Вучетич, Хуан

Хуан Вучетич

Хуа́н Вуче́тич (также Вуцетич (во время жизни в Австро-Венгрии — Иван Вучетич Ковачевич), исп. Juan Vucetich; 20 июля 1858, Хвар, Австро-Венгрия — 25 января 1925, Долорес) — аргентинский антрополог и криминалист.

Биография

Иван Вучетич родился в хорватской семье на острве Хвар, в тогдашней Австро-Венгрии. В 1884 году он эмигрировал и поселился в Аргентине. В 1888 году поступил на службу в главное управление полиции Буэнос-Айреса.

В 1891 году ему поручили организовать бюро идентификации, применив антропометрическую систему Бертильона. В этом же году он познакомился в статье Вариньи «Les empreintes digitales d’apres Galton» с работами Гальтона об отпечатках пальцев и ладоней, и у него появилась мысль разработать метод классификации отпечатков пальцев, пригодный для идентификации. То есть, так же, как и у Гальтона, идея у Вучетича о создании системы регистрации возникла на основе знания о методе Бертильона. В своём бюро, применяя антропометрию, он ввёл и карточки с отпечатками десяти пальцев.

И он действительно создал систему классификации. Первую и реально действующую систему. Но будучи человеком в высшей степени добросовестным, в своей статье «Instrucciones gnerales para el sistema antropometrico» в 1893 году пишет, что обязан Гальтону идеей исследовать отпечатки пальцев и что он заимствовал у него основы его первой системы.

В 1904 году появился капитальный труд Вучетича «Dactiloscopia comparada» («Сравнительная дактилоскопия»). Дактилоскопическая система регистрации Вучетича получила распространение, в основном, в Южной Америке — в Бразилии, Чили, Уругвае, Перу, Парагвае, Боливии. В 1907 г. Парижская Академия наук признала приоритет системы Вучетича. Однако, вопрос о том, кто первый построил дактилоскопическую классификацию, вызвал в истории дактилоскопии острые споры, особенно в Англии и Южной Америке, то есть вопрос о том, какая система создана раньше — система Гальтона-Генри или Вучетича. Эдмонд Локар, французский криминалист, пишет:

«Некоторые даты могут внести ясность в этот спор. Известно, что система Вучетича, изобретённая им в июне 1891 года, была введена в практику полиции Буэнос-Айреса с сентября того же года; карточки, составленные в это время, сохранились. В Бенгалии, напротив, отпечатки пальцев стали употребляться лишь в подкрепление антропометрии, введённой там в 1892 году. Только в 1897 году произведённые в Бенгалии опыты с дактилоскопическими карточками были одобрены правительством и система Генри стала применяться во всей Индии. По всем данным система Генри — более позднего происхождения.

С другой стороны, заявлением самого Вучетича ясно устанавливается, что его попытка построить дактилоскопическую идентификацию явилась следствием изучения труда Гальтона.

Таким образом дело было так: Вучетич заимствовал у Гальтона идею идентификации преступников при помощи отпечатков их пальцев, но дактилоскопическую идентификацию он построил первый.

Эта борьба аргентинских Капулетти с английскими Монтекки кончилась не как у Шекспира — трагическим браком, но целой серией счастливых союзов: исследователи в области идентификации, находя бесспорной отправную точку зрения системы Вучетича и много хорошего в системе Генри, но, считая первую систему бедной подразделениями, а вторую слишком сложной, попытались сочетать ясность одной с богатством другой; так возникло множество систем, из которых ни одна, думаю я, не совершенна, но каждая имеет свои преимущества.» (Эдмонд Локар).

Первым практическим результатом Регистра иконофалангометрии Вучетича стало громкое дело Франциски Рохас. Она обвинила любовника в убийстве её троих детей. Однако, кровавые отпечатки папилярных линий на деревянных воротах усадьбы Рохасов дали неопровержимое доказательство, что детей зарезала их мать.

Литература

• Эдмонд Локар. Руководство по криминалистике. — Москва, Юридическое издательство НКЮ СССР, 1941. С. 544.
• Юрген Торвальд. Сто лет криминалистики. — Москва, Издательство «Прогресс», 1974. С. 440.

Отрывок, характеризующий Вучетич, Хуан

Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]