Натали Вуд
Поделись знанием:
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
(перенаправлено с «Вуд, Натали»)
| Натали Вуд | |
| Natalie Wood | |
 Студийная фотография 1963 года | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Санта-Каталина, США |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1943—1981 |
Натали Вуд (англ. Natalie Wood, урождённая Захаренко, затем Гурдин, в замужестве Вагнер),[1] 20 июля 1938 — 29 ноября 1981) — американская актриса, трижды номинантка на премию «Оскар».
Биография
Дочь русских эмигрантов Николая Степановича Захаренко, родом из Владивостока, и Марии Степановны Зудиловой, родом из Барнаула, которые, став гражданами США, изменили фамилию на Гурдин.[2][3] Натали свободно говорила как на английском, так и на русском (с американским акцентом) языках, и считала себя «очень русской».[4][5]
Её актёрская карьера началась в возрасте четырёх лет,[6] и вскоре Вуд стала успешным актёром-ребёнком, снявшись в таких фильмах, как «Чудо на 34-й улице» (1947), «Призрак и миссис Мьюр» (1947) и «Звезда» (1952). Роль Джуди в фильме «Бунтарь без причины» с Джеймсом Дином в главной роли, принесла ей в 1955 году номинацию на «Оскар» и помогла ей выбиться в более взрослые и серьёзные роли.
Мировую славу Натали Вуд принесло участие в фильмах «Вестсайдская история» (1961), «Джипси» (1962) и «Большие гонки» (1965), а роли в фильмах «Великолепие в траве» (1961) и «Любовь с подходящим незнакомцем» (1963) принесли ей ещё две номинации на премию Американской киноакадемии. Её карьера успешно продолжалась в течение 1960-х годов, а с началом нового десятилетия Вуд стала сниматься намного меньше, посвятив себя семье. Одну из последних крупных ролей актриса сыграла в телефильме «Отныне и навсегда» в 1979 году, за которую была удостоена премии «Золотой глобус».
Во время проживания в Лос-Анджелесе была прихожанкой Спасо-Преображенского собора (РПЦЗ).[7]
В 1957 году Натали Вуд вышла замуж за актёра Роберта Вагнера. Супруги прожили вместе до 1961 года и официально развелись в 1962-м году. В 1969 году Вуд вышла замуж за британского продюсера Ричарда Грегсона, с которым развелась в 1972 году. В 1972 году Натали Вуд восстановила отношения с Робертом Вагнером, за которого повторно вышла замуж в 1974 и прожила с ним до своей гибели.
Гибель
Натали Вуд утонула в ночь с 29 на 30 ноября 1981 года при невыясненных обстоятельствах во время плавания на яхте у острова Санта-Каталина в Калифорнии. Кроме Вуд, на яхте находились её муж Роберт Вагнер, актёр Кристофер Уокен и капитан яхты Деннис Даверн. К 30-летию трагической гибели актрисы полиция возобновила расследование обстоятельств произошедшего по новому заявлению капитана яхты[8]. Её младшая сестра Лана Вуд после смерти Натали выпустила две книги-биографии о жизни актрисы.
11 января 2012 года газета Los Angeles Times сообщила о том, что полиция Лос-Анджелеса не нашла каких-либо доказательств убийства. По данным, которые приводит издание со ссылкой на главу следственного отдела полиции, возобновленное расследование не выявило каких-либо новых обстоятельств трагедии.
Как пояснил высокопоставленный представитель полиции, подобные «глухие» дела никогда полностью не закрываются, и следственная работа может быть возобновлена в любое время в случае появления новой информации[9][10].
В январе 2013 года коронер округа Лос-Анджелес изменил официальную причину смерти Натали Вуд со «случайного утопления» на «утопление и другие неустановленные факторы» вследствие обнаруженных им свидетельств того, что некоторые синяки, ушибы и царапины на теле актрисы появились незадолго до её смерти[11][12].
