Вход Господень в Иерусалим

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Вход в Иерусалим»)
Перейти к: навигация, поиск
Статья — о церковном праздновании. О народной обрядности см. статью Вербная неделя
Вход Господень в Иерусалим
</td>
Вход Господень в Иерусалим. икона, Галиция, начало XVII века
Тип христианский, церковный
Официально Неделя ваий
(по церковному уставу)
также Вербное воскресенье
Значение воспоминание торжественного входа Иисуса Христа в Иерусалим на ослёнке
Отмечается православными, католиками и многими протестантами
Дата 6-е воскресенье Великого поста, за неделю до Пасхи
В 2024 году 24 марта (католицизм)
28 апреля (православие)
Празднование богослужение
Традиции освящение ветвей деревьев, в России — верб

в православии:
послабление в посте на рыбу;

Связан с Страстная седмица и Пасхой

Вход Госпо́день в Иерусали́м, Ве́рбное воскресе́нье, Па́льмовое воскресе́нье (греч. Κυριακή των Βαΐων, ст.-слав. Недѣ́ля Ва́їй, лат. Dominica in Palmis de passione Domini) — христианский праздник, отмечаемый в воскресенье («Неделю»), предшествующее Неделе Пасхи, то есть шестую Неделю Великого Поста.

В русских богослужебных книгах называется также Неделей Цветоносной, а в просторечии Вербным Воскресеньем, что связано с тем, что пальмовые ветви в России и других странах с холодным климатом заменяли на вербы (ср. болг. Връбница, белор. Вербніца, укр. Вербна неділя, лит. Verbų sekmadienis). Первое упоминание об использовании вербы в богослужении находят в Изборнике Святослава[1].





Празднуемое событие

Описание в Евангелии от Матфея

Евангелие от Матфея (21:1-7) повествует, что апостолы по указанию Иисуса берут в Вифании ослёнка и ослицу (по слову Иисуса, хозяева не препятствуют им).

Иисус въезжает верхом на осле в Иерусалим, где его встречает народ, полагая на дорогу одежду и пальмовые ветви с восклицаниями: «осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних!» (Мф. 21:9).

В Иерусалимском Храме Иисус опрокидывает столы меновщиков и продавцов скота, говоря: «написано, — дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников» (Мф. 21:13), чем вызывает недовольство служителей, однако те не смеют взять его, опасаясь народа.

После этого к Иисусу подходят слепые и хромые, и он исцеляет их (Мф. 21:14).

Иисус покидает Иерусалим и проводит ночь в Вифании (Мф. 21:17).

Описание у других евангелистов

Вход Господень в Иерусалим описан всеми четырьмя евангелистами, о нём повествуют и Марк (в 11-й главе своего Евангелия), и Лука (в 19-й главе), и Иоанн (в 12-й главе). Описание событий, которое дают Марк и Лука, во многом очень похоже на описание, приведённое евангелистом Матфеем, хотя и отличается отдельными деталями. Евангелисты Марк и Лука сообщают, что Иисус, приближаясь к Иерусалиму и находясь вблизи Елеонской горы, рядом с Виффагией и Вифанией, посылает двоих своих учеников за молодым ослом, которого те находят, отвязывают и приводят к Нему. Будучи научены Иисусом, на вопрос «зачем отвязываете?» они отвечают, что он (ослёнок) надобен Господу.

Многие иные детали описания также совпадают у всех троих авторов синоптических Евангелий.

Значение

Праздник символизирует, с одной стороны, признание Иисуса Мессией (Христом), а с другой — прообраз входа Сына Человеческого в Рай.

Иудеи ожидали, что Мессия — Спаситель Израиля — явится на Пасху. В то время Иудея находилась под оккупацией римлян, и ожидали национального освободителя от иноземного господства.

Народ Иерусалима, зная о воскрешении Лазаря, встречает Иисуса очень торжественно. Иисус, показывая, что он входит в Иерусалим с желанием мира, а не войны, въезжает на ослёнке (на Востоке въезжать в город на осле — символ мира, верхом на коне — символ войны).

История

Упоминание о празднике встречается ещё у Амвросия Медиоланского и Епифания Кипрского[2], а его изображения находят на саркофагах IV века, однако окончательно в западной традиции праздник (лат. Die dominica in palmas — Пальмовое воскресенье) был установлен к VII веку[3]. Предполагается, что впервые он был учреждён в Иерусалиме[4].

Праздник празднуют: православные, древние восточные церкви, католики и многие протестанты.

