Вчера, сегодня, завтра
| Вчера, сегодня, завтра | |
| Ieri, oggi, domani | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Compagnia Cinematografica Champion |
| Длительность |
118 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Вчера, сегодня, завтра» (итал. Ieri, oggi, domani) — итальянский фильм 1963 года режиссёра Витторио Де Сика. Награждён «Оскаром» в 1964 году как лучший иностранный фильм[1].
Фильм состоит из трёх новелл, происходящих в трёх крупнейших городах Италии (Неаполь, Рим и Милан). Во всех сценах играют Софи Лорен и Марчелло Мастроянни.
Сюжет
Первый эпизод, названый Аделина, был написан Эдуардо де Филиппо. Эта история действительно произошла в Неаполе в испанском квартале. Торговка контрабандными сигаретами, Аделина Сбаратти по фильму, которая, чтобы её не арестовали, снова и снова становится мамой. После рождения седьмого сына супруг главной героини, Кармине, измотан и доведен до истощения, и Аделине приходится решать — завести ребенка от другого мужчины или идти в тюрьму.
Автора вдохновила реальная история, произошедшая с неаполитанской контрабандисткой Кончеттой Муккарди: чтобы не идти в тюрьму, она 19 раз беременела и родила 7 сыновей. Она продолжала продавать контрабандные сигареты, пока не умерла 21 ноября 2001 года в возрасте 78 лет[2].
Второй эпизод назван Анна, был написан Альберто Моравиа и рассказывает об одной богатой синьоре из Милана, у которой любовная интрижка с мужчиной скромного достатка. Анна была готова сбежать с Ренцо, но они едва не сбивают на дороге ребёнка, испортив любимый новенький Роллс-Ройс Анны. Анна уезжает со встреченным попутчиком за техпомощью, оставив Ренцо охранять машину... Эта история заставляет иначе взглянуть на свои взаимоотношения и Ренцо, и Анну. В результате небольшого жизненного происшествия герой видит истинное лицо своей пассии — перед ним предстаёт глуповатая, эгоистичная и меркантильная дамочка, выше всего ценящая комфорт, внимание мужчин и богатство. Ренцо теперь и сам не понимает, как он мог любить подобное существо.
Третий эпизод назван Мара, был написан Чезаре Дзаваттини и рассказывает о роскошной проститутке, которая живёт в Риме напротив террасы ученика духовной семинарии, который живет со своей сварливой бабушкой. Он влюбляется в Мару, которая представляется ему маникюршей, к которой ходит много клиентов. Сначала это забавляет Мару, но она понимает свою ошибку, когда семинарист угрожает отказаться от дальнейшего обучения, дабы вкусить прелести жизни. И она даёт обет целомудрия на целую неделю в тот момент, когда приехавший к ней любовник уже готов задушить её в порыве страсти…
Одна из знаменитых сцен фильма — сцена стриптиза Мары (Софи Лорен) перед глазами изголодавшегося клиента из Болоньи (Мастроянни). Эта незабываемая сцена была снова представлена в фильме Роберта Олтмена «Высокая мода» спустя 30 лет, в ироническом ключе, также с Софи Лорен и Марчелло Мастроянни.
В ролях
- Софи Лорен — Аделина Сбарати / Анна Мольтени / Мара (озвучивала Серафима Холина)
- Марчелло Мастроянни — Кармине Сбарати / Ренцо / Аугусто Рускони
- Альдо Джуффре — Паскуале Нарделла (новелла «Аделина»)
- Агостиньо Сальветти — доктор Вераче (новелла «Аделина»)
- Лиино Матерра — Амедио Скапици (новелла «Аделина»)
- Текла Скарано — сестра Вераче (новелла «Аделина»)
- Сильвиа Монелли — Эльвира Нарделла (новелла «Аделина»)
- Карло Крокколо
- Армандо Тровайоли
- Тина Пика
- Джианни Ридольфи
- Дженаро ди Грегорио
Премии и награды
- 1964 премия Оскар — лучший фильм на иностранном языке[1]
- 1965 премия BAFTA — лучший иностранный актёр (Марчелло Мастроянни)
- 1964 премия Давид ди Донателло — лучший актёр, лучшая актриса, лучшая постановка
- 1964 номинация на премию Золотой Глобус — Samuel Goldwyn Award
См. также
Напишите отзыв о статье "Вчера, сегодня, завтра"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.oscars.org/awards/academyawards/legacy/ceremony/37th-winners.html oscars.org «The 37th Academy Awards (1965) Nominees and Winners»]. Проверено 16 декабря 2012. [www.webcitation.org/6D2UmqMIo Архивировано из первоисточника 20 декабря 2012].
- ↑ [archiviostorico.corriere.it/2001/novembre/22/Napoli_addio_alla_contrabbandiera_che_co_0_0111225293.shtml Napoli, addio alla contrabbandiera che ispirò De Sica]
Ссылки
- [filmfanatic.org/reviews/?p=5712 обзор фильма (англ.)]
| ||||||||||||||||||
|
||||||
Отрывок, характеризующий Вчера, сегодня, завтра
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
