Второй Ватиканский собор

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Второй Ватиканский собор
Дата 19621965
Признаётся Католицизм
Предыдущий Собор Первый Ватиканский собор
Следующий Собор нет
Созван Иоанном XXIII
Под председательством Иоанна XXIII, Павла VI
Число собравшихся до 2540
Обсуждавшиеся темы обновление Церкви, литургическая реформа, Церковь в современном мире
Документы и заявления 4 конституции: Dei Verbum, Lumen Gentium, Gaudium et Spes, Sacrosanctum Concilium
9 декретов: Ad Gentes, Apostolicam Actuositatem, Christus Dominus, Inter Mirifica, Optatam Totius, Orientalium Ecclesiarum, Perfectae Caritatis, Presbyterorum Ordinis, Unitatis Redintegratio
3 декларации: Dignitatis Humanae, Gravissimum Educationis, Nostra Ætate
Хронологический список Вселенских соборов

Второй Ватиканский собор — XXI Вселенский Собор Католической церкви, открытый по инициативе папы Иоанна XXIII в 1962 и продолжавшийся до 1965 года, собор закрылся уже при папе Павле VI. На соборе был принят ряд важных документов, относящихся к церковной жизни — 4 конституции, 9 декретов и 3 декларации.





Цель собора

Открывая собор 11 октября 1962, Иоанн XXIII заявил, что целью Собора является обновление Церкви и её разумная реорганизация, чтобы Церковь могла продемонстрировать своё понимание развития мира и подключилась к этому процессу. Папа высказал пожелание, чтобы результатом этого Собора стала открытая миру Церковь. Задачей Собора было не отвергать и осуждать реалии современного мира, а провести давно назревшие реформы. Принятые на соборе преобразования вызвали отторжение наиболее консервативной части католического сообщества, часть которого оказалась в фактическом расколе с Церковью (Священническое братство святого Пия Х), часть поддерживает движение за сохранение дореформенного обряда в рамках Церкви (Una Voce).

Подготовка

25 января 1959 года, через 3 месяца после своего избрания на папский престол, папа Иоанн XXIII объявил о намерении собрать Вселенский собор. 17 мая того же года была образована предподготовительная комиссия, председателем которой стал госсекретарь Ватикана кардинал Доменико Тардини[1]. Папа призвал епископов, монашеские ордена, университеты и прочие структуры Католической церкви к широкому обсуждению повестки будущего собора и проблем, требующих соборного обсуждения.

29 июня 1959 года папа Иоанн XXIII выпустил энциклику «Ad Petri Cathedram», в которой кратко обозначил цели грядущего собора: «развитие католической веры, обновление (aggiornamento) христианской жизни, приспособление церковной дисциплины к нуждам и обычаям нашего времени»[2].

К 30 мая 1960 года в комиссию поступило более 3 тысяч ответов и предложений. 5 июня 1960 года в motu proprio «Superno Dei nutu» предподготовительная комиссия была преобразована в Центральную подготовительную комиссию. Возглавлял её работу сам понтифик или его легат — декан Коллегии кардиналов Эжен Тиссеран. В булле «Humanae Salutis» (25 декабря 1961) папа обосновал необходимость созыва собора и объявил 1962 год годом начала его работы. Motu proprio «Concilium» (2 февраля 1962 года) установило дату открытия — 11 октября 1962 года.

20 июня 1962 года завершилась работа Центральной комиссии, подготовившей 73 проекта документов[2]. Однако большинство их ещё не были до конца проработаны и оставлены для доработки самим собором.

6 августа 1962 года в motu proprio «Appropinquante Concilio» был опубликован Устав собора, определяющий правила проведения собраний, порядок голосования, степень участия наблюдателей и т. д. Представители 28 христианских Церквей и деноминаций были приглашены для участия в качестве наблюдателей.

