Вудвилл, Кэтрин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кэтрин Вудвилл (Вудвиль)
англ. Catherine Woodville
Дата рождения:

ок. 1458

Место рождения:

Графтон-Реджис, Нортгемптоншир, Королевство Англия

Дата смерти:

18 мая 1497(1497-05-18)

Отец:

Ричард Вудвилл

Мать:

Жакетта Люксембургская

Супруг:

1. Генри Стаффорд, 2-й герцог Бекингем
2. Джаспер Тюдор
3. Ричард Уингфилд

Дети:

от 1-го брака:
сыновья: Эдвард Стаффорд
Генри Стаффорд
Хамфри
дочери: Элизабет Стаффорд
Анна Стаффорд

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Кэтри́н Ву́двилл (Ву́двиль), герцогиня Бекингем (англ. Catherine Woodville[к 1]; ок. 1458[к 2] — 18 мая 1497[2]) — младшая дочь Ричарда Вудвилла, 1-го графа Риверса, и Жакетты Люксембургской; была известна своими стратегическими браками.





Происхождение

Кэтрин родилась около 1458 года в Графтон-Реджисе, Нортгемптоншир и была младшей из 14 детей, рождённых в социально неравном браке, к тому же заключённом без согласия короля[к 3]. Однако пара была прощена (как считается, по случаю рождения Елизаветы, старшей из всех сестёр Кэтрин[к 4]).

Несмотря на такой неблагоприятный старт, супружеская пара вскоре стала процветать, благодаря, главным образом, благосклонности королевской семьи к Жакетте. Она сохранила свой титул и приданое как герцогиня Бедфорд; последнее изначально обеспечивало доход от £7000 и £8000 в год (сумма уменьшалась на протяжении многих лет из-за территориальных потерь во Франции и коллапса королевских финансов в Англии). Сэр Ричард был удостоен нескольких воинских званий, в которых он проявил себя способным солдатом. Дальнейшие достижения пришли одновременно с женитьбой Генриха VI на Маргарите Анжуйской, чей дядя был зятем Жакетты: Вудвиллы оказались среди тех, кто был выбран для сопровождения невесты в Англию. Семья воспользовалась в дальнейшем этой двойной связью с королевской семьёй и сэр Ричард получил титул барона Риверса в 1448 году. Поэтому их дети выросли в атмосфере привилегий и материального благополучия.

Биография

Незадолго до коронации Елизаветы, её многочисленные братья и сёстры оказались при дворе. Среди них была и Кэтрин. В возрасте около 6 лет, при содействии королевы, Кэтрин была выдана замуж за малолетнего Генри Стаффорда, герцога Бекингема. Этот брак стал причиной ненависти Генри к семье жены, которую, как и многие при дворе, он считал безродной. Другой причиной ненависти Генри к семье Кэтрин было ущемление интересов в его владениях приближёнными короля, в частности братом Кэтрин, Энтони. В результате Генри стал союзником Ричарда Глостера, герцога Йоркского, брата Эдуарда IV, также недовольного властью, которую приобрели родственники королевы[5].

В апреле 1483 года со смертью короля Эдуарда IV удача стала отворачиваться от семейства Вудвиллов. Сестра Кэтрин, Елизавета, как мать нового короля Эдуарда, стала королевой-матерью. Однако, царствование Елизаветы в новом качестве продлилось всего 63 дня: в июне 1483 года брак покойного короля с Елизаветой Вудвилл был признан недействительным, а все их дети незаконнорожденными, поскольку Эдуард на момент заключения брака с Елизаветой уже был связан обещанием с другой женщиной[к 5]. Младший брат короля Эдуарда IV, Ричард, герцог Глостерский объявил себя королём 22 июня. Елизавета, теперь именовавшаяся леди Грей, была вынуждена искать убежище с дочерьми, в то время как двое её сыновей от короля содержались в Тауэре по приказу короля Ричарда III. 25 июня 1483 король Ричард приказал казнить брата и племянника Кэтрин, Энтони Вудвилла, 2-го графа Риверса, и Ричарда Грея (от первого брака Елизаветы). В этот период муж Кэтрин, Бекингем, стал ближайшим союзником короля Ричарда. Однако, дружба с Ричардом продлилась недолго: в 1483 году Бекингем переметнулся к Вудвиллам. Именно он сообщил бывшей королеве, что её сыновья были убиты. Сам Бэкингем подозревался в причастности к исчезновению принцев в Тауэре. Вскоре после этого Ричард, узнавший о предательстве Генри, приказал казнить его. Кэтрин осталась вдовой с четырьмя детьми.

