Выборгская операция (1944)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Выборгская операция (1944)
Основной конфликт: Советско-финская война (1941—1944)

Танки MK IV «Черчиль» из состава 46-го гвардейского тяжёлого танкового полка на улице Выборга, июнь 1944 г.
Дата

10 — 20 июня 1944 года

Место

Карельский перешеек[~ 1]

Итог

Победа Красной Армии.

Противники
СССР Финляндия
Командующие
Л. А. Говоров
В. Ф. Трибуц
Д. Н. Гусев
Карл Густав Маннергейм
Карл Леннарт Эш
Силы сторон
21-я, 23-я и 13-я воздушная армии Ленинградского фронта, часть сил Балтийского флота и Ладожской военной флотилии — всего 260000 человек, 7500 орудий и миномётов, 630 танков и САУ, 990 самолётов[1]. 3-й, 4-й армейские корпуса, части резерва главного командования — всего около 70000 человек, 800 орудий и миномётов, более 100 танков и САУ, 250 самолётов[2].
Потери
Безвозвратные потери за период с 10-20 июня: 6018 человек, санитарные — 24011, всего — 30029[3] Общие потери в июне-июле 1944 года: более 32 000 человек [4], по другим данным около 44 000[5].
  1. По состоянию на 1944 год Карельский перешеек — север Ленинградской области РСФСР и запад Карело-Финской ССР.
 
Выборгско-Петрозаводская операция
Выборг Бьёркский ахипелаг Выборгский залив Тали-Ихантала Свирь-Петрозаводск Лахтинская бухта


Вы́боргская наступа́тельная опера́ция (10 июня — 20 июня 1944 года) — наступательная операция советских войск правого крыла Ленинградского фронта, осуществлённая при содействии части сил Балтийского флота, Ладожской военной флотилии с целью разгрома финских войск на Карельском перешейке и восстановления там государственной границы с Финляндией. Часть стратегической Выборгско-Петрозаводской наступательной операции — одного из десяти сталинских ударов.

Наступления советских войск на Карельском перешейке и в Карелии стали завершающими операциями битвы за Ленинград[6] и, наряду с Псковско-Островской операцией, закончили освобождение Ленинградской области (в границах 1944 года) от вражеской оккупации.





Неудачные советско-финские переговоры о перемирии, февраль-апрель 1944 г

В начале 1944 года войска Ленинградского и Волховского фронтов в результате Ленинградско-Новгородской операции полностью освободили Ленинград от блокады и, отбросив немецкую 18-ю армию от города на 220—280 километров, вышли к концу наступления к границам прибалтийских республик. При этом уже в начале февраля 1944 г. 2-я ударная армия Ленинградского фронта вышла к реке Нарве, намереваясь прорвать оборону противника на этом рубеже и продолжить наступление вглубь Эстонии. Поскольку через Нарву и другие прибалтийские порты проходила основная часть поставок продовольствия и вооружения из Германии в Финляндию, финское правительство было крайне озабочено таким развитием событий и приняло решение начать тайные переговоры о заключении сепаратного мира с СССР.

19 февраля советский посол в Швеции А. И. Коллонтай передала уполномоченному финского правительства Ю. Паасикиви требования советской стороны, главными из которых были — разрыв отношений с Германией, изгнание находившихся на территории Финляндии немецких войск и восстановление советско-финской границы 1940 года. Финское правительство посчитало советские условия чрезмерно жесткими и отвергла их, но советская сторона предложила продолжить переговоры[7][8][9]. Почти месяц в правящих кругах Финляндии шла борьба мнений, но к началу апреля немецкая Группа армий «Север» стабилизировала фронт и остановила советское наступление на линии «Пантера». Взять Нарву и начать освобождение Прибалтики советским войскам на тот момент не удалось. Кроме того, в марте-апреле Германия прекратила поставки в Финляндию оружия и продовольствия, а правительству страны было дано понять, что выход из войны и заключение мирного договора будет рассматриваться как открытое предательство. В этих условиях финское правительство 18 апреля окончательно отвергла условия СССР, объясняя это тем, что «принятие этих предложений… в значительной степени ослабило бы и нарушило бы те условия, при которых Финляндия может продолжать существовать как самостоятельное государство»[10].

Задачи наступления советских войск

Учитывая отказ Финляндии о заключении перемирия, Ставка ВГК и Генеральный штаб приступили к разработке плана наступления против финской армии силами Ленинградского и Карельского фронтов с целью разгрома войск противника на Карельском перешейке и в Карелии, освобождение оккупированной противником советской территории, восстановление государственной границы и вывод Финляндии из войны на стороне Германии[6][11]. Непосредственная задача войск Ленинградского фронта состояла в том, чтобы наступать вдоль побережья Финского залива в общем направлении Старый Белоостров — Выборг — Лаппеэнранта, уничтожить основные силы финских войск на Карельском перешейке и создать угрозу вторжения советских войск в глубину Финляндии к основным политическим и экономическим центрам, в том числе Хельсинки. На второстепенном направлении фронту предстояло частью сил выйти на Сортавалу и по северному берегу Ладоги нацелиться в тыл противнику, оборонявшемуся в Карелии[12][13].

