Выбор капитана Корелли

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Выбор капитана Корелли (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Выбор капитана Корелли
Captain Corelli's Mandolin
Жанр

драма
мелодрама
музыкальный фильм

Режиссёр

Джон Мэдден

Продюсер

Марк Хаффэм
Кевин Лодер
Эрик Феллнер
Тим Беван (англ.)

Автор
сценария

Шоун Слово
Луи де Берньерес

В главных
ролях

Николас Кейдж
Пенелопа Крус
Джон Хёрт
Кристиан Бэйл

Оператор

Джон Толл

Композитор

Стивен Уорбек

Кинокомпания

Miramax Films

Длительность

120 мин.

Бюджет

57 млн. $

Страна

США США
Франция Франция
Великобритания Великобритания

Год

2001

IMDb

ID 0238112

К:Фильмы 2001 года

«Выбор капитана Корелли» (в оригинале — Мандолина капитана Корелли; англ. Captain Corelli's Mandolin) — кинофильм режиссёра Джона Мэддена, основанный на одноименном романе английского писателя Луи де Берньера о событиях 1943 г., известных как Бойня дивизии Акви.



Сюжет

В начале фильма повествователь восхищается идиллической красотой средиземноморских островов Греции и особенно спокойного острова Кефаллония, на котором родился и прожил всю свою жизнь врач — престарелый доктор Ианнис (Джон Хёрт). Но вот теперь в 1941 году остров захвачен Италией, — она является союзником гитлеровской Германии. Дочь врача Пелагея (Пенелопа Круз) — образованная и решительная женщина — влюбляется в местного рыбака по имени Мандрас (Кристиан Бэйл), они хотят пожениться, но отец уговаривает дочь ограничиться помолвкой, и молодые обмениваются кольцами. Вскоре жених уходит воевать. Пелагея пишет ему множество писем, но ответа не получает, и в последнем её письме уже сквозит отчаяние.

Итальянских офицеров насильно расквартировывает начальство, и таким образом капитан Антонио Корелли (Николас Кейдж), — человек, исполненный неистребимого веселья и захваченный страстью к мандолине, — оказывается под крышей дома врача. Беззаботный и разухабистый характер капитана поначалу отчуждает множество сельских жителей, включая Пелагею. Но к этому времени она чувствует разочарование в женихе: он действительно нуждается в её любви, но лишь затем, что это придаёт ему уверенности и повышает самооценку. Девушка вспоминает, как Мандрас часто подтрунивал над ней, мало считаясь с её чувствами, и Пелагея начинает сомневаться в том, что Мандрас действительно её любит. Всё это не может скрыться от внимательного взора капитана Корелли. На фоне своих внутренних переживаний героиня устраивает скандал капитану, обвиняя его в том, что своим балаганным поведением он оскорбляет чувства жителей острова. В ответ на это она неожиданно получает от Корелли участливое разъяснение и извинение. Вслед за тем итальянский военный покидает дом врача, объясняя это тем, что не вправе там больше оставаться. Пелагея тронута деликатностью Корелли и ей начинает казаться, что он понимает то, что с ней происходит, лучше, чем она сама: и, может быть, в её выходке по отношению к капитану дело действительно не только в нахальстве врагов, но и ещё в чём-то ином. После ухода Корелли сердце Пелагеи заметно теплеет к итальянцу и она даже позволяет себе ходить на праздничные вечера к «врагам».

Когда жених Пелагеи снова уходит воевать, дружба между Антонио и Пелагеей становится ещё более тесной: её красота и образованность пленяют его сердце. К тому же ему нравится и вообще весь этот остров, его люди, детвора, к которой он не стесняется проявлять нежность, и ему совершенно не хочется быть «врагом» по отношению к ним; незаметно для себя Антонио становится неотъемлемой частью жизни островитян. Чтобы порадовать жителей острова, он затевает взрыв старой бомбы, сохранившейся на берегу со времен Первой мировой войны, — но оказывается ранен, зато обнаруживает себя снова в знакомом доме. Постепенно Пелагея понимает, что любит капитана Корелли, и их отношения переходят в близость.

Немецкие войска разоружают бывших итальянских союзников и, подозревая людей капитана Корелли в отсутствии лояльности, вероломно расстреливают их. Будучи прикрыт солдатом по имени Карлос, Антонио чудом остается в живых. Уже поздно вечером пришедший на место расстрела Мандрас обнаруживает биение пульса итальянского капитана и заносит его в дом доктора Ианниса. Пелагея уговаривает отца незамедлительно начать операцию, хотя отец жалуется на отсутствие подобного опыта и отсутствие необходимых медикаментов. Выздоравливающий Антонио хочет сбежать из дома врача с тем, чтобы не подвергать их риску уничтожения со стороны немцев. Но тут снова предлагает свою помощь Мандрас: он увозит капитана к берегу и там сажает в лодку; «завтра Вы уже будете дома» — говорит он ему. Дома Пелагея спрашивает Мандраса о причине такого его дружественного и благородного поведения: ведь он снова спасает жизнь своему сопернику. «Тем самым я надеюсь вернуть твою любовь», — отвечает ей Мандрас. Тогда Пелагея вынимает из кармана обручальное кольцо и возвращает его бывшему жениху со словами «Прости… Прости». Её сердце уже безраздельно предано другому: ведь её судьба сплетена с судьбой капитана Корелли глубокими корнями, — по выражению её отца, — и такое сплетение есть любовь, независимо от прихотей влюблённости, — и героиня не властна тут что-либо сделать или «пожалеть» Мандраса. «Любовь — это то, что остаётся, когда сгорает влюблённость».

Война заканчивается, но в 1947 году остров сотрясается от сильного землетрясения. И отец и дочь остаются живы, а на фоне местного праздника появляется фигура Корелли. «Я пытался жить без тебя. Я пытался заставить себя поверить, что смогу жить без тебя», — признаётся Пелагее измученный разлукой Антонио.

В конце фильма сообщается о том, что он посвящается тысячам итальянских солдат, расстрелянных немецкими войсками на острове Кефаллония в сентябре 1943 года и людям этого острова, которые погибли в послевоенном землетрясении 1947 года.

В ролях

Актёр Роль
Николас Кейдж Антонио Корелли капитан Антонио Корелли
Пенелопа Крус Пелагия Пелагия
Джон Хёрт Ианнис доктор Ианнис
Кристиан Бэйл Мандрас Мандрас
Дэвид Моррисси Гюнтер Вебер капитан Гюнтер Вебер

Напишите отзыв о статье "Выбор капитана Корелли"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Выбор капитана Корелли

Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.