Выборгская резня
Выборгская резня — эпизод Гражданской войны в Финляндии, когда после захвата Выборга войсками генерала Маннергейма 29 апреля 1918 года[1] были проведены аресты и массовые расстрелы финских красногвардейцев и гражданского населения, заподозренного в связях с коммунистами; в подавляющем большинстве это было местное русское население, не имевшее никакого отношения к красному движению. В момент вхождения белых финских частей в город фиксировался лозунг «Стреляй русских!»[2], что можно расценивать как призыв к геноциду.
Содержание
Жертвы
Источники по-разному оценивают число жертв трагедии.
Одни называют цифры от 3 до 5 тысяч человек. Среди расстрелянных были финские красногвардейцы и граждане города Выборга, не принимавшие участия в военных действиях, считавшие себя нейтральными: рабочие, русские солдаты и офицеры бывшей русской императорской армии (в основном уже демобилизованные), гражданские лица разных национальностей[3].
При этом общая численность погибших русскоязычных и приравненных к ним граждан оценивается исследователями событий примерно в 300−500 человек. В одном из последних исследований финнов, которое можно считать наиболее полным (автор Ларс Вестрлунд), приводится цифра расстрелянных русских 380−420 человек. Из них свыше 9/10 были мужчинами боеспособного возраста. Многие были рабочими или принадлежали «к обслуживающему персоналу, трудившемуся в среде рабочих», то есть, формально, относились к основной группе, на которую был направлен белый террор. Предположительно около 150, или почти половина опознанных убитых, были военными чиновниками, демобилизоваными солдатами и офицерами «или прочими из числа бывших военных». Однако, на самом деле, лишь небольшая часть русских была казнена из-за своей реальной принадлежности к красной гвардии[3].
Среди жертв резни были также православные священники, несовершеннолетние, женщины и гражданские лица разных национальностей, принятые за русских: 23 поляка, 14 украинцев, итальянец, еврей, два татарина, эстонцы. Руководил расстрелом майор Марти Эгстрем, коренной швед, который приехал в Финляндию воевать против русских[2] (см. шведские добровольцы). В расстрелах участвовали бойцы Партизанского полка Каяани.
Другие источники дают общую цифру убитых за двое суток расправы около 400 человек, но все равно называют события «самой массовой казнью в истории Суоми» и признают, что в подавляющем большинстве были убиты русские, не имеющие никакого отношения к красному движению[2].
Наиболее массовые расстрелы проходили во рвах Анненских укреплений и на территории, так называемого, «Собачьего кладбища» за чертой города. В частности, имеются сведения о том, что во второй половине дня 29 апреля 1918 года на участке между валами перед Фридрихсгамскими воротами (в 300 метрах на запад от Выборгского замка) расстреляли около 200 русских, арестованных в городе утром этого дня, из них поимённо определены 87 человек (включая несовершеннолетних).[3] До 2 мая трупы пролежали на крепостном валу, и только потом их разрешили похоронить[2].
Погребения
Местами погребения расстрелянных русских стали православные кладбища: гарнизонное кладбище в пригороде Сорвали (свыше 100 чел.) и кладбище Выборгского городского православного прихода в Ристимяки (2-й километр Ленинградского шоссе в нынешней черте города) (около 28 чел.). Практически все памятники на могилах русских граждан, погибших весной 1918 г., на православных кладбищах Выборга утрачены.
В советский период был установлен монумент в форме стелы из серого гранита высотой около 4 м (скульптор В. С. Чеботарев, архитектор А. М. Швер). Его торжественное открытие состоялось 30 апреля 1961 г. с участием делегации старых финских красногвардейцев. Текст на плите возле памятника сообщает, что в братской могиле лежат красногвардейцы, расстрелянные в апреле-мае 1918 г.[4].
- Крест возле Фридрихсгамских ворот.JPG
Крест в Анненских укреплениях
- Братская могила финских красногвардейцев, погибших в 1918 г..JPG
- Братская могила финских красногвардейцев, погибших в 1918 г. ( Лен.область, Выборг, Ленинградское шоссе).JPG
Памятная плита возле Памятника финским красногвардейцам
Напишите отзыв о статье "Выборгская резня"
Примечания
- ↑ [www.hrono.ru/sobyt/1900war/1918finl.php Гражданская война в Финляндии и германская интервенция 1918 г.]
- ↑ 1 2 3 4 [www.vppress.ru/stories/Teemu-Keskisarya-V-genakh-finnov-net-etnicheskoi-nenavisti-22933 Рогозина О. Теему Кескисарья: В генах финнов нет этнической ненависти // Газета «Вечерний Петербург», 27 марта 2014. — № 55(25083).]; [www.vppress.ru/media/numbers/25083/pdf/06.pdf pdf]
- ↑ 1 2 3 [museum-lenin.vbgcity.ru/forms/proekt-pamyatnyy-znak-rasstrelyannym-mirnym-zhitelyam-vyborga-v-dni-belogo-terrora Дмитриева Н. В. Проект: «Памятный знак расстрелянным мирным жителям Выборга в дни белого террора гражданской войны в Финляндии в апреле−мае 1918 года» // Сайт Историко-культурного музейного центра города Выборга (museum-lenin.vbgcity.ru) (Проверено 4 августа 2014)]
- ↑ [kansalaissota.ru/bratskaya-mogila-finskix-krasnogvardejcev-v-vyborge/ Братская могила финских красногвардейцев в Выборге]
Ссылки
- [spb.mk.ru/article/2012/04/25/697590-vyiborgskaya-boynya.html Выборгская бойня]
- [vbgcity.ru/node/1228 История Выборга/ Трагические события весны 1918 года]
- [bair-books.com/uploads/attachments/lars-vesterlund-431.pdf Мы ждали вас как освободителей, а вы принесли нам смерть…]
Отрывок, характеризующий Выборгская резня
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