После свержения короля Ричарда III в 1485 году, 7 ноября Кэтрин стала женой дяди нового короля, Джаспера Тюдора, укрепив таким образом связь Вудвиллов с Тюдорами. Брак был выгоден не только самой Кэтрин, но и Джасперу, который получил контроль над всеми владениями Стаффордов. Джаспер скончался через 10 лет бездетного брака.

В период между декабрём 1495 и 24 февраля 1496 года[7] Кэтрин вышла замуж в третий раз. Её избранником стал Ричард Уингфилд, придворный и дипломат первых лет правления династии Тюдоров. Брак продлился недолго: Кэтрин скончалась 18 мая 1497 года.

Потомство

Всего Кэтрин родила пятерых детей, всех в первом браке и только один ребёнок умер в младенчестве:

В культуре

Кэтрин является главной героиней исторического романа Сьюзан Хиггинботэм «Украденная корона» (2010). Также Кэтрин фигурирует в трёх книгах серии «Война кузенов» Филиппы Грегори: «Белая королева»[en] (2009), «Красная королева»[en] (2010) и «Белая принцесса»[en] (2013).

Генеалогия

Предки Кэтрин Вудвилл
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Ричард де Вудвилл
 
 
 
 
 
 
 
8. Джон Вудвилл
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
4. Сир Ричард Вудвилл из Грэфтона
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
9. Изабелла Гобион
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
2. Ричард Вудвилл, 1-й граф Риверс
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Джон Биттлсгейт
 
 
 
 
 
 
 
10. Томас Биттлсгейт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
5. Элизабет Джоан Биттлсгейт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Сир Джон де Бошан
 
 
 
 
 
 
 
11. Джоан де Бошан
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Джоан де Бридпорт
 
 
 
 
 
 
 
1. Кэтрин Вудвилл
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Ги Люксембургский, граф Линьи
 
 
 
 
 
 
 
12. Жан Люксембургский, сир де Бовуа
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Маго де Шатильон, графиня Сен-Поль
 
 
 
 
 
 
 
6. Пьер Люксембургский, граф Сен-Поль
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Людовик д’Энгиенн
 
 
 
 
 
 
 
13. Маргарита д’Энгиенн, графиня Бриенн
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Джованна де Сансеверино
 
 
 
 
 
 
 
3. Жакетта Люксембургская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Бертран де Бо, граф Андрии
 
 
 
 
 
 
 
14. Франсуа I де Бо
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Маргарита д'Ольне
 
 
 
 
 
 
 
7. Маргарита де Бо
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Никколо Орсини, граф ди Нола
 
 
 
 
 
 
 
15. Свева Орсини
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Жанна де Сабран
 
 
 
 
 
 

Напишите отзыв о статье "Вудвилл, Кэтрин"

