провел рекогносцировку и послал в атаку на траншеи противника стрелковую цепь. Однако у артиллерии возникла проблема с лошадьми, что задержало атаку до 19:00.

Пока Смит готовился к атаке, Кауц вышел к железной дороге у редана № 20, на правом флаге оборонительной линии южан. Здесь находились примерно 600 солдат бригадного генерала Джеймса Деринга, которые открыли огонь по кавалерии Кауца. Так как Смит все еще не наступал, Кауц решил не рисковать, и отступил.

Смит, наконец, начал атаку, и его люди двинулись вперед широким фронтом в 5,6 километров, захватили штурмом несколько батарей и заставили противника отступить к оборонительной линии на Харрисонс-Крик. Теперь перед Смитом находился практически беззащитный Петерсберг, но Смит решил не возобновлять атаку до восхода. В это время в штаб Смита прибыл Уинфилд Хэнкок. Обычно решительный генерал, Хэнкок а этот раз впал в неуверенность, и согласился с планами Смита. Сам Смит впоследствии объяснял свои действия ночной темнотой:

Я не придаю особой важности замечанию генерала Гранта — который говорит, что луна светила ярко, и ночь была благоприятна для продолжения операций. У меня нет никаких сообщений о лунном свете, помогавшем нам, и у меня есть слова генерала Мартиндейла, который сказал: «Было достаточно темно для того, чтобы сделать атаку через реку неосуществимой».

Этот бой стал последним в карьере Смита — 19 июля Грант отстранил Смита от командования и отправил его в Нью-Йорк ждать нового назначения, которое так и не последовало.

16 июня

К утру 16 июня Борегар собрал на своем участке обороны уже 14 000 человек, хотя на данный момент ему противостояло уже 50 000 солдат федеральной армии. Прибыл Грант вместе с IX корпусом Бернсайда и сразу приказал провести рекогносцировку с целью обнаружения слабых мест в обороне противника. Потомакской армией на время отсутствия Мида командовал Хэнкок, он велел XVIII корпусу наступать на правом фланге, II корпусу — в центре, а IX корпусу — на левом фланге.

Штурм под руководством Хэнкока начался в 17:30. Три корпуса медленно двинулись вперед. Люди Борегара отчаянно сопротивлялись, быстро возводя новые укрепления на участках прорыва. Вскоре прибыл генерал Мид и был отдан приказ о второй атаке: дивизия Фрэнсиса Бэрлоу атаковала реданы 13, 14 и 15. Северяне несли серьезные потери от артиллерийского огня противника, в частности, во время этой атаки погиб Патрик Келли, командир знаменитой ирландской бригады. Люди Бэрлоу сумели захватить реданы, но южане контратаковали и вернули реданы, захватив много пленных.

17 июня

Весь день 17 июня северяне предпринимали нескоординированные атаки. Первыми пошли в бой две бригады Роберта Поттера из корпуса Бернсайда, которые внезапно атаковали южан на рассвете. Им удалось захватить почти милю укреплений и около 600 пленных, после чего люди Поттера двинулись вперед и наткнулись на вторую линию укреплений. Они оказались на трудном участке местности под анфиладным огнём артиллерии противника.

В 14:00 корпус Бернсайда осуществил вторую атаку, в бой пошла бригада Джона Хартранфта. Отчего-то они пошли в неверную сторону, и их фланг попал под обстрел противника. Ближе к вечеру пошла в бой дивизия генерала Ледли, но и её атака провалилась, причем сам генерал был замечен пьяным. (Ледли аналогично поведет себя во время Боя у воронки.)

В этот день инженеры Борегара заложили новую линию укреплений в миле западнее первоначальной, которая прошла вдоль ручья Тэйлорс-Брэнч. Ночью южане отошли на эти новые позиции. Борегар был сильно разочарован отсутствием помощи от генерала Ли. Впоследствии он писал: «Северовирджинская армия всё ещё была далеко, и мне не удалось объяснить её командиру тот факт, что я сражаюсь против всей армии Гранта силами примерно 11-ти тысяч человек». Ли не отвечал на просьбы Борегара, пока его собственный сын, Руни Ли, не подтвердил то факт, что Грант действительно переправился через реку Джеймс. Только тогда Ли понял всю опасность, угрожающую Петерсбергу. Только тогда он направил в Петерсберг две свои дивизии — это произошло в 03:00 18 июня.

18 июня

Утром прибыли дивизии Джозефа Кершоу и Чарльза Филда. Теперь у Борегара было 20 000 человек. В то же время к корпусам рана подошел V корпус Говернора Уоррена и общая численность федеральной армии составила 67 000 человек. На рассвете последовали первые атаки: первыми пошли в наступление II и XVIII корпуса на правом фланге армии Гранта. Генерал Хэнкок начал испытывать осложнения от раны, полученной при Геттисберге и передал II корпус под командование Дэвида Бирни. Солдаты II корпуса легко взяли первую линию укреплений даже не осознав того факта, что южане уже покинули эту линию. Двинувшись далее, ни уперлись во вторую линию и их наступление забуксовало.