Сессии

11 октября 1962 года состоялось торжественное открытие Второго Ватиканского собора, на котором присутствовало 2540 участников. Присутствовали наблюдатели от других христианских церквей: православные, англикане, старокатолики и др. Около 300 приглашённых экспертов не участвовали в общих дебатах отцов Собора, но принимали участие в качестве консультантов и редакторов документов[1]. Работа первой сессии продолжалась до 8 декабря. Были обсуждены проекты документов о Церкви, об источниках Откровения, о средствах массовой коммуникации и ряд других. Ни один документ не был принят, сформулировано большое количество поправок и предложений, направленных в соборные комиссии, которые должны были продолжить работу в период между сессиями.

3 июня 1963 года скончался папа Иоанн XXIII, 21 июня был избран новый папа Павел VI. Вторую сессию Ватиканского собора (29 сентября — 4 декабря 1963 года) открывал уже он. Наиболее горячие дискуссии на второй сессии вызвали проекты документов о Церкви, об экуменизме (взаимодействии с некатолическими церквями) и религиозной свободе. Документы по этим темам приняты на сессии не были. Первыми документами, одобренными собором стали конституция о литургии Sacrosanctum Concilium и декрет об отношениях со СМИ Inter Mirifica[1]. Третья сессия проходила с 14 сентября по 21 ноября 1964 года. 19 ноября третья сессия приняла 2151 голосом «за» при 5 «против» один из самых важных и обсуждаемых документов — догматическую конституцию о Церкви, которая получила в финальном варианте название Lumen gentium, текст которой стал итогом многочисленных компромиссов между интегристами и прогрессистами[2]. Кроме конституции третья сессия приняла два декрета — Unitatis redintegratio (о католическом экуменизме) и Orientalium Ecclesiarum (о Восточных церквях).

Четвёртая и заключительная сессия собора прошла с 14 сентября по 8 декабря 1965 года. На ней были приняты все прочие документы собора. Наибольшие разногласия вызвала декларация Dignitatis humanae о религиозной свободе, которая резко критиковалась интегристами за либеральное понимание принципа свободы совести и за расплывчатость понятия «свобода исповедания религии»; а также конституция о Церкви в современном мире Gaudium et spes[2]. Несмотря на то, что по предложению комиссии по переработке документа «О Церкви в современном мире», она была оформлена в виде пастырской, а не догматической конституции, что означало её декларативный, а не вероучительный характер, работа собора продемонстрировала его стабильное неприятие традиционалистским меньшинством. Интегристы критиковали теологическую часть Gaudium et spes, указывали на антропоцентризм документа и чрезмерную концентрацию на социальной сущности человека. «Конституция Gaudium et spes» были принята только на последнем заседании 7 декабря 2307 голосом против 75 после открытого требования папы принять документ[2]. Ещё одним важным документом принятым на заключительной сессии стала конституция о Божественном откровении Dei Verbum (принята 18 ноября 2344 голосом против 6).

8 декабря 1965 года на площади перед базиликой святого Петра состоялась церемония закрытия Второго Ватиканского собора.

Итоговые документы

На Втором Ватиканском соборе было принято 16 документов (4 конституции, 9 декретов и 3 декларации):

Конституции:

  • «Sacrosanctum Concilium» — конституция о священной литургии
  • «Lumen gentium» — догматическая конституция о Церкви
  • «Gaudium et Spes» — пастырская конституция о Церкви в современном мире
  • «Dei Verbum» — догматическая конституция о божественном откровении

Декреты:

Декларации:

Богословие

В ходе подготовки и работы Второго Ватиканского собора выявились расхождения между рядом консервативных участников, стремившихся к максимальному сохранению традиционных элементов богословия и литургии (т. н. «интегристы» от лат. integrum — целостный) и сторонниками серьёзных обновлений в духе объявленного папой Иоанном XXIII «аджорнаменто» (т. н. «прогрессисты»). Прогрессисты составляли большинство среди участников собора, но текст ряда итоговых документов представлял собой консенсус двух партий[1]. Несмотря на ряд революционных изменений в области литургии, отношения к служению Церкви в современном мире и отношения к другим конфессиям и религиям собор избежал новых догматических вероопределений, подтвердил как все общехристианские догматы, так и специфичные для католичества (безошибочное учительство папы ex cathedra, непорочное зачатие Девы Марии, взятие Девы Марии в Небесную Славу душой и телом).

