Высадка в Нассау
| Nassau Raid | |||
| Основной конфликт: Война за независимость США | |||
 Высадка в Нассау (позднейшая картина XX в) | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Нассау (Багамские Острова) Координаты: 25°04′ с. ш. 77°20′ з. д. / 25.067° с. ш. 77.333° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=25.067&mlon=-77.333&zoom=14 (O)] (Я) | ||
| Итог |
победа Континентального флота; | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Высадка в Нассау (1776) — набег Континентального флота и Континентальной морской пехоты на британскую колонию Нассау. Первая морская операция, предпринятая по распоряжению Континентального конгресса. Несмотря на то, что она предшествовала Декларации независимости, от неё числит свой боевой путь морская пехота США.[1][2]
Предыстория
Самым большим препятствием для колоний в войне за независимость была нехватка боеприпасов, и прежде всего пороха. Во многом обеспечивавшие себя сами, по этой части колонисты полностью зависели от внешней помощи, либо довольствовались тем, что удавалось взять у противника. Джордж Вашингтон не раз писал об этом, в самых сильных выражениях. Едва ли не все начальные операции Континентальной армии и флота были продиктованы стремлением добыть военные припасы, и в первую очередь порох.[3] Рейд на Нассау не составлял исключения.
С началом боевых действий в 1775 году лорд Данмор, британский губернатор колонии Виргиния, с помощью подчиненных ему британских войск, перевез провинциальные запасы оружия и пороха Вирджинии на остров Нью-Провиденс на Багамах, чтобы уберечь его от рук повстанцев. В августе 1775 генерал Томас Гейдж предупредил багамского губернатора Монфорта Брауна (англ. Montfort Browne), что восставшие колонисты, возможно, попытаются захватить эти запасы.
Отчаянная нехватка пороха в Континентальной армии подвигла Второй Континентальный конгресс на организацию военно-морской экспедиции, одной из целей которой был захват военных припасов в Нассау. Хотя приказ Конгресса коммодору Хопкинсу, выбранному возглавлять экспедицию, включал только патрулирование и набеги у берегов Виргинии и Каролины, возможно, что в секретных совещаниях военно-морской комиссии Конгресса Хопкинсу были даны дополнительные инструкции.[4] Во всяком случае инструкции, выданные Хопкинсом его капитанам перед отходом от мыса Хенлопен, Делавэр, 17 февраля 1776 года, включали рандеву у острова Большой Абако на Багамах.[5]
Эскадра Хопкинса вначале состояла из корабля Alfred, шхун Hornet, Wasp, Fly, бригов Andrea Doria, Cabot, шлюпов Providence и Columbus. В дополнение к экипажам, на борту были 200 морских пехотинцев под командованием Самуэля Николса (англ. Samuel Nicholas). Несмотря на ветра штормовой силы, корабли держались вместе в течение двух дней, после чего Fly и Hornet отстали. Hornet был вынужден вернуться в порт для ремонта, Fly в конечном итоге догнал своих в Нассау, после рейда. Хопкинса не остановила потеря двух кораблей. У него были сведения, что бо́льшая часть британского флота находится в порту из-за ветров.
Высадка
Покинув мыс Хенлопен, Делавэр, эскадра 1 марта прибыла на Багамы где, по их данным, хранились порох и боеприпасы. Здесь американцы принялись тревожить и нарушать британское судоходство. В частности, они захватили два шлюпа, которые Хопкинс тут же присоединил к Континентальному флоту.
Решение высаживаться на рассвете оказалось ошибкой. Корабли были замечены с берега, и губернатора Брауна разбудили. Он приказал выстрелить из четырёх пушек, чтобы оповестить ополчение. Две из них от выстрела сорвало с лафетов.