Поскольку к концу апреля основные силы Ленинградского фронта находились на нарвском направлении, а на Карельском перешейке занимала оборону только части 23-й армии, которые около трех лет не вели активных боевых действий, войскам фронта предстояло в кратчайшие сроки провести масштабную перегруппировку сил и средств. Кроме того, для осуществления операции Ставкой ВГК были выделены значительные резервы, а для оптимизации управления войсками под Ленинград было передислоцировано управление 21-й армии.

Несмотря на то, что до сих пор не обнародованы свидетельства или документы, которые бы однозначно свидетельствовали, что со стороны И. В. Сталина и высшего руководства СССР было принято политическое решение о завоевании Финляндии, в финской историографии существует мнение, что конечной целью советского наступление была полная оккупация Финляндии и, возможно, последующее присоединение к СССР[7]. Подобной точки зрения придерживаются и некоторые российские исследователи[14].

Согласно информации, полученной от союзников, советское правительство решило… поглотить Финляндию… Посол США в Турции Стейнгардт… говорил нашему послу в Анкаре, что это наступление для западных стран было полной неожиданностью и положение Финляндии вызывало там серьезную озабоченность. Ожидалось, что Красная Армия, благодаря своему превосходству в силе, войдет в Хельсинки самое позднее в середине июля…. Да и в том случае, если бы Финляндия осталась самостоятельной, существовала опасность оккупации всей страны или же большей её части. Полностью сознавая то, что означает советская оккупация, США хотели бы воспрепятствовать такому развитию, но посол Стейнгард не утаил, что возможности воздействовать на Советский Союз на том этапе были весьма и весьма незначительны[8].

— Из воспоминаний К.Г. Маннергейма

Силы сторон

СССР

Для проведения операции на Карельском перешейке Ставка ВГК значительно усилила Ленинградский фронт (командующий — генерал армии, с 18 июня 1944 маршал Л. А. Говоров). Учитывая мощь обороны финских войск фронту было передано 2 артиллерийские дивизии прорыва, пушечная артиллерийская бригада, 5 дивизионов артиллерии особой мощности (калибра 280 и 305 мм), 2 танковые бригады и 7 полков самоходной артиллерии, стрелковый корпус и 2 стрелковые дивизии. Кроме того, на Карельский перешеек была передислоцирована 21-я общевойсковая армия, в состав которой были включены многие части и соединения, отличившиеся в предыдущих боях за Ленинград, переброшенные с других участков Ленинградского фронта. Командующим армией был назначен генерал-полковник Д. Н. Гусев, которого на посту начальника штаба Ленинградского фронта сменил генерал-полковник М. М. Попов.

Помимо 21-й армии, которой отводилась основная роль, в наступлении предстояло участвовать также 23-й армии (командующий генерал-лейтенант А. И. Черепанов, с 03.07.1944 г. — генерал-лейтенант В. И. Швецов). Кроме того, для развития возможного успеха значительные силы были сосредоточены в резерве фронта. Содействовать наступлению должны были силы Балтийского флота (командующий — адмирал В. Ф. Трибуц) и Ладожской военной флотилии (командующий — контр-адмирал В. С. Чероков), а поддержку с воздуха осуществлять 13-я воздушная армия (командующий — генерал-лейтенант авиации С. Д. Рыбальченко).

В состав 21-й армии входили 30-й гвардейский стрелковый корпус генерал-лейтенанта Н. П. Симоняка (45-я, 63-я и 64-я гвардейские дивизии), 97-й стрелковый корпус генерал-майора М. М. Бусарова (178-я, 358-я и 381-я дивизии), 109-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта И. П. Алферова (72-я, 109-я и 286-я дивизии) и 22-й укрепрайон. Кроме того, в состав армии входило 5 танковых и 3 самоходно-артиллерийских полка (всего 157 танков и САУ), 3-й гвардейский артиллерийский корпус прорыва, а также значительное количество артиллерийских и инженерно-саперных соединений[15][16].

23-я армия имела в своем составе 98-й стрелковый корпус генерал-лейтенанта Г. И. Анисимова (177-я, 281-я и 372-я дивизии), 115-й стрелковый корпус генерал-майора С. Б. Козачека (10-я, 92-я и 142-я дивизии), 17-й укрепрайон, один танковый и один самоходно-артиллерийский полк (всего 42 танка и САУ), а также 38 артиллерийских дивизионов[15][16].

В резерве фронта были сосредоточены 108-й (46-я, 90-я и 314-я дивизии) и 110-й (168-я, 265-я, 268-я дивизии) стрелковые корпуса, большое количество артиллерийских частей, а также значительная танковая группировка — более 300 боевых машин в составе 1-й Краснознаменной, 30-й гвардейском, 220-й, 152-й танковых бригад, 3 танковых и 2 самоходно-артиллерийских полков. На вооружении танковых частей имелись, в том числе, новейшие танки ИС-2 и САУ ИСУ-152[17].

13-я воздушная армия, усиленная за счет резервов Ставки ВГК, имела в своем составе 3 бомбардировочные авиадивизии (113-я, 276-я и 334-я), две штурмовые авиадивизии (227-я и 281-я), 2-й гвардейский Ленинградский истребительный авиационный корпус ПВО, 275-ю истребительную авиадивизию и другие части — всего около 770 самолетов. Кроме того, авиация Балтийского флота, которой также предстояло участвовать в операции, насчитывала 220 самолетов.