Экклезиологическое богословие собора выразилось в конституции Lumen Gentium. Конституция определяет, что Церковь Христова может быть только одна и что она пребывает в Католической церкви, хотя и замечается, что «вне её (Церкви) состава обретаются многие начала освящения и истины, которые, будучи дарами, свойственными Церкви Христовой, побуждают к кафолическому единству»[3]. Большое внимание уделено в документах собора роли мирян в Церкви и понятию «апостольство мирян», этому посвящена 4 глава конституции Lumen Gentium и целиком — декрет Apostolicam Actuositatem.

Многие дискуссии собора касались мариологии. В первоначальной программе Собора стояло обсуждение вопросов об учении о посредничестве Девы Марии в деле искупления и об Успении. Многие даже ждали от Собора нового мариологического догмата. Однако в итоге тема посредничества вообще была снята с повестки дня, а в теме Успения Собор ограничился подтверждением недавно провозглашённого догмата о взятии Богородицы в небесную славу душой и телом. В итоге участники собора отказались от намерения создать отдельный документ о Марии и ограничились изложением католического учения о ней в заключительной главе Lumen Gentium[2]. Одним из самых дискуссионных богословских вопросов Собора был вопрос о религиозной свободе, после долгих дискуссий сформулированный в декларации Dignitatis Humanae. Документ признаёт право личности на религиозную свободу, «право на религиозную свободу коренится не в субъективном расположении личности, но в самой её природе»[4]. Утверждая закон свободы совести, свободы человека следовать своей совести, чтобы достичь Бога, Собор в то же время признал за религиозными общинами «право беспрепятственно учить своей вере и исповедовать её открыто, устно и письменно»[5].

Социальное учение было раскрыто Собором в пастырской конституции о Церкви в современном мире Gaudium et spes, декларации о религиозной свободе Dignitatis humanae, декрете об апостольстве мирян Apostolicam actuositatem и декрете о средствах массовой коммуникации Inter Mirifica. Самыми важными социальными вопросами, которым было уделено большое место в итоговых документах, стали вопросы семьи, культуры, экономики, политики и международных отношений.

Отношение Церкви к Священному Писанию и Священному Преданию отражено в догматической конституции Dei Verbum. Собор говорит об исключительной роли Библии в церковной жизни, особо подчёркивается необходимость изучения Писания для клириков. Многие богословские положения этой конституции стали ответом на новейшие исследования библеистов.

Отношение Католической церкви к экуменизму было изложено в декрете Unitatis Redintegratio. Согласно ему, католический экуменизм не предполагает упразднения межконфессиональных различий благодаря приведению догматов всех церквей к единому компромиссному варианту. Такая трактовка экуменизма неприемлема, так как католическая догматика предполагает, что вся полнота истины пребывает в Католической церкви. Католический экуменизм, согласно отцам собора, состоит в уважении ко всему тому в других конфессиях, что не противоречит католической вере. Разрешается и поощряется братский диалог и совместные молитвы с представителями других христианских церквей.

Литургическая реформа

Литургическая реформа Второго Ватиканского собора выражена в конституции Sacrosanctum Concilium. Революционным для римского обряда стало положение о допустимости национальных языков в литургии, хотя и было указано, что основным языком римского обряда должна оставаться латынь. Среди главных принципов пересмотра литургического действа называются необходимость больше внимания уделять чтению Священного Писания, активнее привлекать к ходу богослужения присутствующий на нём народ и адаптировать литургические богослужения применительно к характеру и традициям различных народов.