Православие

В православном календаре Вход Господень в Иерусалим, в отличие от других двунадесятых праздников, формально не имеет предпразднства, хотя Лазарева суббота накануне может рассматриваться как предпразднство, и совсем не имеет попразднства, так как за ним сразу следует Страстная седмица.

Во время всенощного бдения под праздник Входа Господня в Иерусалим молящиеся как бы встречают невидимо грядущего Господа и приветствуют Его, как Победителя ада и смерти, держа в руках ветви, цветы и зажжённые свечи. На утрене (второй части бдения) читается особая молитва на благословение «ваий» (то есть пальмовых ветвей, в славянских странах заменяемых ветками вербы). Обыкновенно после этого вербы, которые молящиеся держат в руках, окропляются святой водой.

У православных христиан есть обычай хранить освящённые вербы в течение всего года, украшать ими иконы в доме. В некоторых местностях существует благочестивый обычай класть освящённые вербы в руки умерших в знак того, что они по вере во Христа победят смерть, воскреснут и встретят Спасителя с освящёнными ветвями.

Гимнография Православной церкви

Тропари, кондак Недели ваий
На церковнославянском[5] (транслитерация) На русском На греческом[6]
Тропари праздника глас 1:

О́бщее воскресе́ние пре́жде Твоея́ стра́сти уверя́я, из ме́ртвых воздви́гл еси́ Ла́заря, Христе́ Бо́же. Тем же́ и мы, яко о́троцы побе́ды зна́мения нося́ще, Тебе́ победи́телю сме́рти вопие́м: оса́нна в вы́шних, благослове́н Гряды́й во и́мя Госпо́дне.

глас 4:

Спогре́бшеся Тебе́ креще́нием, Христе́ Бо́же наш, безсме́ртныя жи́зни сподо́бихомся Воскресе́нием Твои́м, и воспева́юще зове́м: оса́нна в вы́шних, благослове́н Гряды́й во и́мя Госпо́дне.

глас 1:

В общем воскресении прежде Твоего страдания удостоверяя, из мертвых воздвиг Ты Лазаря, Христе Боже. Потому и мы, как дети, держа символы победы, Тебе — Победителю смерти воззовем: «Осанна в вышних, благословен Грядущий во имя Господне!»

глас 4:

Погребенные с Тобой в крещении, Христе Боже наш, мы бессмертной жизни удостоились воскресением Твоим и в песнях восклицаем: «Осанна в вышних, благословен Грядущий во имя Господне!»

Ἦχος α'

Τὴν κοινὴν Ἀνάστασιν πρὸ τοῦ σοῦ Πάθους πιστούμενος, ἐκ νεκρῶν ἤγειρας τὸν Λάζαρον, Χριστὲ ὁ Θεός· ὅθεν καὶ ἡμεῖς ὡς οἱ Παῖδες, τὰ τῆς νίκης σύμβολα φέροντες, σοὶ τῷ Νικητῇ τοῦ θανάτου βοῶμεν· Ὡσαννὰ ἐν τοῖς ὑψίστοις, εὐλογημένος ὁ ἐρχόμενος, ἐν ὀνόματι Κυρίου.

Ἦχος δ'

Συνταφέντες σοι διὰ τοῦ Βαπτίσματος, Χριστὲ ὁ Θεὸς ἡμῶν, τῆς ἀθανάτου ζωῆς ἠξιώθημεν τῇ Ἀναστάσει σου, καὶ ἀνυμνοῦντες κράζομεν· Ὡσαννὰ ἐν τοῖς ὑψίστοις, εὐλογημένος ὁ ἐρχόμενος, ἐν ὀνόματι Κυρίου.

Кондак праздника глас 6:

На престо́ле на Небеси́, на жребя́ти на земли́ носи́мый, Христе́ Бо́же, А́нгелов хвале́ние и дете́й воспева́ние прия́л еси́, зову́щих Ти: благослове́н еси́, Гряды́й Ада́ма воззва́ти.

глас 6:

На престоле восседая на небесах, шествуя по земле на осленке, Христе Боже, принял Ты хвалу от Ангелов и прославление от детей, восклицавших Тебе: «Благословен Ты, Идущий призвать к Себе Адама!»

Ἦχος πλ. β'

Τῷ θρόνῳ ἐν οὐρανῷ, τῷ πώλῳ ἐπὶ τῆς γῆς, ἐποχούμενος Χριστὲ ὁ Θεός, τῶν Ἀγγέλων τὴν αἴνεσιν, καὶ τῶν Παίδων ἀνύμνησιν προσεδέξω βοώντων σοι· Εὐλογημένος εἶ ὁ ἐρχόμενος, τὸν Ἀδὰμ ἀνακαλέσασθαι.

