Вуд, Грант

Грант Вуд
Имя при рождении:	Grant DeVolson Wood
Работы на Викискладе

Грант Деволсон Вуд (англ. Grant DeVolson Wood; 13 февраля 1891 — 12 февраля 1942) — американский художник, известный в основном картинами, посвящёнными сельской жизни американского Среднего Запада. Автор знаменитой картины «Американская готика»

Биография

В 1913 Вуд поступил в Школу Искусств Чикагского Университета, занимался изготовлением ювелирных изделий из серебра. С 1920 по 1928 совершил четыре поездки в Европу, где изучал различные живописные стили, в частности импрессионизм и постимпрессионизм. Больше всего на него повлияло, однако, творчество Яна Ван Эйка, у которого он взял четкость и ясность своей новой техники. В 1932 Вуд основал Каменный город колонию искусств Stone City Art Colony недалеко от своего родного города, целью которой было помочь художникам выжить во время Великой Депрессии. Вуд преподавал живопись в Школе Искусств Айовского Университета с 1934 по 1941. Также он курировал проекты настенной росписи, консультировал студентов, писал собственные произведения. 12 февраля 1942, за день до своего пятьдесят первого дня рождения, Вуд скончался в университетском госпитале от рака поджелудочной железы.

Самая известная картина Гранта Вуда (1891 – 1942) «Американская Готика» (1930) - одно из наиболее узнаваемых произведений американского искусства. Наверно, по уровню культурной знаковости эту картину можно без преувеличений сравнить с «Моной Лизой» да Винчи или с «Криком» Эдварда Мунка. Впервые она выставлялась Чикагском Институте Искусств в 1930 г., там же она хранится и сегодня. За эту картину Вуд получил премию в размере 300 долларов, и почти мгновенную славу. Образ стал расхожим, его используют и в рекламе, и в мультфильмах, и в карикатурах. Самобытность и многогранность этого произведения, обеспечившие ему всемирную славу, прежде всего в самом, очень мощном визуальном образе, но и помимо этого, в возможности самых различных трактовок – вплоть до прямо противоположных. Художественные критики, благосклонно настроенные по отношению к данному произведению, например, Гертруда Стайн и Кристофер Морли, считали его острой сатирой на замкнутость и узколобость жителей маленьких провинциальных городков. Сам же Вуд отрицал такое прочтение: с наступлением Великой Депрессии он видел в сельской Америке мужество и упрямство первопроходцев, пионерский дух и решимость в преодолении любых препятствий. Ещё одна трактовка предполагает смешение почтительности и легкой насмешки. Вуд вдохновлялся неоготическим стилем особнячка Элдона (южная Айова), особенно четко эти неоготические черты просматриваются в арочном окошке на втором этаже. Вуд решил изобразить этот дом, а на переднем плане людей, которые, по его мнению, должны были бы жить в нем. На картине изображен фермер рядом со своей дочерью, старой девой. Художнику позировали его дантист и его сестра Нэн (1900-1990). Сестра Вуда как раз и настаивала на версии, что на картине изображена дочь фермера, а никак не жена, так как ей хотелось думать о себе как о более молодой женщине. На женщине передник с рисунком колониальных времен, вилы в руке фермера призваны олицетворять тяжелый труд, позы и выражение героев картины заставляют думать о традиционном, патриархальном укладе жизни. Пристальные, напряженные, почти застывшие взгляды карих и голубых глаз завораживают и пугают. Что они видят? Заботы и хлопоты повседневности, неурожаи, бытовые проблемы, болезни? Или несмотря на всю пристальность взглядов, они зафиксированы на пустоте – время остановилось, и герои проваливаются в черную дыру небытия из своего перегруженного материальностью мира? Композиционная строгость и проработанность деталей отсылают нас к Северному Возрождению, которое Грант особенно пристально изучал во время своих посещений Европы. Также он бережно относится и к достоверности в передаче атмосферы и деталей быта Среднего Запада, и это ключевая черта направления Регионализма. Имя Вуда тесно связано с Американским движением, вошедшим в историю искусства под именем регионализма, изначально распространившимся на Среднем Западе. Представители этого движения предпочитали изображать в реалистичной форме сцены из жизни американской глубинки в противовес европейскому абстракционизму. Вуд был одним из трех художников, более всего ассоциируемых с этим движением. Остальные, Джон Стюарт Карри и Томас Харт Бентон, благодаря покровительству Вуда получили места преподавателей в колледжах Висконсина и Канзаса.

Сочинения

• Wood, Grant. «Art in the Daily Life of the Child.» Rural America, March 1940, 7-9.
• Wood, Grant. Revolt against the City. Iowa City: Clio Press, 1935.

Литература

• Crowe, David. «Illustration as Interpretation: Grant Wood’s 'New Deal' Reading of Sinclair Lewis’s Main Street.» In Sinclair Lewis at 100: Papers Presented at a Centennial Conference, edited by Michael Connaughton, 95-111. St. Cloud, MN: St. Cloud State University, 1985.
• Czestochowski, Joseph S. John Steuart Curry and Grant Wood: A Portrait of Rural America. Columbia: University of Missouri Press and Cedar Rapids Art Association, 1981.
• Hoving, Thomas. American Gothic: The Biography of Grant Wood’s American Masterpiece. New York: Chamberlain Brothers, 2005.

Ссылки

• [www.grantwoodstudio.org/index.html Студия Гранта Вуда]

Отрывок, характеризующий Вуд, Грант

Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.