К полудню подошли IX и V корпуса и присоединились к атакам II корпуса. Дивизия Орландо Уилкокса возглавила атаку, но понесла большие потери в болотах около Тэйлорс-Брэнч. V корпус был остановлен мощным огнём батареи № 27 у Иерусалим-Плэнк-Роуд. Во время этой атаки был тяжело ранен Джошуа Чемберлен, командир первой бригады первой дивизии корпуса. Рану сочли смертельной и Грант прямо на поле боя присвоил ему звание бригадного генерала. В 18:30 Мид отдал приказ о финальной атаке, которая так же была отбита с тяжелыми потерями. 1-й мэнский полк тяжелой артиллерии, насчитывавший к началу боев 900 человек, потерял 632 человека — это стало рекордными потерями полка в однодневном бою за всю войну.

Последствия

За несколько дней боев армия Мида не добилась никаких результатов, поэтому Мид приказал солдатам окопаться на занятых позициях. Северяне потеряли 11 386 человек: 1688 убитыми, 8513 ранеными и 1185 пропавшими без вести и попавшими в плен. Южане потеряли всего 4 000 человек: 200 убитыми, 2 900 ранеными и 900 пропавшими без вести и пленными. Существует и иная статистика. Например, Джон Салмон приводит 8 150 федеральных потерь и 3 236 потерь в армии Юга.

Грант упустил возможность быстро захватить Петерсберг, однако Ли, который прибыл в Петерсберг около полудня 18 июня, уже не мог предотвратить осаду города. Эта осада длилась до апреля 1865 года.

Литература

• Bonekemper, Edward H., III. A Victor, Not a Butcher: Ulysses S. Grant’s Overlooked Military Genius. Washington, DC: Regnery, 2004. ISBN 0-89526-062-X.
• Davis, William C., and the Editors of Time-Life Books. Death in the Trenches: Grant at Petersburg. Alexandria, VA: Time-Life Books, 1986. ISBN 0-8094-4776-2.
• Eicher, David J. The Longest Night: A Military History of the Civil War. New York: Simon & Schuster, 2001. ISBN 0-684-84944-5.
• Esposito, Vincent J. West Point Atlas of American Wars. New York: Frederick A. Praeger, 1959. . The collection of maps (without explanatory text) is available online at the [www.dean.usma.edu/history/web03/atlases/american_civil_war/ West Point website].
• Fuller, Maj. Gen. J. F. C. Grant and Lee, A Study in Personality and Generalship. Bloomington: Indiana University Press, 1957. ISBN 0-253-13400-5.
• Kennedy, Frances H., ed. [www.bibliobase.com/history/readerscomp/civwar/html/cw_000106_entries.htm The Civil War Battlefield Guide]. 2nd ed. Boston: Houghton Mifflin Co., 1998. ISBN 0-395-74012-6.
• Salmon, John S. The Official Virginia Civil War Battlefield Guide. Mechanicsburg, PA: Stackpole Books, 2001. ISBN 0-8117-2868-4.
• Trudeau, Noah Andre. The Last Citadel: Petersburg, Virginia, June 1864 — April 1865. Baton Rouge: Louisiana State University Press, 1991. ISBN 0-8071-1861-3.

Ссылки

• [www.beyondthecrater.com/resources/mhsm-papers/mhsm-vol-05/mhsm-papers-v5-the-failure-to-take-petersburg-june-15-1864/ The Failure to Take Petersburg June 15, 1864 by Colonel Thomas L. Livermore]
• [www.beyondthecrater.com/resources/mhsm-papers/mhsm-vol-05/mhsm-papers-v5-the-movement-against-petersburg-june-1864/ The Movement Against Petersburg June, 1864 by Major-General William F. Smith]
• [www.beyondthecrater.com/news-and-notes/research/battles/ulysses-s-grants-utter-failure-at-the-battle-of-petersburg-june-15-18-1864-by-bryce-suderow/ Ulysses S. Grant’s Utter Failure at the Battle of Petersburg: June 15-18, 1864 by Bryce Suderow]
• [www.beyondthecrater.com/resources/ors/vol-xl/unpublished-reports-vol-xl/unpublished-siege-of-petersburg-report-of-major-general-bushrod-r-johnson-c-s-army-commanding-johnson%E2%80%99s-division-of-operations-june-16-18-1864/ Report of Major General Bushrod R. Johnson, C. S. Army]

Отрывок, характеризующий Второе сражение при Петерсберге

– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.