Примечания

  1. Хотя написание фамилии, как правило, модернизировано в Woodville, в публикациях Кекстона фамилия выглядела как Wydeville, а на могиле сестры Анны, королевы Елизаветы, в капелле Св. Георгия, в Виндзорском замке существует надпись, на которой фамилия выглядит как Widvile.
  2. В описании вскрытия её брата Ричарда в 1492 году говорится о том, что Кэтрин «34 или более лет». Таким образом, дата её рождения приходится приблизительно на 1458 год[1].
  3. Отец Кэтрин, сэр Ричард Вудвилл, на момент рождения старшей дочери был простым рыцарем. Вудвиллы, будучи старым и почтенным семейством, были более благородны, нежели знатны, имели достаточно земли и богатства; были семьёй, из которой ранее выходили уполномоченные мира, шерифы и депутаты, но не пэры королевства. Собственный отец сэра Ричарда сделал хорошую карьеру в королевской службе, поднявшись до должности камергера Джона Ланкастера, герцога Бедфорда; сэр Ричард пошёл по стопам отца на службу к герцогу, где и встретил впервые Жакетту Люксембургскую. Будучи дочерью Пьера Люксембургского, графа Сен-Поль, и Маргариты де Бо, Жакетта была выдана замуж за герцога Бедфорда в 1433 году в возрасте 17 лет. Герцог был значительно старше Жакетты, которая стала его второй женой, имел плохое здоровье и умер в 1435 году, оставив Жакетту бездетной богатой вдовой[3]. Она должна была получить разрешение от короля для вступления в повторный брак; но в марте 1437 года было выявлено, что Жакетта тайно вышла замуж за сэра Ричарда Вудвилла, который был намного ниже её по рангу и не считался подходящим мужем для женщины, почитаемой как тётя короля. Супруги были оштрафованы на £1000, но сумма была возвращена в октябре того же года.
  4. Никаких записей о рождении Елизаветы не сохранилось. Тем не менее, её родители были помилованы за брак без разрешения короля 24 октября 1437, и историк Дэвид Болдуин предполагает, что прощение могло совпасть с рождением Елизаветы Вудвилл, первенца пары[4].
  5. В парламентском акте, Titulus Regius (1 Ric. III), лорд-протектор герцог Глостерский заявил, что дети его старшего брата вместе с Елизаветой Вудвилл незаконны на том основании, что его брат был обручён с вдовой леди Элеонор Батлер, что в те времена считалось юридически обязывающим договором, и вследствие чего любые другие брачные договоры становились недействительными. Бургундский хронист Филипп де Коммин говорил, что Роберт Стиллингтон, епископ Бата и Уэльса, утверждал, что провел церемонию обручения между Эдуардом IV и леди Элеанор[6].
Источники
  1. Henry VII (Richard, Earl of Ryvers) // Calendar of Inquisitions Post-Mortem. — Т. I, № 681.
  2. The Marcher Lordships of South Wales, 1415–1536 / ed. T. B. Pugh. — Cardiff: University of Wales Press, 1963.
  3. [books.google.com/books?id=XMA9AAAAMAAJ&pg=PA711&dq=%22jacquetta+of+luxembourg%22+letters&hl=en&sa=X&ei=u05FVKL4JYGGyASd1YKQCg&ved=0CCIQ6AEwAQ#v=onepage&q=%22jacquetta%20of%20luxembourg%22%20letters&f=false Calendar of the Patent Rolls Preserved in the Public Record Office] / Great Britain. Public Record Office. — H.M. Stationery Office, 1907. — Т. 3. — С. 53.
  4. David Baldwin. [lccn.loc.gov/2003501109 Elizabeth Woodville: Mother of the Princes in the Tower]. — Stroud: Sutton Pub., 2002. — ISBN 0750927747.
  5. Устинов В. Г. Войны Роз. Йорки против Ланкастеров. — С. 285.
  6. Philipe de Commines. The memoirs of Philip de Commines, lord of Argenton. — H.G. Bohn, 1855. — Т. 1. — С. 396–397.
  7. C. S. L. Davies. Henry Stafford, Second Duke of Buckingham // Oxford Dictionary of National Biography.

Ссылки

  • The Royal Ancestry Bible Royal ancestors of 300 American Families by Michel L. Call; ISBN 1-933194-22-7 (chart 806)
  • The Household of Queen Elizabeth Woodville, 1466-67, Bulletin of the John Rylands Library, 1967-68 by A. R. Myers.
  • The Coronation of Elizabeth Wydeville, Gloucester: Gloucester Reprints, 1975 (originally published 1935) by George Smith.

Отрывок, характеризующий Вудвилл, Кэтрин

– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.