Католицизм

Перед началом службы традиционно проводится шествие вокруг храма или в самом храме. Участники хода держат в руках ветви (в южных странах — пальмовые, в северных — вербные или другие) и зажжённые свечи. Во время шествия поются праздничные антифоны и гимн Христу-Царю. Процессия символически представляет собой людей, вышедших навстречу Спасителю во время Входа Господня в Иерусалим.

Чинопоследование мессы этого дня включает в себя чтение Страстей Господних, которые читаются кроме этого дня только в Великую Пятницу. Освящённые на богослужении ветви хранятся в домах верующих до следующего Великого поста. Существует традиция получать пепел для службы Пепельной среды сожжением этих ветвей.

В католицизме латинского обряда

Входное песнопение:
  • Поднимите, врата, верхи ваши и поднимитесь, двери вечные и войдёт Царь славы!
  • Кто сей Царь славы? Господь сил, Он Царь славы.
  • Осанна в вышних! Благословен Ты, Грядущий по великому милосердию Твоему.
Коллекта:

Всемогущий, вечный Боже, чтобы дать людям пример смирения, по воле твоей наш Спаситель принял плоть и взошёл на крест. Дай нам постичь смысл Его страданий и удостоится участия в Его Воскресении. Просим Тебя через Господа нашего Иисуса Христа, Твоего Сына, Который с Тобою живёт и царствует в единстве Святого Духа, Бог, во веки веков.

Народные традиции славян

Общераспространённым в народе был обычай слегка ударять друг друга вербой. После заутрени, к которой малых детей не водили, возвратившиеся из церкви домой родители никогда не упускали случая поднять с постели детишек лёгкими ударами вербы, приговаривая: «Верба хлёст, бей до слёз. Не я бью, верба бьёт. Будь здоров, как верба».

Простой народ освящённым вербам придаёт особую очистительную силу, верует в спасение домашнего скота от порчи, болезней, сглаза, хищного зверя, от злых людей и злых духов.

Особой приметой вербной недели считались вербные базары. Особенно они были любимы детьми, так как на них был представлен богатый выбор детских игрушек, книг, сластей. Там же покупали связанную пучками вербу. К пучку привязывали украшение — бумажного ангелочка. Он так и назывался «вербный херувим».

С вербой связано много поговорок и примет: «На канун Вербного воскресенья Св. Лазарь за вербой лазил», «Скотину выгоняют в поле в первый раз (на Егория вешнего) вербой с Вербного воскресенья», «Если вербная неделя ведряная, с утренниками, то яри хороши будут», «На вербной мороз — яровые хлеба хороши будут», «Верба распутицу ведёт, гонит с реки последний лёд», «Не верба бьёт, а старый грех».

См. также

Напишите отзыв о статье "Вход Господень в Иерусалим"

Примечания

  1. [www.exp21.com.ua/rus/color/72-22.htm Новая жизнь старой вербы]
  2. [www.magic-7.ru/tserkovniye-prazdniki/273-prazdnik-vxod-gospoden-v-ierusalim-verbnoe.html Праздник «Вход Господень в Иерусалим» (Вербное воскресенье)]
  3. [www.pravoslavie.ru/put/34649.htm Вход Господень в Иерусалим]
  4. [armenianchurch.ru/diocese/03-2010/2277 Цахказард. Вход Господень в Иерусалим. Вербное воскресенье]
  5. [azbyka.ru/bogosluzhenie/triod_postnaya/post6u.shtml Богослужебные книги на славянском. Постная Триодь, Неделя ваий.]
  6. [analogion.gr/glt/texts/Tri/Palms.uni.htm Богослужебные книги на греческом. Постная Триодь, Неделя ваий]

Литература

  • Вход Господень в Иерусалим // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [itunes.apple.com/us/book/vhod-gospoden-v-ierusalim/id642832216?mt=11 Вход Господень в Иерусалим. Богослужебные указания для священнослужителей.] // Сост. протоиерей Виталий Грищук. — СПб.: Санкт-Петербургская правосл. дух. акад., 2013. (в формате iBooks).
  • Фрейденберг О. М. [ec-dejavu.ru/f/Freidenberg_ass.html Въезд в Иерусалим на осле] / Миф и литература древности. — М.: Вост. лит., 1998. — С. 623—665.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Вход Господень в Иерусалим

– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.