Всего на Карельском перешейке было сосредоточено 260000 солдат и офицеров (по другим данным 188800 человек), около 7500 орудий и 630 танков[1]. Советские войска имели значительное превосходство на противником: по пехоте — в 1,5 −2 раза, а по боевой технике в 3-7 раз.

Финляндия

Советским войскам на Карельском перешейке противостояли основные силы финской армии, которые занимали глубокоэшелонированную и хорошо подготовленную систему обороны — т. н. «Карельский вал», состоявший из нескольких полос укреплений от Финского залива до и вдоль Вуоксинской водной системы.

Первая полоса обороны проходила по линии фронта, установившейся осенью 1941 года, вторая полоса обороны располагалась на расстоянии 20-30 километров от первой полосы по линии Мятсякюля — Райвола — Ку́утерселькя — Кивеннапа — Су́венмяки — озеро Суванта-ярви (т. н. «VT-линия»). Третья полоса обороны представляла собой восстановленную «линию Маннергейма» с дополнительными сооружениями на выборгском направлении и круговым оборонительным поясом, охватывавшим Выборг. Непосредственно за городом проходила четвёртая линия обороны по рубежу Выборг — Купарсаари — Тайпале (т. н. «VKT-линия»). Однако полностью завершить оборонительное строительство на Карельском перешейке к июню 1944 года финнам не удалось[18][19].

На Карельском перешейке находились части 3-го (командующий — генерал-лейтенант Я. Сииласвуо) и 4-го (командующий — генерал Т. Лаатикайнен) армейских корпусов, а также резерв прямого подчинения верховному командующему маршалу К. Г. Маннергейму — всего около 70000 человек, около 1000 орудий и минометов, а также примерно 100 танков и САУ. Первую полосу обороны занимали 15-я, 2-я, 10-я пехотные дивизии и 19-я пехотная бригада, вторую — 3-я, 18-я дивизии и кавалерийская бригада. В оперативном резерве в районе Выборга находилась танковая дивизия генерала Р. Лагуса[8].

Ход боевых действий

Прорыв первой полосы обороны, 9-11 июня.

Утром 9 июня советская авиация нанесла массированный удар по обороне противника, главным образом в районах Старого Белоострова, озера Светлого и Раяйоки. Затем по всей линии фронта, от Сестрорецка до Ладожского озера, началось методическое разрушение узлов вражеской обороны артиллерией Ленинградского фронта и кораблей Балтийского флота. Артиллерийский огонь продолжался без перерыва 10 часов[20].

Вечером на 11 участках фронта части 23-й армии 10-я, 92-я стрелковые дивизии и 220-я танковая бригада начали разведку боем и сумели вклиниться в оборону противника в 2 местах (у Мертути и в районе Дюны), на остальных направлениях заметного продвижения не было[21][22]. Финское командование приняло разведку боем за начало наступления и стало срочно уплотнять свои боевые порядки.

Ранним утром 10 июня, после мощной 140-минутной артподготовки и авиаудара по переднему краю обороны противника, части 21-й армии перешли в наступление на участке фронта Раяйоки — Старый Белоостров — высота 107,0 силами трех стрелковых корпусов.

На левом фланге армии наступал 109-й стрелковый корпус, продвигаясь по побережью Финского залива вдоль железной дороги на Выборг и по Приморскому шоссе. На правом фланге в общем направлении на Каллелово действовал 97-й стрелковый корпус. В центре на острие главного удара вдоль Выборгского шоссе наступали дивизии 30-го гвардейского стрелкового корпуса и за первый день наступления продвинулись вперед на 15 километров, освободили Старый Белоостров, Майнилу, форсировали реку Сестру и вышли на подступы к посёлку Яппиля. На других участках продвижение было не столь значительным — части 97-го корпуса вышли к реке Сестра, а дивизии 109-го корпуса взяли Раяйоки, Оллила и Куо́ккала и вышли к посёлку Келломяки. Принявшая на себя главный удар 10-я финская дивизия понесла большие потери в людях и технике. 11 июня её разбитые части были выведены в тыл для переформирования и пополнения[8].

Для ликвидации прорыва финское командование начало спешную переброску имеющихся резервов (3-я пехотная дивизия, кавалерийская бригада, танковая дивизия и другие части) в полосу обороны 4-го армейского корпуса, но это существенно не изменило ситуацию. К концу дня 10 июня финское командование отдало приказ всем войскам отходить ко второй полосе обороны[23].

11 июня войска 21-й армии продолжили наступление. Для развития успеха, командование фронтом организовало две подвижные группы. В группу № 1 вошла 152-я танковая бригада и 26-й гвардейский танковый полк, а в группу № 2 — 1-я Краснознаменная танковая бригада и 27-й гвардейский танковый полк. Группа № 1 была придана 109-му корпусу, а группа № 2 — 30-му гвардейскому[24]. Части 30-го гвардейского и 109-го стрелковых корпусов, взаимодействуя с танковыми подвижными группами, продвинулись вперед на 15-20 километров и вышли ко второй полосе обороны противника. Были освобождены Келломяки, Териоки в полосе наступления 109-го корпуса, а части 30-го гвардейского корпуса взяли Яппиля, Перола, Мяттила и вышли к ключевому узлу обороны противника — к Кивеннапе.

