Входные молитвы
Вхо́дные молитвы в православном богослужении — молитвы священнослужителей, совершаемые перед Литургией[1]. Эти молитвы читаются непосредственно перед входом в алтарь, откуда происходит их название.
Совершаются без облачения, однако на практике священник может надевать епитрахиль, следуя обязанности совершения любого богослужения в епитрахили.
Чинопоследование входных молитв
Таблица приведена для 1 диакона и 1 священника. В случае большего количества священнослужителей схема аналогичная. В случае служения без диакона молитвы читает первенствующий священник.
Священнослужитель | Действия | Сопровождающие молитвословия |
---|---|---|
Священник | Становится перед Царскими вратами и вполголоса возглашает: |
Благослове́н Бог наш...
Благослове́н Бог наш, всегда́, и ны́не, и при́сно, и во ве́ки веко́в. |
Диакон | Стоит рядом, читает: |
Ами́нь. Обычное начало (по О́тче наш…)[2]
Ами́нь. Сла́ва Тебе́, Бо́же наш, сла́ва Тебе́. Царю́ Небе́сный, Уте́шителю, Ду́ше и́стины, и́же везде́ сый и вся исполня́яй, Сокро́вище благи́х и жи́зни Пода́телю, прииди́ и всели́ся в ны, и очи́сти ны от вся́кия скве́рны, и спаси́, Бла́же, ду́ши на́ша. Святы́й Бо́же, Святы́й Кре́пкий, Святы́й Безсме́ртный, поми́луй нас. (Трижды) Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь. Пресвята́я Тро́ице, поми́луй нас; Го́споди, очи́сти грехи́ на́ша; Влады́ко, прости́ беззако́ния на́ша; Святы́й, посети́ и исцели́ не́мощи на́ша, и́мене Твоего́ ра́ди. Го́споди, поми́луй. (Трижды) Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь. О́тче наш, и́же еси́ на небесе́х! Да святи́тся и́мя Твое́, да прии́дет Ца́рствие Твое́, да бу́дет во́ля Твоя́, я́ко на небеси́ и на земли́. Хлеб наш насу́щный даждь нам днесь; и оста́ви нам до́лги на́ша, я́коже и мы оставля́ем должнико́м на́шим; и не введи́ нас во искуше́ние, но изба́ви нас от лука́ваго. |
Священник | Даёт возглас: |
Я́ко Твое́ есть Ца́рство...
Я́ко Твое́ есть Ца́рство, и си́ла, и сла́ва, Отца́, и Сы́на, и Свята́го Ду́ха, ны́не, и при́сно, и во ве́ки веко́в. |
Диакон | Читает покаянные тропари: | Ами́нь. Поми́луй нас, Го́споди...
Поми́луй нас, Го́споди, поми́луй нас; вся́каго бо отве́та недоуме́юще, сию́ Ти моли́тву я́ко Влады́це гре́шнии прино́сим: поми́луй нас. Сла́ва: Го́споди, поми́луй нас...
Сла́ва Отцу́, и Сы́ну, и Свято́му Ду́ху. Го́споди, поми́луй нас, на Тя бо упова́хом; не прогне́вайся на ны зело́, ниже́ помяни́ беззако́ний на́ших, но при́зри и ны́не я́ко благоутро́бен, и изба́ви ны от враг на́ших; Ты бо еси́ Бог наш, и мы лю́дие Твои́, вси дела́ руку́ Твое́ю, и и́мя Твое́ призыва́ем. И ны́не: Милосе́рдия две́ри отве́рзи нам...
И ны́не, и при́сно, и во ве́ки веко́в. Ами́нь. Милосе́рдия две́ри отве́рзи нам, благослове́нная Богоро́дице, наде́ющиися на Тя да не поги́бнем, но да изба́вимся Тобо́ю от бед: Ты бо еси́ спасе́ние ро́да христиа́нскаго. |
Священник и диакон | Целуют икону Спасителя |
Пречи́стому о́бразу Твоему́ покланя́емся...
