Высадка на мысе Геллес

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Высадка на мысе Геллес
Основной конфликт: Первая мировая война

Пляж «V» после высадки
Дата

25 апреля 1915 года

Место

Мыс Геллес, Галлиполи

Итог

Победа Османской империи

Противники
Османская империя Османская империя Британская империя
Командующие
Халиль Сами-бей Айлмер Хантер-Вестон
Силы сторон
1 батальон (начало операции)
1 полк (конец операции)
12 батальонов
Потери
 ? 6500 убитыми и ранеными
 
Дарданелльская операция
Анзак-Коув Геллес Крития (1) Крития (2) Крития (3) Овражистый яр Сари-Баир Критийские виноградники Одинокая сосна Сувла Нек Чунук-Баир Скимитар Высота 60

Высадка на мысе Геллес (англ. Landing at Cape Helles тур. Seddülbahir Cephesi) — десантная операция британской армии во время Дарданелльской операции Первой мировой войны, осуществленная 25 апреля 1915 года. При поддержке флота британские войска начали десантирование на побережье протяженностью 9,7 км. Планировалось, что после высадки десантов, они захватят береговые батареи и продвинутся вглубь полуострова.

На двух главных районах высадки османские войска нанесли тяжёлые потери британцам. Несмотря на то, что британским войскам удалось осуществить десантирование и закрепиться на берегу, полностью задача выполнена не была. В ходе десантирования британские войска понесли ощутимые потери.





План

25 апреля 1915 года союзники начали высадку десанта на полуостров Галлиполи. Побережье полуострова было поделено на несколько пляжей: «Y», «X», «W», «V», «S».

Пляж «V»

Главный десант должен был высаживаться на пляже «V». Однако здесь турки имели сильно укрепленные позиции и когда началось десантирование, британцы попали под шквальный пулемётный огонь. Подойдя к берегу, шлюпки с десантом подверглись ожесточённому обстрелу турецких войск. Из 700 солдат первого эшелона 400 погибли, и практически все получили ранения. Второй эшелон прибыл на переоборудованном углевозе «Ривер Клайд», который сел на мель примерно в 50 метрах от берега. Под сильным огнём было невозможно переправить на лодках солдат с углевоза на берег. В 10 часов утра из-за шквального огня турецкой артиллерии и пулемётов высадка прервалась. Однако все же часть сил смогли высадиться и залечь на берегу. Османские войска в свою очередь получили подкрепления и положение англичан стало критическим. Флот не мог оказать помощь высадившимся британцам из-за опасения нанести потери своим войскам. Все же в 14 часов под прикрытием флота британские части смогли десантироваться, проскочить в развалины построек и окопаться.

Пляжи «W» и «X»

На пляжах «W» и «X» британцы при высадке также понесли огромные потери. Однако к 9 часам утра им все же удалось высадить достаточно сил, чтобы взять передовые османские позиции. После этого британские войска пошли на соединение с частями, высадившимися на пляже «V», однако понесли ощутимые потери из-за фугасов и проволочных заграждений. Отбив яростные контратаки турок, англичане сумели закрепиться на берегу, однако дальше продвинуться не смогли. Ночью три изолированных отряда, высадившихся на пляжах «V», «W» и «X» были снабжены пищей.

Пляж «Y»

На пляже «Y» высадившись, британские войска начали движение к Критии и к пляжу X, чтобы войти в соприкосновение с британскими войсками, которые высаживались там. Однако к середине дня английские отряды подверглись атаке османских подразделений 9-й пехотной дивизии. 26 апреля, понеся большие потери в боях с турками, британские войска отошли к побережью и были посажены на суда. Несмотря на это, своими активными действиями на пляже «Y» британцы способствовали успеху на главных направлениях десантирования.

Пляж «S»

На пляже S британцы имели также лишь демонстративные задачи, однако части 29-й пехотной дивизии, высадившись, быстро захватили позиции турок на пляже. Окопавшись, британцы выстояли против ответных контратак османских войск.

Напишите отзыв о статье "Высадка на мысе Геллес"

Литература

Ссылки

  • [www.remuseum.org.uk/corpshistory/rem_corps_part14.htm#gallip Royal Engineers Museum]
  • [aleksandr-suvorov.ru/publ/vysadka-desanta-v-gallipoli/ Высадка десанта в Галлиполи]

Отрывок, характеризующий Высадка на мысе Геллес

– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.