Второй московский процесс

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Второй Московский процесс»)
Перейти к: навигация, поиск

Второй Московский процесс, официальное название — процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра», также известен как «процесс 17-тиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4331 день]» — второй из так называемых московских процессов, показательный суд над группой бывших руководителей партии, в прошлом активных участников оппозиции. Дело слушалось в Военной коллегии Верховного Суда СССР c 23 по 30 января 1937 года. Основными обвиняемыми были Г. Л. Пятаков, К. Б. Радек, Л. П. Серебряков, Г. Я. Сокольников. В 1963—1988 годах все осужденные были реабилитированы за отсутствием в их действиях состава преступления.





Следствие

Еще в конце следствия по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» от некоторых обвиняемых были получены показания о существовании якобы параллельного троцкистского центра, состоящего из бывших троцкистов — Ю. Л. Пятакова, К. Б. Радека и Л. П. Серебрякова, а также Г. Я. Сокольникова, в 1925—1926 участника «новой оппозиции». Вскоре Пятаков, Радек и Серебряков были арестованы. Сокольников был арестован ранее[1].

30 сентября 1936 года Н. И. Ежов был назначен наркомом внутренних дел СССР и возглавил следствие по делу. Основными указаниями по фальсификации данного дела стали постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 29 сентября 1936, предлагавшее рассматривать троцкистов как разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей, а также замечания И. В. Сталина на протоколе допроса Сокольникова от 4 октября 1936 года. На странице протокола, где говорилось, что Сокольников не сообщал английскому журналисту конкретных планов своей группы, Сталин написал: «А все же о плане убийства лидеров ВКП(б) сообщил? Конечно, сообщил». На последней странице протокола, где указывалось, что Сокольников не знал о связях английского журналиста с английской разведкой, Сталин написал: «Сокольников, конечно, давал информацию Тальботу об СССР, о ЦК, о Политбюро, о ГПУ, обо всем. Сокольников, следовательно, был информатором (шпионом-разведчиком) английской разведки»[1].

В ходе следствия арестованных обвинили в том, что они входили в состав подпольного антисоветского параллельного троцкистского центра и изменнической, диверсионно-вредительской, шпионской и террористической деятельностью троцкистской организации в Советском Союзе. Для создания видимости существования единой организации органы НКВД воспользовались связями подследственных как по прежней оппозиции, так и их связями служебного, личного и родственного характера.

Пятакова и других участников «параллельного центра» обвинили также в организации террористического акта над В. М. Молотовым, использовав для этого случайную автомобильную аварию, которая произошла с автомашиной Молотова 24 сентября 1934 в Прокопьевске.

Ход процесса. Обвинение

22 января 1937 года было Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О процессе по делу Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова и др.», утверждавшего место и состав суда, список иностранных корреспондентов и прочие детали намечающегося процесса[2].

23 января 1937 года в Москве Военная коллегия Верховного суда под председательством армвоенюриста В. В. Ульриха в составе членов корвоенюриста И. О. Матулевича, диввоенюриста Н. М. Рычкова при секретаре военюристе первого ранга А. Ф. Костюшко при участии Прокурора СССР А. Я. Вышинского приступила к рассмотрению дела. Подсудимого Князева защищал член коллегии защитников И. Д. Брауде, подсудимого Пушина — член коллегии защитников Н. В. Коммодов, подсудимого Арнольда — член коллегии защитников С. К. Казначеев, остальные подсудимые отказались от защитника, заявив, что они будут защищаться сами[3].

Сторона обвинения утверждала, что, по указанию Л. Д. Троцкого, в 1933 году был якобы организован параллельный центр в составе обвиняемых Пятакова Г. Л., Радека К. В., Сокольникова Г. Я. и Серебрякова Л. П., задачей которого являлось руководство преступной антисоветской, шпионской, диверсионной и террористической деятельностью. Этот центр:

  • вступил в сношение с представителями некоторых иностранных государств в целях организации совместной борьбы против Советского Союза
  • систематически занимался шпионажем в пользу этих государств, снабжая иностранные разведки секретными сведениями важнейшего государственного значения;
  • организовывал и совершал на некоторых предприятиях и железнодорожном транспорте ряд вредительских и диверсионных актов
  • подготовлял ряд террористических актов против руководителей ВКП(б) и советского правительства.

Активное участие в деятельности этого центра принимали остальные обвиняемые[3].

На этом основании обвинялись:

в том, что, будучи участниками антисоветского подпольного троцкистского центра, совершили преступления, предусмотренные ст. ст. 58-1а, 58-8, 58-9 и 58-11 Уголовного Кодекса РСФСР[3].