Одновременно развивалось наступление частей 97-го стрелкового корпуса, которые достигли рубежа Хиреля — Термолово[23]. В этот же день перешла в наступление 23-я армия. Части 98-го стрелкового корпуса были введены в бой в полосе наступления 97-го корпуса. С этого момента 97-й корпус передавался под командование 23-й армии, а 21-я армия была усилена 108-м корпусом из резерва фронта[20].

Ставка ВГК оценило начало операции 21-й армии как удачное и приказала, не снижая темпов наступления, овладеть Выборгом не позднее 18-20 июня[25]. Однако финское командование усилило 4-й армейский корпус значительными резервами (3 пехотные дивизии и одна бригада) и рассчитывало остановить советское наступление на второй полосе обороны.

Прорыв второй полосы обороны, 12-18 июня

12 июня наступающие советские части встретили возросшее сопротивление противника, и продвижение вперед несколько застопорилось. Так, части 23-й армии, получившие задачу наступать в общем направлении на Кивиниеми, продвинулись вперед всего на 2-6 километров. В полосе наступления 21-й армии части 109-го корпуса взяли Райволу, а части 30-го гвардейского корпуса вели бой за Кивеннапу[26]. Части 108-го стрелкового корпуса вышли к второй линии обороны противника и попытались с ходу прорвать её в районе Куутерселькя, однако атака была отбита силами оборонявшегося там 53-го пехотного полка 3-й дивизии[27].

Поскольку в районе Кивеннапы финское командование сосредоточило значительные силы, командование Ленинградским фронтом приняло решение перенести направление главного удара с Средневыборгского шоссе в полосу Приморского шоссе. Для этого в районе Териоки были сосредоточены части 108-го и 110-го стрелковых корпусов, а также основные артиллерийские силы, в том числе и 3-й гвардейский артиллерийский корпус прорыва. Весь день 13 июня части 21-й армии перегруппировывали свои силы[26]. В то же время активные боевые действия развернулись и в секторе 23-й армии в районе Приозёрского шоссе, где части 10-й и 92-й дивизий 115-го стрелкового корпуса взяли несколько опорных пунктов финнов на Мустоловских высотах[~ 1].

Утром 14 июня части 21-й армии, после массированной артподготовки и авиационного удара, начали операцию по прорыву второй линии обороны противника. Соединения 109-го стрелкового корпуса в результате ожесточенного многочасового боя овладели мощными узлами обороны противника Куутерселькя, Сахакюля и Мустамяки, однако 108-й стрелковый корпус прорвать оборону не сумел. Финские войска оказывали ожесточенное сопротивление и неоднократно переходили в контратаки[28]. Так, в районе Куутерселькя финские войска частью сил танковой дивизии (егерская бригада, батальон штурмовых орудий (22 StuG III), рота ЗСАУ (6 Landsverk L-62 Anti II), а также артиллерийские части) вечером 14 июня перешли в контратаку. Захватив врасплох передовые советские части, финнам удалось уничтожить значительное количество танков (по финским данным было уничтожено либо повреждено 17 советских танков) и почти прорваться к Куутерселькя. Однако части 72-й стрелковой дивизии сумели задержать продвижение противника и утром 15 июня под напором советских войск финны были вынуждены отступить на исходные позиции, потеряв убитыми и ранеными около 600 человек, а также 8 самоходок[21][29]. Используя пробитую 109-м стрелковым корпусом брешь, командование фронтом бросило в прорыв 1-ю Краснознаменную танковую бригаду, которая нанесла удар через Мустамяки и Нейволу и перерезала Приморское шоссе в районе Лемпияля. Финские войска под Ванхасахой и Мятсякюля, противостоявшие 108-му стрелковому корпусу, оказались перед угрозой полного окружения и были вынуждены спешно отходить. Таким образом, главная полоса финской обороны VT-линия была прорвана.(Сражение при Куутерселькя).

Весь день 14 июня части 108-го стрелкового корпуса вели ожесточенный бой, действуя вдоль Приморского шоссе и железной дороги, ведущей к Выборгу. К концу дня частям корпуса, при поддержке танковых и самоходно-артиллерийских полков, удалось овладеть мощнейшим узлом сопротивления посёлком Мятсякюля и тем самым прорвать вторую полосу обороны противника. В образовавшийся прорыв командование армии ввело 110-й стрелковый корпус из второго эшелона. Этот манёвр поставил под угрозу окружения финские войска, которые продолжали сопротивление в районе юго-западнее Ванхасаха. Финские войска, потеряв надежду удержать вторую линию обороны, начали отступление к третьей линии[28].

Одновременно развивалось наступление 23-й армии, части которой 14-15 июня полностью преодолели первую полосу обороны противника, вышли к второй полосе и на некоторых участках прорвали её. Особенно ожесточенные бои с переменным успехом развернулись в районе Сийранмяки, где 2-я финская пехотная дивизия противостояла частям 98-го и 115-го стрелковых корпусов. Удержанию этого участка фронта финское командование уделяло большое значение, поскольку в случае прорыва был бы поставлен под угрозу отход всего 3-го армейского корпуса за реку Вуоксу[8].