Фильмография
- 1943 — Счастливая земля / Happy Land — девочка, уронившая мороженое
- 1946 — Завтра — это навсегда (Вечное завтра) / Tomorrow Is Forever — Маргарет Людвиг
- 1946 — Невеста в сапогах / The Bride Wore Boots — Кэрол Уоррен
- 1947 — Призрак и миссис Мьюр / The Ghost and Mrs. Muir — Анна Мьюр в детстве
- 1947 — Чудо на 34-й улице / Miracle on 34th Street — Сьюзан Уолкер
- 1948 — Скудда-у! Скудда-эй! / Scudda Hoo! Scudda Hay! — Бин Макгилл
- 1949 — Зелёное обещание / The Green Promise — Сьюзан Анастасия Мэттьюс
- 1949 — Воскресная курица / Chicken Every Sunday — Руфь Хефферан
- 1950 — Никогда не грусти / Never a Dull Moment — Нэнси Говард
- 1950 — Большой куш / The Jackpot — Филлис Лоуренс
- 1950 — Очень личное / Our Very Own — Пенни Макаулэй
- 1951 — Голубая вуаль / The Blue Veil — Стефани Роулинс
- 1952 — Звезда / The Star — Гретхен Дрю
- 1954 — Серебряная чаша / The Silver Chalice — Хелена в детстве
- 1955 — Бунтарь без причины / Rebel Without a Cause — Джуди
- 1956 — Искатели / The Searchers — Дебби Эдвардс в юности
- 1956 — Девушка, которую он оставил позади / The Girl He Left Behind — Сьюзан Дэниэлс
- 1956 — Горящие холмы / The Burning Hills — Мария Кристина Колтон
- 1956 — Крик в ночи / A Cry in the Night — Лиз Тэггерт
- 1957 — Бомбардировщики Б-52 / Bombers B-52 — Лоис Бреннан
- 1958 — Короли идут дальше (Короли отправляются в путь) / Kings Go Forth — Моник Блэр
- 1958 — Марджори Морнингстар / Marjorie Morningstar — Марджори Моргенштерн
- 1960 — Прекрасные юные каннибалы / All the Fine Young Cannibals — Сара Дэвис
- 1960 — Кэш МакКолл / Cash McCall — Лори Остен
- 1961 — Вестсайдская история / West Side Story — Мария
- 1961 — Великолепие в траве / Splendor in the Grass — Уилма Дин Лумис
- 1962 — Джипси (Цыганка) / Gypsy — Джипси Роза Ли
- 1963 — Любовь с подходящим незнакомцем / Love with the Proper Stranger — Энджи Россини
- 1964 — Секс и незамужняя девушка / Sex and the Single Girl — Хелен Гарли Браун
- 1965 — Большие гонки / The Great Race — Мэгги Дюбуа
- 1965 — Внутренний мир Дэйзи Кловер / Inside Daisy Clover — Дэйзи Кловер
- 1966 — Пенелопа / Penelope — Пенелопа Элкотт
- 1966 — На слом! (Предназначено на слом) / This Property Is Condemned — Альва Старр
- 1966 — Боб и Керол, Тед и Элис / Bob & Carol & Ted & Alice — Кэрол Сандерс
- 1966 — Мир Брэкена / Bracken's World — сериал, в одном эпизоде, камео
- 1972 — Кандидат / The Candidate — камео
- 1976 — Соглядатай / Peeper
- 1978 — Больше, чем друг / Switch — сериал, в эпизодах «The Cruise Ship Murders» и «The Cage», девушка в пенной ванной
- 1979 — Супруги Харт / Hart to Hart — сериал, в эпизоде 1-01, кинозвезда Наташа Гурдин (камео)
- 1979 — Отныне и во веки веков / From Here to Eternity — сериал, во всех эпизодах, Карен Холмс
- 1979 — Метеор / Meteor — Татьяна Николаевна Донская
- 1979 — Крекерная фабрика / The Cracker Factory — телевизионный, Кэсси Барретт
- 1980 — Последняя супружеская пара в Америке / The Last Married Couple in America — Мари Томпсон
- 1983 — Мозговой штурм / Brainstorm
Напишите отзыв о статье "Натали Вуд"
Литература
- Finstad Suzanne. [books.google.com/?id=wU0uhbkAK2AC&dq=isbn=9780609809570 Natasha: The Biography of Natalie Wood]. — Three Rivers Press, 2001. — ISBN 978-0-60-980957-0.