Также обвинялись:

в том, что, будучи активными участниками той же антисоветской подпольной троцкистской организации, совершили преступления, предусмотренные ст. ст. 58-1а, 58-8, 58-9 и 58-11 Уголовного Кодекса РСФСР[3].

В ходе процесса обвиняемые давали признательные показания, а также дали показания против Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова.

Приговор

30 января 1937 года Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла приговор. Все 17 подсудимых были признаны виновными. К смертной казни были приговорены 13 человек, в том числе Г. Пятаков и Л. Серебряков. Радека, Сокольникова и В. В. Арнольда приговорили к 10 годам, а М. С. Строилова к 8 годам тюремного заключения. В приговоре также было указано, что Л. Д. Троцкий и его сын Л. Л. Седов в случае их обнаружения на территории СССР, подлежат немедленному аресту и преданию суду Военной коллегии Верховного суда СССР[3].

Судьба осужденных

1 февраля 1937 года 13 человек, приговоренных к смертной казни, были расстреляны.

Четверо подсудимых, которым была сохранена жизнь, ненадолго пережили остальных. В мае 1939 года Радек и Сокольников по заданию наркома внутренних дел СССР Л. П. Берии и его заместителя Б. З. Кобулова были убиты в тюрьмах[4].

Строилов и Арнольд были расстреляны в сентябре 1941 года в числе группы других заключенных Орловской тюрьмы по заочному приговору Военной коллегии Верховного суда СССР, вынесенному 8 сентября 1941 года в соответствии с подписанным Сталиным постановлением № ГКО-634сс от 6 сентября 1941 года Государственного Комитета Обороны[5].

Пропагандистская кампания

В январе 1937 в газетах была развернута пропагандистская кампания, демонстрирующая массовый энтузиазм и ненависть к «врагам народа». Ежедневно печаталась стенограмма процесса. Л. Фейхтвангер еще до окончания суда выступил в «Правде» со статьей «Первые впечатления об этом процессе». В ней он с удовлетворением констатировал, что в ходе процесса антисоветского троцкистского центра вина подсудимых полностью доказана. В день окончания процесса состоялся митинг на Красной площади, где с речами, в которых проклинали подсудимых, выступили партийные деятели, а также Президент Академии наук СССР В. Л. Комаров[1].

Судебный процесс и взаимоотношения СССР с нацистской Германией

В ходе судебного разбирательства, а также на страницах советской прессы того периода неоднократно поднимался вопрос о связях обвиняемых с разведкой Третьего Рейха. Например, 25 января 1937 г. «Правда» в редакционной статье утверждала, что Радек одобрил «сговор» Троцкого с германским фашизмом. Это было сделано якобы в ходе личных бесед Радека с германским военным атташе в Москве[6].

Советское руководство, однако, вовсе не было при этом заинтересовано с дальнейшем ухудшении отношений с Германией. Ещё в декабре 1936 г. советский резидент в Германии В. Г. Кривицкий получил указание заморозить разведывательную деятельность. Позднее, уже после начала судебного процесса, сотрудник отдела печати Наркоминдела Г. А. Астахов, пригласив на завтрак московского представителя германского информационного бюро Эрвин Шуле, заверял его, что процесс не направлен против Германии, и, более того, нет никакой уверенности в том, что Троцкий заключил соглашение с Гессом (о чём на процессе показал Пятаков). Данная беседа не могла пройти без ведома самых высоких советских инстанций. Немецкий посол Шуленбург в телеграмме в Берлин от 28 января 1937 г. назвал процесс «чистейшим театральным спектаклем» и рекомендовал не воспринимать его слишком серьёзно: «Никто не может поверить, будто Германия нападёт на Советский Союз, чтобы привести к власти Бронштейна и Зобельзона». 30 января 1937 г. в речи в рейхстаге Г. Геринг заявил, что судебные процессы расцениваются «всего лишь как спектакль» и что никаких подозрений в отношении упомянутых в их ходе немцев — особенно рейхсминистра Гесса — у германского руководства не возникло. 3 февраля 1937 г. нацистский партийный орган «Фёлькишер беобахтер» в передовой статье писал: «Если Сталин прав, то это значит, что русскую революцию совершила банда отвратительных преступников, в которую входило только два честных человека — Ленин и Сталин. Однако эта пара годами управляла Россией, сотрудничая с подонками». Если прошлые процессы, продолжала газета, преследовали цель найти козлов отпущения, то нынешний должен, кроме того, возложить вину на Германию и Японию. «Более интересным, однако, представляется число евреев среди жертв нынешнего процесса. Фактически первоначально находившаяся у власти еврейская банда уже в значительной степени истреблена, и ей на смену пришли кавказцы». Среди жертв, подчёркивала газета, самый ядовитый из всех советских евреев Радек, а также Сокольников-Бриллиант. Хотя возглавляемая Литвиновым и Кагановичем еврейская группа и сохранилась, однако теперь ясно, что Сталин «превратился в восточного деспота по образцу Чингисхана или Тамерлана»[6].