15-18 июня стрелковые корпуса 21-й армии, преследуя отступающего противника, продвинулись вперед на 40-45 километров и вышли к третьей линии обороны противника. Действуя на направлении главного удара вдоль шоссе и железной дороги на Выборг, части 109-го и 110-го стрелковых корпусов стремительно продвигались вперед, освободив многие населенные пункты. По побережью Финского залива и вдоль железной дороге Тюрисева — Койвисто — Выборог, продвигались части 108-го стрелкового корпуса. Особенно удачно действовала 46-я стрелковая дивизия, которая вместе с 152-й танковой бригадой 15 июня овладела фортом Ино. Развивая наступление, части к исходу 17 июня вышли к третьей полосе финской обороны на участке озеро Куолем-ярви — озеро Капинолан-ярви — Финский залив. 18 июня части корпуса прорвали оборону противника и стремительным броском овладели городом Койвисто[26].

Критическое положение, сложившееся на выборгском направлении, заставило финское командование в спешном порядке направить на Карельский перешеек все имеющиеся резервы, а также части из южной Карелии. До 20 июня на Карельский перешеек прибыли 4-я пехотная дивизия, а также 3-я и 20-я пехотные бригады, а в период с 20 по 24 июня — управление 5-го армейского корпуса, 6-я, 11-я и 17-я пехотные дивизии. Кроме того, правительство Финляндии обратилось к немецкому командованию с просьбой о срочной помощи войсками и техникой[28]. Для большей эффективности управления войсками 15 июня 3-й и 4-й финские армейские корпуса были объединены в оперативную группу «Карельский перешеек» под командованием генерал-лейтенанта К. Л. Эша[8].

Штурм Выборга, 19-20 июня.

19 июня части 21-й армии начали штурм третьей полосы обороны противника. Для усиления удара на главном направлении в бой был введен 97-й стрелковый корпус (возвращенный 21-й армии), наступавший между железной дорогой и шоссе на Выборг. На правом фланге наступали части 109-го стрелкового корпуса, а на левом — 110-го. При поддержке артиллерии, авиации и танков, стрелковые соединения после ожесточенного боя взяли важнейшие узлы обороны противника Илякюля, Сумма, Марки и стали стремительно развивать наступление на Выборг. Успешно действовали и дивизии 108-го стрелкового корпуса, освободившие Ремпетти и Йоханнес. К исходу 19 июня «линия Маннергейма» была прорвана на фронте в 50 километров от Финского залива до озера Муолан-ярви.

Одновременно продолжались бои в полосе 23-й армии, где наступление развивалось не столь стремительно. Прорвав вторую линию обороны и захватив Рауту и Ва́лкъярви, части 115-го стрелкового корпуса к 19-20 июня вышли на широком фронте к Вуоксинской водной системе. Одновременно на левом фланге армии дивизии 98-го и 6-го стрелковых корпусов вышли на рубеж Муолаярви — Яюряпянярви — Вуосалми[26]. Однако части финского 3-го армейского корпуса сумели организованно отступить на Вуоксинскую оборонительную линию.

19 июня командующий фронтом маршал Л. А. Говоров отдал приказ войскам 21-й армии в течение следующего дня овладеть городом Выборг. На Выбор были нацелены части 3 стрелковых корпусов: 108-й — наступал вдоль побережья Выборгского залива, 97-й — вдоль железной дороги, а 109-й продвигался в сторону станции Тали. Наиболее близко к Выборгу находились 3 стрелковые дивизии: 314-я, 90-я, а также 372-я. Их поддерживали 1-я Краснознаменная, 30-я гвардейская танковые бригады, три отдельных гвардейских танковых полков прорыва (260-й, 27-й и 31-й), два самоходно-артиллерийских полка (1222-й и 1238-й), а также 5-я гвардейская артиллерийская дивизия прорыва.

Финское командование сосредоточило все имеющиеся силы для защиты Выборга. С юга город прикрывала 20-я пехотная бригада, а с востока — 3-я пехотная бригада (район Таммисуо). Далее на восток оборону занимали 18-я (район станции Тали) и 4-я пехотные дивизии (озеро Носкуанселькя — река Вуокса)[26]. В резерве западнее Выборга находились 10-я пехотная дивизия и бронетанковая дивизии генерала Р. Лагуса. Кроме того, со дня на день в район Выборга должны были прибыть 6-я, 11-я и 17-я пехотных дивизии из Карелии[8].

Однако организовать должным образом оборону финскому командованию не хватило времени. Ночью советские саперы проделали проходы в минных заграждениях и утром в город на полном ходу ворвались танки с десантом на броне 30-й гвардейской и 1-й краснознаменной бригад. В центре города вели бой бойцы 90-й стрелковой дивизии, а сам город был охвачен с флангов частями 314-й и 372-й стрелковых дивизий. Части финской 20-й пехотной бригады и отдельная бронерота самоходных орудий БТ-42 некоторое время оказывали сопротивление, но во второй половине дня командир финской 20-й пехотной бригады полковник А. Кемппи приказал спустить флаг над Выборгской крепостью и начать отступление[7]. Преследуя отступающего противника, советские войска к концу дня полностью овладели городом.

