Вуд-Ава

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вуд-Ава (Вӱд Ава)
Мифология: Марийская
Толкование имени: Мать воды
Имя на других языках: Ведь-Ава
Пол: Женский
Местность: континентальные водоёмы
Занятие: хранитель водных пространств
Отец: Кугу-Юмо
Мать: Мланде-Ава
Дети: Вӱд ӱдыр
Атрибуты: золотой гребень
Характерные черты: обнажённая женщина с длинными волосами
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Вуд-Ава́ (луговомар. Вӱд Ава, Мать воды) — богиня в марийской мифологии, хозяйка всех континентальных водных пространств.





Описание

Строго следит за состоянием водоёмов: запрещается сливать помои, стирать бельё, устраивать свалки у рек, озёр, родников. Никогда не уничтожались деревья вблизи воды — они считались особо любимыми Вӱд-Ава. За это может последовать наказание в виде лишения навсегда удачи в рыбалке. Она может «спрятать» воду в глубине тайги: озеро исчезало, а в тот же год охотники находили в лесу новое такое же. Богиню представляли в виде обнажённой женщины с длинными волосами, которые она любит расчёсывать золотым гребнем. В небольших водоёмах может представляться духом-хозяином именно этого места: Вӱд-Водыж.

Мифы

В мифе о Шийпӱйан Пампалче (Сереброзубой Пампалче) героиня встречает мать своего жениха Вӱд-Ава, которая говорит, что несет двенадцать ведер браги и двенадцать ведер пива. Услышав столь хвастливое заявление, Шийпӱйан не может удержаться от смеха, и смола на её зубах отваливается. Вӱд-Ава узнает Шийпӱйан и гонится за ней. Чтобы спастись от преследования, Шийпӱйан пытается залезть на гору к своей старшей сестре, но это ей не удается, и она взбирается на сосну. В спешке она роняет серебряный топорик, которым Вӱд-Ава начинает рубить сосну. Почуяв, что Шийпӱйан грозит опасность, сбегаются звери-помощники. Они хитростью выманивают у Вӱд-Ава серебряный топорик и закидывают его в озеро, но Вӱд-Ава одним глотком выпивает озеро и достает топорик. Тогда Шийпӱйан зовет свою старшую сестру и трижды просит её сбросить шелковые качели, но та отвечает, что ей некогда: то она сажает хлеб в печь, то достает хлеб из печи. Наконец она сбрасывает качели, и Шийпӱйан взбирается к ней. Через некоторое время возвращается с охоты Кугувиян, и сестра прячет Шийпӱйан. Кугувиян принюхивается и спрашивает у жены, откуда в доме человеческий дух, но жена успокаивает его, говоря, что сроду в их доме не было живого человека. Когда на следующий день Кугувиян снова уходит на охоту, его жена прячет Шийпӱйан в котомку, накрывает лепёшками и вечером просит мужа отнести гостинец старому рыбаку. Сестре же она наказывает: если её муж захочет отведать лепешек, она должна крикнуть: «Вижу!» — и тогда Кугувиян не посмеет заглянуть в котомку. Так Шийпӱйан благополучно возвращается домой Дочь матери воды, Вӱд ӱдыр представлялась в образе русалки, утопленницы, являвшейся живым в облике обнажённой девушки с распущенными волосами. Иногда Вӱд ӱдыр по воле своей матери выходит замуж за марийского героя.

Культ

Обычно, прежде чем испить воду, просили Вӱд-Ава очистить её от всего злого. Напившись, было принято благодарить богиню, бросая в воду две-три травинки или сорванные с дерева листики. В случае продолжительной засухи, Вӱд-Ава устраивались общественные моления, во время которых жители собирались на берегу реки и обливали водой друг друга и животных, особенного чёрных овец и чёрных кур. В некоторых местах в качестве подношения богине в воду бросали немного приготовленной на берегу «дождевой каши». В других местах забивали чёрного быка или чёрную овцу. Кости и другие оставшиеся после жертвенного пира части животного заворачивали в шкуру и опускали в воду. Если в результате обряда выпадало слишком много дождя, шкуру доставали из воды и зарывали в землю. Чтобы очистить весеннюю воду, Вӱд-Ава предлагали угощение в виде ячменной каши, зерно для которого выделяла каждая семья в селенье. Невеста, идя в дом мужа, должна была сделать подношение Вӱд-Ава, прежде чем брать воду из ручья. В сопровождении старшей подруги, уже исполнявшей этот обряд, она приходила к источнику, бросала в него несколько монет или бусин и просила Вӱд-Ава быть милостивой к ней каждый раз, когда она будет приходить за водой. Поскольку рыба также находилась в ведении богини, рыбаки лили вино и бросали кашу в воду в качестве жертвы Вӱд-Ава, чтобы она обеспечила богатый улов. В некоторых местах считали, что рыбалка будет удачной только в том случае, если богиня не знает о ней, поэтому Вӱд-Ава не только не молились и не приносили жертв, но и старались не шуметь, чтобы не выдать своего занятия. Вообще, во время рыбалки нельзя было кричать и браниться, иначе можно было утонуть или получить нарывы на руках и ногах. Знахарь определял из какого именно водоёма появилась болезнь и советовал, как задобрить Вӱд-Ава. Прежде всего, заболевший делал подношение, бросая в воду ячмень, яйца, прося о прощении и обещая принести надлежащую жертву. Позднее забивали козу, утку или другую домашнюю птицу на берегу водоёма, которому нанесена обида. Приготовив мясо, в воду бросали кости и небольшие кусочки от различных частей животного. Вӱд-Ава следила за чистотой озёр и рек и наказывала тех, кто их оскверняет. Она запрещала стирать в озёрах, рубить деревья поблизости. В качестве наказания могла спрятать воду под землю, перенести озеро на другое место, а виновника утопить или лишить удачи в рыбном промысле.

Семья

Её супруг, Йомшо эҥер, в других источниках — Вӱд-Юмо, Ер-Юмо, Икса-Юмо. Вӱд-Ава и Йомшо эҥер имеют свой дом, хозяйство, пропорциональное размерам водоёма. У них есть дочь, Вӱд ӱдыр, сыновья, старший из которых горный дух Кугувиян (букв. «большой силач»), младший — Шемвӱд (букв. «чёрная вода») и даже внуки.

Этимология имени

Общего происхождения с мордовской Ведь-Ава. Вӱд-Ава представлена как марийский субстрат в чувашской мифологии божеством Вуташ.


Напишите отзыв о статье "Вуд-Ава"

Отрывок, характеризующий Вуд-Ава

В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.