- Frascella, Lawrence and Al Weisel. [www.livefastdieyoungbook.com Live Fast, Die Young: The Wild Ride of Making Rebel Without a Cause]. Touchstone, 2005. ISBN 0-7432-6082-1.
- Lambert Gavin. [books.google.com/?id=9nqgPwAACAAJ&dq=isbn=9780571221974 Natalie Wood: A Life]. — London: Faber and Faber, 2004. — ISBN 978-0-57-122197-4.
- Harris Warren G. [books.google.com/books?id=iW-fQAAACAAJ&dq=isbn=0385236913&cd=1 Hollywood's Star-Crossed Lovers "Natalie and R.J."]. — First. — Doubleday, 1988. — ISBN 978-0-38-523691-1.
- Nickens, Christopher. Natalie Wood: A Biography in Photographs. Doubleday, 1986. ISBN 0-385-23307-8.
- Coroner. — First. — New York, New York: Simon & Schuster, 1983. — ISBN 0671467727.
- Rulli, Marti and Dennis Davern. Goodbye Natalie Goodbye Splendour. Medallion, 2009. ISBN 1-59777-639-4.
- Tibetts, John C. and James M. Welsh (eds.). American Classic Screen Profiles, Scarecrow Press, 2010. ISBN 0-8108-7676-0.
- Wood Lana. Natalie: A Memoir by Her Sister. — First. — Putnam Pub Group, 1984. — ISBN 0-399-12903-0.
- Быков Дмитрий. [www.gq.ru/columnists/dmitriy_bycov/9136_dmitriy_bykov_ishchet_v_shkafu_skelety.php Дмитрий Быков ищет скелеты в шкафу. Стоит ли возвращаться к нераскрытым преступлениям?] // GQ. — 2012. — 10 февраля.
Примечания
- ↑ [www.pravda.ru/culture/2003/11/25/57732_.html pravda.ru]
- ↑ [today.msnbc.msn.com/id/4325330/ns/today-books/ Natalie Wood’s Russian roots]
- ↑ Harris, 1988, p. 20.
- ↑ Lambert, 2004, p. 3.
- ↑ Lambert, 2004, pp. 26, 272.
- ↑ [www.people.com/people/archive/article/0,,20067214,00.html Second Time’s the Charm — Marriage, Natalie Wood, Robert Wagner : People.com]
- ↑ [www.pravoslavie.ru/news/33963.htm Русский священник окормляет сотрудников киностудий Голливуда / Православие. Ru]
- ↑ [lenta.ru/articles/2011/11/21/wood/ Тайна яхты «Великолепие»]
- ↑ [www.latimes.com/news/local/la-me-0111-natalie-wood-20120111,0,5153110.story Natalie Wood probe yields no new finding] (англ.)
- ↑ [ria.ru/culture/20120111/536770410.html Полиция не нашла доказательств насильственной смерти Натали Вуд.] Нью-Йорк, 11 янв — РИА Новости
- ↑ [www.latimes.com/news/local/la-me-01-14-natalie-wood-20130115,0,6854742.story L.A. County coroner changes Natalie Wood’s cause of death] Los Angeles Times (англ.)
- ↑ [www.lenta.ru/news/2013/01/15/wood/ На теле актрисы Натали Вуд нашли ушибы] Лента. Ру
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Натали Вуд - Натали Вуд (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=1124 Натали Вуд] (англ.) на сайте Find a Grave
|
|||||||||
Отрывок, характеризующий Натали Вуд
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