Потери 20-й пехотной бригады в боях за Выборг были относительно невелики — 162 убитыми и пропавшими без вести и более 400 человек ранеными из 5133 солдат и офицеров личного состава. Однако натиск советских войск подорвал боевой дух солдат и офицеров бригады, что привело к беспорядочному отступлению переходящему в бегство. 22 июня полковник А. Кемпии был арестован и отдан под суд военного трибунала, а новый командир бригады полковник Ю. Сора для восстановления порядка был вынужден отдать приказ расстреливать на месте дезертиров, трусов и нарушителей воинской дисциплины[30].

В своих мемуарах главнокомандующий финской армией маршал К. Г. Маннергейм так оценил значение этого события:

20 июня 21-я армия противника перешла в наступление в полосе Выборг-Вуокси и добилась значительных успехов. Выборг пал после непродолжительного боя, который по силе нельзя было сравнить с боями за этот старинный город в последние дни Зимней войны. Падение Выборга было горьким ударом для боевого духа войск и одновременно означало потерю прочного опорного пункта, который должен был бы связать упорной обороной значительные силы противника[8].

Итоги операции

В 1941—1944 годах финские войска вместе с немецкой Группой армий «Север» осаждали Ленинград. Даже после полного освобождения от блокады финские войска на Карельском перешейке находились всего в 30 километрах к северу от города. И только в результате Выборгской операции вражеские войска были окончательно отброшены от Ленинграда.

Стремительное наступление 21-й армии на Выборг стало самым успешным этапом всей Выборгско-Петрозаводской операции. Всего за 10 дней войска армии продвинулись вперед на 110—120 километров, прорвали несколько полос финской обороны и овладели штурмом городом Выборг. Действия 23-й армии, которой отводилась вспомогательная роль, были не столь удачными и свою задачу она выполнила лишь частично — части 3-го финского армейского корпуса избежали разгрома и организованно отступили за Вуоксу.

На Карельском перешейке финские войска потерпели тяжёлое поражение и понесли большие потери в людях и технике. Под Выборг были переброшены значительные силы из южной Карелии, что облегчило задачу Карельскому фронту в Свирско-Петрозаводской операции. 22 июня Финляндия через Министерство иностранных дел Швеции обратилось к Советскому Союзу с просьбой о мире. На этот раз советские условия были ужесточены и правительство Финляндии, посчитав их «требованием о безоговорочной капитуляции», вновь отказалось заключать перемирие[7].

Таким образом, тяжёлое поражение на Карельском перешейке не заставило финское руководство отказаться от союза с Германией и выйти из войны. По этой причине боевые действия продолжились.

Продолжение наступления

21 июня Ставка ВГК свой директивой «о продолжении наступления на карельском перешейке» поставила войскам Ленинградского фронта следующую задачу:

…Продолжать наступление с задачей 26—28.06 главными силами овладеть рубежом Иматра, Лаппенранта, Виройоки. Частью сил наступать на Кексгольм, Элисенвара с целью очищения от противника Карельского перешейка северо-восточнее реки и озера Вуоксы… В дальнейшем главными силами развивать наступление с задачей овладеть рубежом Коувола, Котка и закрепиться на восточном берегу р. Кюмин-Йоки[31].

Выполняя приказ Ставки ВГК войска Ленинградского фронта перешли в наступление на 30-километровом участке — от реки Вуоксы до Выборгского залива — силами четырёх стрелковых корпуса 21-й армии (109-й, 110-й, 97-й и 108-й — всего 12 стрелковых дивизий), имея 30-й гвардейский стрелковый корпус в резерве. Дивизии имели большой некомплект в личном составе и насчитывали от 4000-5000 в каждой. Общая численность двух армий фронта была не выше 150000 человек. При этом Ставка ВГК категорически отказала Л. А. Говорову в усилении двумя стрелковыми корпусами[31]. С другой стороны, финское командование сосредоточило в районе севернее Выборга на хорошо подготовленных позициях едва ли не все имеющиеся силы, в том числе 122-ю немецкую пехотную дивизию и 303-ю бригаду штурмовых орудий[32]. Как следствие, за десять последних дней июня части 21-й армии подвинулись вперед всего на 8—10 километров, а в начале июля всего на 2 километра[6].

Одновременно командование Ленинградским фронтом попыталось осуществить глубокий двусторонний охват главной группировки финских войск. В конце июня силами Балтийского флота была проведена Бьёркская десантная операция, а в начале июля — операция по захвату островов Выборгского залива. Планировалось использовать острова как плацдарм для десантирования соединений 59-й армии на северное побережье залива — в тыл обороняющихся финских войск. В то же время 23-й армии была поставлена задача форсировать Вуоксу в районе Вуосалми, а затем, наступая вдоль восточного берега реки, выйти во фланг главной финской группировки с севера-востока.

Однако операции Балтийского флота и 23-й армии привели лишь к частичным успехам и не достигли всех поставленных целей. Так, часть островов Выборгского залива осталась в руках противника, а потери в людях и кораблях при захвате остальных оказались неожиданно высокими. От высадки намеченных десантов на северное побережье залива пришлось отказаться. Не добились решительного успеха и части 23-й армии, которые форсировали Вуоксу и захватили плацдарм её левом берегу, но развить наступление с него не сумели (Бои за Вуосалми).