Пречи́стому о́бразу Твоему́ покланя́емся, Благи́й, прося́ще проще́ния прегреше́ний на́ших, Христе́ Бо́же. Во́лею бо благоволи́л еси́ пло́тию взы́ти на крест, да изба́виши, я́же созда́л е́си, от рабо́ты вра́жия. Тем же благода́рственно вопие́м Ти: ра́дости испо́лнил еси́ вся, Спа́се наш, прише́дый спасти́ мир. |
Священник и диакон | Целуют икону Богородицы |
Милосе́рдия су́щи исто́чник...
Милосе́рдия су́щи исто́чник, ми́лости сподо́би нас, Богоро́дице, при́зри на лю́ди согреши́вшыя, яви́ я́ко при́сно си́лу Твою́: на Тя бо упова́юще, ра́дуйся, вопие́м Ти я́коже не́когда Гаврии́л безпло́тных архистрати́г. |
Священник | Становится перед Царскими вратами с воздетыми руками и непокрытой головой |
Го́споди, низпосли́ ру́ку Твою́...
Го́споди, низпосли́ ру́ку Твою́ с высоты́ свята́го жили́ща Твоего́ и укрепи́ мя в предлежа́щую слу́жбу Твою́, да неосужде́нно предста́ну стра́шному Престо́лу Твоему́ и безкро́вное священноде́йствие совершу́. Я́ко Твоя́ есть си́ла и сла́ва во ве́ки веко́в. Ами́нь. |
Священник и диакон | Кланяются друг другу, испрашивая прощения, кланяются народу | Прости́те и благослови́те, отцы́, бра́тья [и се́стры]. |
Диакон от себя и от лица народа | Отвечает | Бог тя прости́т, о́тче честны́й, помоли́сь и о нас гре́шных. |
Священник | Благословляет молящихся | Благода́тию и человеколю́бием свои́ми Бог да прости́т и поми́лует всех нас. |
Священник и диакон | Входят в алтарь, целуя образ на пономарской двери |
Вни́ду в дом Твой, поклоню́ся ко хра́му свято́му Твоему́...
Вни́ду в дом Твой, поклоню́ся ко хра́му свято́му Твоему́ в стра́се Твое́м. Го́споди, наста́ви ми пра́вдою Твое́ю, враг мои́х ра́ди испра́ви пред Тобо́ю путь мой: я́ко несть в усте́х их и́стины, се́рдце их су́етно, гроб отве́рст горта́нь их, язы́ки свои́ми льща́ху. Суди́ им, Бо́же, да отпаду́т от мы́слей свои́х, по мно́жеству нече́стия их изри́ни я, я́ко преогорчи́ша Тя, Го́споди. И да возвеселя́тся вси, упова́ющии на Тя, во ве́ки возра́дуются, и всели́шися в них, и похва́лятся о Тебе́ лю́бящии И́мя Твое́. Я́ко Ты благослови́ши пра́ведника, Го́споди, я́ко ору́жием благоволе́ния венча́л еси́ нас. |
В алтаре священнослужители поклоняются, целуют Евангелие и Престол (диакон целует только Престол). Облачаются в соответствующие по чину священные одежды.
Напишите отзыв о статье "Входные молитвы"
Примечания
- ↑ Перед другими богослужениями входных молитв нет.
- ↑ От Пасхи до Недели Фомы здесь читается «Христо́с воскре́се…» трижды и тропари Пасхальных часов. От Фоминой Недели до Вознесения вместо «Царю́ Небе́сный», трижды «Христо́с воскре́се…». От Вознесения до Троицы с Трисвятого по «О́тче наш» («Царю́ Небе́сный» опускается). Далее до Пасхальной полунощницы в обычном порядке.
Литература
- Никольский К. Т. Пособие к изучению Устава богослужения православной церкви. — СПб., 1888.
- Желтов М. [www.pravenc.ru/text/161045.html Входные молитвы] // Православная энциклопедия. Т. 10 С. 51-52.
Отрывок, характеризующий Входные молитвы
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.