Уже 29 января 1937 г., то есть на следующий день после заключительного заседания суда, торговый представитель СССР в Германии Д. В. Канделаки провёл переговоры в Берлине с рейхсминистром экономики Я. Шахтом, заверив его, что советское правительство не собирается строить свою политику в ущерб интересам Германии, а кроме того, готово вступить в переговоры по поводу улучшения отношений. Шахт поставил условием таких переговоров прекращение коминтерновской агитации в Европе. Однако А. Гитлер, которому передали суть этой беседы, ответил, что переговоры с русскими были бы использованы ими для установления более тесного союза с Францией и улучшения отношений с Великобританией. Обещание же советского руководства отмежеваться от коминтерновской пропаганды не имело практического значения. «Дело обстояло бы несколько по иному, — добавил фюрер, — если бы ситуация в России развивалась бы в направлении абсолютного деспотизма, опирающегося на поддержку военных кругов. Случись это, мы, конечно, не должны были бы упустить подходящий момент для возобновления наших сношений с Россией»[6].

Реабилитация

Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 18 июня 1963 были реабилитированы И. А. Князев, И. Д. Турок, И. И. Граше, Б. О. Норкин и Г. Е. Пушин. Постановлением Пленума Верховного суда СССР от 17 апреля 1986 был реабилитирован Н. И. Муралов. Постановлением Пленума Верховного суда СССР от 4 декабря 1986 был реабилитирован Л. П. Серебряков. Постановлением Пленума Верховного суда СССР от 23 сентября 1987 был реабилитирован М. С. Богуславский. Пленум Верховного суда СССР постановлением от 13 июня 1988 отменил приговор Военной коллегии в отношении Ю. Л. Пятакова, Я. А. Лившица, Я. Н. Дробниса, С. А. Ратайчака, А. А. Шестова, Г. Я. Сокольникова, К. Б. Радека и В. В. Арнольда и прекратил дело за отсутствием в их действиях состава преступления. Было установлено, что обвинения, выдвинутые против всех этих лиц, были необоснованными, а материалы дела сфабрикованы. Не было как такового, и «параллельного антисоветского троцкистского центра».

Напишите отзыв о статье "Второй московский процесс"

Примечания

  1. 1 2 3 [web.mit.edu/people/fjk/Rogovin/volume4/xv.html В. Роговин. 1937. Глава XV.]
  2. [istmat.info/node/29653 Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О процессе по делу Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова и др.» 22 января 1937 г.]
  3. 1 2 3 4 5 Процесс антисоветского троцкистского центра (23-30 января 1937 года).
  4. Н. Петров Сталинский заказ. Как убивали Сокольникова и Радека
  5. [www.hrono.ru/dokum/194_dok/19410906gko.php Постановление ГКО о вынесении смертных приговоров]
  6. 1 2 3 Такер Р. Сталин. История и личность. М., 2006. С. 669—671.

См. также

Литература

  • [www.hrono.ru/dokum/193_dok/1937tro00.php Процесс антисоветского троцкистского центра (23–30 января 1937 года)]. — М.: НКЮ Союза ССР. Юридическое издательство, 1937. — 258 с.
  • О так называемом «Параллельном антисоветском троцкистском центре» // Известия ЦК КПСС. — 1989. — № 9.
  • Реабилитация: Политические процессы 30—50-х гг. — М., 1991. — С. 210—235.
  • Роговин В. З. [web.mit.edu/people/fjk/Rogovin/volume4/index.html 1937]. — М.: б.и., 1996.

Ссылки

  • [www.oldgazette.ru/izvestie/30011937/ Газета «Известия» от 30 января 1937 г.]
  • [www.ihst.ru/projects/sohist/material/press/vestnik37.htm «Враги народа» // Вестник АН СССР, 1937, N 1.]
  • [web.mit.edu/people/fjk/BO/BO-54.html Бюллетень Оппозиции N 54-55 Март 1937 г.]
  • [www.novayagazeta.ru/data/2008/40/35.html Н. Петров. Сталинский заказ. Как убивали Сокольникова и Радека] // Новая Газета № 40 от 5 Июня 2008 г.

Отрывок, характеризующий Второй московский процесс

«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…