К середине июля, учитывая ожесточенное сопротивление финских войск и значительные успехи на других направлениях, высшее советское командование приняло решение прекратить наступление, не желая тратить силы и средства на явно второстепенном направлении[33]. С 12 июля 1944 года войска Ленинградского фронта, действовавшие на Карельском перешейке, по указанию Ставки ВГК прекратили наступательные действия и перешли к обороне[6]. Вывести из войны Финляндию на этом этапе пока не удалось.

Отличившиеся воины

Герои Советского Союза

  • Т. П. Авдеев — старший лейтенант, командир танковой роты 226-го отдельного танкового полка 23-й армии.
  • Г. А. Багаутдинов — сержант, командир пулеметного расчета 1259-го стрелкового полка 381-й стрелковой дивизии 97-го стрелкового корпуса 21-й армии.
  • С. И. Буфетов — капитан, командир дивизиона 96-го артиллерийского полка 90-й стрелковой дивизии 21-й армии.
  • И. И. Ведмеденко — капитан, командир батареи 18-й гаубичной артиллерийской бригады 5-й артиллерийской дивизии 3-й гвардейской артиллерийского корпуса прорыва 21-й армии.
  • М. Н. Минбаев — младший сержант, командир отделения 1261-го стрелкового полка 381-й стрелковой дивизии 97-го стрелкового корпуса 21-й армии.
  • В. И. Мостовой — старший лейтенант, командир батареи 816-го артиллерийского полка 281-й стрелковой дивизии 23-я армии.
  • В. З. Назаркин — старший лейтенант, командир 1326-го артиллерийского полка 71-й артиллерийской бригады 5-й гвардейской Сталинградской дивизии прорыва 21-й армии.
  • В. Р. Николаев — сержант, наводчик орудия 1309-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка 46-й отдельной истребительно-противотанковой артиллерийской бригады 21-й армии.
  • Л. Н. Пономаренко — лейтенант, командир роты 381-го стрелкового полка 109-й стрелковой дивизии 109-го стрелкового корпуса 21-й армии.
  • Р. И. Петров — младший лейтенант, командир танка.
  • В. Т. Рубченков — младший лейтенант, комсорг батальона 1263-го стрелкового полка 381-й стрелковой дивизии 97-го стрелкового корпуса 21-й армии.
  • Д. К. Ушков — ефрейтор, стрелок 98-го стрелкового полка 10-й стрелковой дивизии 23-й армии.
  • Р. П. Хованский — ефрейтор, стрелок 1064-го стрелкового полка 281-й стрелковой дивизии 23-й армии.

Полные кавалеры ордена Славы

  • Н. А. Залетов — старший сержант, командир отделения 188-го гвардейского стрелкового полка 63-й гвардейской стрелковой дивизии 30-го гвардейского стрелкового корпуса 21-й армии.

Почётные наименования соединений и частей

За успешные действия в ходе Выборгской операции приказом Верховного Главнокомандующего 2 июля 1944 года отличившимся соединениям и частям было присвоено почётное наименование «Выборгские»[34]:

В честь этих частей и соединений названа площадь в Выборге.

Памятники и мемориалы

Напишите отзыв о статье "Выборгская операция (1944)"

Примечания

Комментарии
  1. Мустоловские высоты находятся примерно в 5 километрах к западу от Лемболовского озёра или 5 километров южнее посёлка Стеклянный
Источники
  1. 1 2 История ЛВО, 1974, с. 376.
  2. Мощанский, 2005, с. 8—9.
  3. Кривошеев, 2001, с. 294-295.
  4. Гланц, 2008, с. 428.
  5. Мощанский, 2005, с. 60.
  6. 1 2 3 4 Великая Отечественная война, 1985.
  7. 1 2 3 4 Барышников, 2002.
  8. 1 2 3 4 5 6 7 8 Маннергейм, 1999.
  9. Бешанов, 2004, с. 360-361.
  10. [encyclopedia.mil.ru/files/VOV/tom8/VOV_Vol8_361-449_Chap7.pdf Великая Отечественная война 1941—1945 годов. Том восьмой. Внешняя политика и дипломатия Советского Союза в годы войны. с. 382.]
  11. История ЛВО, 1974.
  12. Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. — М.: Воениздат, 1989.
  13. [www.kaur.ru/docs/popov.php Попов М. М. В сбор.: Оборона Ленинграда 1941—1944 гг. — Л.: «Наука», 1968.]
  14. Бешанов, 2004.
  15. 1 2 История ЛВО, 1974, с. 374-375.
  16. 1 2 Мощанский, 2005, с. 9.
  17. Мощанский, 2005, с. 9—10.
  18. Шигин, 2004, с. 263-264.
  19. Мощанский, 2005, с. 4—5.
  20. 1 2 История ЛВО, 1974, с. 379-386.
  21. 1 2 Кишкурно Я. А., А. Ю. Зубкин. Танковые войска Финляндии 1919—1945. — СПб.: 2001.
  22. Голушко, 1977.
  23. 1 2 Гланц, 2008, с. 438—443.
  24. Мощанский, 2005, с. 17.
  25. Русский архив (1944-1945), 1999, с. 96.
  26. 1 2 3 4 5 История ЛВО, 1974, с. 386-394.
  27. Niilo Lappalainen. Kuuterselkäkin murtui. — 1993.
  28. 1 2 3 Мощанский, 2005, с. 24-32.
  29. [www.andreaslarka.net/sturmi.html Andreas Lärka]
  30. Никитин В. Выборгский гамбит. Финская историография боев на балтийском побережье летом 1944 года. — СПб.: ООО "Издательство «Карелико», 2013. — с. 77-78.
  31. 1 2 Русский архив (1944-1945), 1999, с. 97-98.
  32. Гланц, 2008, с. 458.
  33. Гланц, 2008, с. 456-470.
  34. История ордена Ленина Ленинградского военного округа. — М.: Воениздат, 1974. — С. 568. — 613 с.