Когда нападавшие услышали пушки Форт-Нассау, они поняли, что внезапность утеряна, и прервали атаку. Корабли собрались в Ганновер-саунд, около шести миль к востоку от Нассау. Там Хопкинс провёл совет, и был составлен новый план атаки.[6] Согласно некоторым авторам, лейтенант Хопкинса, Джон Пол Джонс, предложил новое место высадки, а затем возглавил её. Эти данные подвергаются сомнению. Джонс не был знаком с теми водами, в отличие от многих присутстввовавших на совете капитанов.[7] Более вероятно, что десант возглавлял лейтенант Cabot Томас Уивер (англ. Thomas Weaver), знакомый с местностью. Усиленные 50 матросами, морские пехотинцы на трех кораблях, (с дополнительным прикрытием Wasp), были доставлены в точку к юго-востоку от Форт Монтегю, где высадились без сопротивления между полуднем и 2 часами.[6] Это была первая десантная операция будущей морской пехоты США.[6]
Лейтенант Берк (англ. Burke) вывел отряд из Форт-Монтегю для рекогносцировки. Учитывая, что был в значительном меньшинстве, он решил отправить посланца под белым флагом, чтобы выяснить намерения нападавших. Он узнал, что их цель порох и военные склады.[6] В то же время, губернатор Браун с 80 ополченцами прибыл в Форт-Монтегю. Узнав силы нападавших, он приказал выстрелить из трех пушек форта, и отвёл всех, кроме нескольких человек, обратно в Нассау. Он ушёл в губернаторский дом, и большинство ополченцев, даже не пытаясь занять оборону, также вернулись по домам.[6] Браун во второй раз послал лейтенанта Берка для переговоров, чтобы «узнать у противного командира, с каким он здесь поручением, и о том, зачем он высадил войска.»[6]
Выстрелы из пушек форта Монтегю несколько задержали Николса, но его люди заняли форт, и он вёл совещание с офицерами, какой сделать следующий шаг, когда прибыл Берк. Они услужливо повторили Берку, что пришли за порохом и оружием, и готовы к нападению на город. Берк принёс эту новость Брауну около 4 часов пополудни.[6] Вместо того, чтобы продвигаться дальше на Нассау, Николс остался на ночь в Форт-Монтегю.[8] В этот вечер Браун провел военный совет, на котором было решено вывезти порох. В полночь 162 из 200 бочек пороха были погружены на пакетбот Mississippi Packet и на HMS St. John, и в 2 часа ночи они вышли из Нассау, направляясь в Сан-Августин.[8] Этот шаг удался потому, что Хопкинс забыл послать еще один корабль, стеречь входы в гавань, оставив флот благополучно на якоре в Ганновер-саунд.[6]
4 марта морские пехотинцы Николаса без сопротивления оккупировали Нассау, после того как по всему городу распространили листовку, написанную коммодором Хопкинсом. По пути им встретились делегаты, которые принесли ключи от города.[6][8]
Они находились в Нассау две недели, и вывезли все оставшиеся запасы пороха и боеприпасов, какие нашли. Эскадра вернулась в Нью-Лондон, штат Коннектикут, 8 апреля, захватив по пути несколько британских судов снабжения, включая шхуну Hawke и бриг Bolton. Примечательно, что захватить HMS Glasgow в бою 6 апреля они не смогли.[9]
Последствия и память
Губернатор Браун оказался в плену. Обменянный позже на американского офицера, он подвергся серьёзной критике за своё командование в этом эпизоде.
Хопкинса в Конгрессе вначале осыпали похвалами, но позже появилась критика, в том числе за упущенный Glasgow.
По-прежнему слабо защищённый Нассау в 1782 году пал перед испанцами, а в 1783 году был снова отбит. Колония была возвращена Британии после войны.
Два корабля ВМС США носили или носят название USS Nassau в честь высадки.
Напишите отзыв о статье "Высадка в Нассау"
Литература
- Navies and the American Revolution, 1775−1783. Robert Gardiner, ed. Chatham Publishing, 1997. ISBN 1-55750-623-X
- Field, Edward. Esek Hopkins, commander-in-chief of the continental navy during the American Revolution, 1775 to 1778. Providence: Preston & Rounds, 1898.
Примечания
- ↑ [www.marines.mil/unit/2ndmaw/Pages/2005/Birth%20of%20the%20U.S.%20Navy%20–%2013%20October%201775;.aspx Birth of the U.S. Navy]
- ↑ Smith, Charles R. Marines in the Revolution: A History of the Continental Marines in the American Revolution, 1775−1783. Honolulu, HI, University Press of the Pacific, 2005.
- ↑ Gunpowder — the sinews of war: Navies and the American Revolution,… p.46−48.
- ↑ Field,… p.94-97.
- ↑ Field,… p.100-101.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 McCusker, John J. Essays in the economic history of the Atlantic world. London: Routledge, 1997. ISBN 978-0-415-16841-0.
- ↑ Morison, Samuel Eliot. John Paul Jones: a sailor's biography. Annapolis, MD: Naval Institute Press, 1999 (Repr. 1959). ISBN 978-1-55750-410-4.
- ↑ 1 2 3 Riley, Sandra; Peters, Thelma B. Homeward Bound: A History of the Bahama Islands to 1850 with a Definitive Study of Abaco in the American Loyalist Plantation Period. Miami: Island Research, 2000. ISBN 978-0-9665310-2-2.
- ↑ Navies and the American Revolution / R. Gardiner, ed. — P. 16.
Отрывок, характеризующий Высадка в Нассау
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