Конституция провозгласила: «обряды, существо которых должно строго сохраняться, следует упростить: опустить то, что с течением времени стало повторяться или было добавлено без особой пользы. Напротив, кое-что из того, что со временем незаслуженно исчезло, надлежит восстановить по исконным правилам Святых Отцов, если это покажется уместным или необходимым»[6].

Среди изменений порядка служения и чина мессы, предписанных конституцией — увеличение количества чтений из Священного Писания, расширение прав на сослужение священников, восстановление в чине мессы молитвы верных, обязательность проповеди на воскресных и праздничных мессах, разрешение на причащение мирян под двумя видами. Ряд изменений в порядке служения мессы, таких как служение священника лицом к народу не были упомянуты в конституции, но были введены в чин Novus Ordo после Собора.

Было допущено общение в таинствах с христианами-некатоликами. Декрет о Восточных церквях Orientalium Ecclesiarum предписал: «можно преподавать таинства Покаяния, Евхаристии и Елеосвящения больных восточным христианам, отделенным от Католической Церкви… если они сами об этом попросят… Более того: католикам также разрешается просить о тех же таинствах у служителей-некатоликов, в Церкви которых наличествуют действительные таинства, всякий раз, когда того потребует нужда или подлинная духовная польза, а доступ к католическому священнику окажется физически или нравственно невозможен»[7]. Было предписано изменить в сторону упрощения богослужебные одеяния и предметы.

Реформы затронули и внелитургическую церковную жизнь: был сильно изменён бревиарий, установлена обязательность катехумената для взрослых, пересмотрен чин совершения некоторых других таинств и обрядов. Подвергся изменениям и литургический календарь, изменения коснулись подчёркивания воскресенья, как главного праздничного дня, и придания центральной роли Господским и Богородичным праздникам[1].

Напишите отзыв о статье "Второй Ватиканский собор"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 «Ватиканский собор II» //Католическая энциклопедия. Т.1. М.:Изд. францисканцев, 2002
  2. 1 2 3 4 5 6 Калиниченко Е. В., Пономарёв В. П., Пучкин Д. Э., Тюшагин В. В. [www.pravenc.ru/text/149919.html Второй Ватиканский Собор] // Православная энциклопедия. Том VII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2004. — С. 268—303. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-010-2
  3. [krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt063.html Lumen Gentium. Глава 1, &8]
  4. [krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt283.html Dignitatis Humanae. Глава 1, &2]
  5. [krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt283.html Dignitatis Humanae. Глава 1, &4]
  6. [krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt01.html Sacrosanctum concilium. Глава 4, &50]
  7. [krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt131.html Orientalium Ecclesiarum. &27]

Литература

  • «Ватиканский собор II» //Католическая энциклопедия. Т.1. М.:Изд. францисканцев, 2002
  • Калиниченко Е. В., Пономарёв В. П., Пучкин Д. Э., Тюшагин В. В. [www.pravenc.ru/text/149919.html Второй Ватиканский Собор] // Православная энциклопедия. Том VII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2004. — С. 268—303. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-010-2
  • Документы II Ватиканского собора, Москва, 2004.
  • Второй Ватиканский собор: замыслы и итоги, М., 1968.
  • История II Ватиканского собора, под общей редакцией Джузеппе Альбериго, в 5-х томах, Москва, 2003—2010.
  • Фолиева Т. А. [religious-life.ru/2013/12/folieva-vatikanskiy-sobor-i-sotsialnaya-doktrina-katolicheskoy-tserkvi-v-otsenke-sovetskih-religiovedov/ II Ватиканский собор и социальная доктрина католической церкви в оценке советских религиоведов] // Вестник ПСТГУ сер. 1. Богословие. Философия. — М.: ПСТГУ, 2013. — Вып. 4 (48). — С. 89–100.

Ссылки

  • [www.krotov.info/acts/20/2vatican/dcmnt01.html Документы Второго Ватиканского Собора]
  • [www.religio.ru/lecsicon/03/120.html Второй Ватиканский собор на сайте «Мир религий».]

Отрывок, характеризующий Второй Ватиканский собор

Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».


Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.