Литература

Документы

  • [militera.lib.ru/docs/da/stavka_vgk/index.html Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВГК. Документы и материалы. 1944-1945.]. — М.: Терра, 1999. — Т. 16 (5–4). — 368 с. — ISBN 5–300–01162–2.

Директивы Ставки Верховного Главнокомандования

Исторические исследования

  • Иринчеев Б.К. Прорыв Карельского вала. Четвертый сталинский удар. — М.: Яуза-каталог, 2016. — С. 225-258. — 272 с. — ISBN 978-5-906716-52-1.
  • Барышников Н.И. [v-n-baryshnikov.narod.ru/blokada.html Блокада Ленинграда и Финляндия 1941-1944]. — Санкт-Петербург—Хельсинки: Johan Beckman Institute, 2002. — ISBN 952-5412-10-5.
  • [www.aroundspb.ru/istoria_lvo.html История ордена Ленина Ленинградского военного округа] / под ред. А.И. Грибкова. — М.: Воениздат, 1974.
  • Кривошеев Г.Ф. Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил: Статистическое исследование. — М.: Олма-Пресс, 2001. — ISBN 5-17-024092-9.
  • Гланц Д. Битва за Ленинград. 1941—1945 / Пер. У. Сапциной. — М.: Астрель, 2008. — 640 с. — ISBN 978-5-271-21434-9.
  • Шигин Г.А. Битва за Ленинград: крупные операции, «белые пятна», потери / Под ред. Н. Л. Волковского. — СПб.: Полигон, 2004. — ISBN 5-17-024092-9.
  • Мощанский И.Б. Штурм "Карельского вала". Выборгско-Петрозаводская стратегическая наступательная операция 10 июня - 9 августа 1944 года. — М.: Военная летопись, 2005. — 64 с.
  • Телицын В.Л. Маршал Говоров. От колчаковского офицера до Маршала Советского Союза. — М.: Яуза, Эскмо, 2008. — С. 204-215. — 320 с. — ISBN 978-5-699-27205-1.
  • Барышников Н. И., Барышников В. Н., Федоров В. Г. [militera.lib.ru/h/baryshnikovy_fyodorov01/index.html Финляндия во второй мировой войне]. — Л.: Лениздат, 1989. — 336 с. — ISBN 5-289-00257-Х.
  • Бешанов В. В. Десять сталинских ударов. — Мн.: Харвест, 2004. — ISBN 985-13-1738-1.

Энциклопедические статьи

  • [militera.lib.ru/enc/enc1976/index.html Выборгская операция 1944 // Советская военная энциклопедия] / под ред. Н.В. Огаркова. — М.: Воениздат, 1976. — Т. 2. — С. 423-424.
  • [militera.lib.ru/enc/enc_vov1985/index.html Выборгская операция 1944 // Великая Отечественная война 1941 — 1945. Энциклопедия] / Гл. ред. М. М. Козлов. Редколлегия: Ю. Я. Барабаш, П. А. Жилин (зам. гл. ред.), В. И. Канатов (отв. секретарь) и др.. — М.: Советская энциклопедия, 1985. — С. 194. — 832 с.

Мемуары

  • Попов М.М. [www.kaur.ru/docs/popov.php В сб.: Оборона Ленинграда 1941-1944 гг.]. — Л.: Наука, 1968.
  • Борщев С. Н. [militera.lib.ru/memo/russian/borschev_sn/index.html От Невы до Эльбы]. — Л.: Лениздат, 1973.
  • Голушко И. М. [militera.lib.ru/memo/russian/golushko/index.html Танки оживали вновь]. — М.: Воениздат, 1977.
  • Лукницкий П.Н. [militera.lib.ru/db/luknitsky_pn/index.html Ленинград действует...]. — М.: Советский писатель, 1971.
  • Бычевский Б. В. [militera.lib.ru/memo/russian/bychevsky_bv/index.html Город — фронт]. — Л.: Лениздат, 1963.
  • Новиков А.А. [militera.lib.ru/memo/russian/novikov1/index.html В небе Ленинграда (Записки командующего авиацией)]. — М.: Наука, 1970.
  • Маннергейм К.Г. [militera.lib.ru/memo/other/mannerheim/index.html Мемуары] / Пер с финского П. Куйиала (часть 1), Б. Злобин (часть II). — М.: Вагриус, 1999.

Ссылки

  • [sa-kuva.fi/ Фотоархив сил обороны Финляндии (SA-KUVA)]
  • [www.vbrg.ru/articles/istorija_vyborga/vyborg_v_gody_2-jj_mirovojj_vojjny Списки погибших на Выборгской земле в годы ВОВ]
  • [ipc.antat.ru Книги Памяти регионов России, Интернет-версия.]

См. также

Отрывок, характеризующий Выборгская операция (1944)

– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?