Высота (фильм, 1957)

Высота
Жанр	драма
Режиссёр	Александр Зархи
Автор сценария	Михаил Папава
В главных ролях	Николай Рыбников Инна Макарова Геннадий Карнович-Валуа Василий Макаров Марина Стриженова
Оператор	Владимир Монахов
Композитор	Родион Щедрин
Кинокомпания	Мосфильм
Длительность	88 мин.
Страна	СССР СССР
Язык	Русский
Год	1957
IMDb	ID 0051175
Выход фильма «Высота»

К:Фильмы 1957 года

«Высота́» — советский художественный фильм, поставленный на Московской ордена Ленина киностудии «Мосфильм» в 1957 году режиссёром Александром Зархи по одноимённому роману Евгения Воробьёва.

Премьера фильма состоялась 29 апреля 1957 года.

Сюжет

На строительство доменной печи прибывает бригада монтажников под руководством прораба Константина Токмакова и бригадира Николая Пасечника.

На стройке Николай знакомится со сварщицей Екатериной. Он пытается ухаживать за ней, но они часто ссорятся. Этому мешает и бывший ухажёр Екатерины Василий Хаенко — нерадивый работник и сплетник.

Мария — жена карьериста Игоря Дерябина, начальника Константина, мечтающего покинуть «эту глушь». Она несчастлива в браке и нигде не работает. Её младший брат работает в бригаде Токмакова. Однажды для того, чтобы увидеть как работает брат, Мария приходит на стройку и Константин проводит для неё экскурсию.

Во время сильного ветра Дерябин приказывает продолжать монтаж оборудования. Только смелость Николая помогает избежать несчастья и закончить монтаж. Токмаков берёт ответственность за произошедшее на себя.

Из-за затянувшихся дождей бригада не может уложиться в сроки. Пасечник и Токмаков придумывают план по ускорению работ, монтируя оборудование на земле. Дерябин не хочет брать ответственность на себя и предлагает вести монтаж в его отсутствие.

Когда дождь стих оборудование поднимается и устанавливается, но Николай, поскользнувшись, срывается с высоты вниз после того, как он водрузил флаг на самом верху конструкции.

Катя ухаживает за Колей в больнице. Она также растёт духовно и вступает в комсомол.

Дерябин пытается опорочить Токмакова за несчастный случай с помощью Хаенко. Но другие рабочие в бригаде протестуют.

Дерябин получает повышение в трест, но Мария не едет с ним. Николай и Екатерина женятся.

После торжественного открытия домны отцом Марии и Бориса бригада едет на новую стройку. Но хромой Николай не может ехать с ними.

В ролях

• Николай Рыбников — Николай Пасечник, бригадир монтажников
• Инна Макарова — Катя Петрашень
• Геннадий Карнович-Валуа — Константин Максимович Токмаков, прораб из Запорожья
• Василий Макаров — Игорь Родионович Дерябин, кандидат наук, начальник монтажного управления
• Марина Стриженова — Маша, жена Дерябина
• Борис Ситко — Иннокентий Пантелеймонович Дымов, начальник строительства
• Сергей Ромоданов — отец Маши и Бориса Берестовых
• Елена Максимова — мать Маши и Бориса Берестовых
• Лев Борисов — Борис Берестов
• Леонид Чубаров — Вася Хаенко, монтажник
• Бригада монтажников:
  • Хорен Абрамян — Баграт
  • Владимир Поболь — Володя
  • Валентин Печников — Валентин
  • Евгений Зиновьев — Евгений
  • Михаил Воробьёв — Михаил Сергеевич
• В титрах не указаны:
• Михаил Кокшенов — участник комсомольского собрания, стоит у бюста Ленина
• Павел Павленко — пожилой монтажник
• Валентина Пугачёва — Валя, землячка Николая
• Виктор Уральский — монтажник

Съёмочная группа

• Сценарий — Михаила Папава
• Постановка — Александр Зархи
• Главный оператор — Владимир Монахов
• Художник — Абрам Фрейдин
• Режиссёр — Михаил Гоморов
• Оператор — Юрий Схиртладзе
• Композитор — Родион Щедрин
• Звукооператор — Вениамин Киршенбаум
• Редактор — Григорий Марьямов
• Комбинированные съёмки:
  • Операторы — Борис Горбачёв, Герман Шимкович
  • Художник — Александр Клименко
• Монтаж — Е. Овсянниковой
• Костюмы — И. Дунаевой
• Грим — Е. Белянской
• Директор картины — Алексей Стефанский
• Оркестр Главного управления по производству фильмов
  • Дирижёр — Григорий Гамбург
• Консультант — Сергей Рабинович

Съёмки

• Для этого фильма Родион Щедрин написал на стихи Владимира Котова песню «Марш монтажников».
• Хотя действие книги Е. Воробьева, по которой снят фильм, происходит на Южном Урале, местом съемок был [www.dneprodzerzhinsk.net.ua/2011/04/50.html Днепродзержинск] - в съёмках принимали участие строители и монтажники доменной печи № 12 «Днепростальконструкция» в Днепродзержинске.
• Отдельные сцены снимались в Днепропетровске (парк Шевченко, вокзал).
• Сцены, действие которых происходит на большой высоте, снимались оператором комбинированных съёмок Б. Горбачёвым по методу «блуждающей маски», при котором актёры, отснятые в павильоне, совмещались с фоном, снимавшимся на натуре.

Награды

• Главная премия на международном кинофестивале в Карловых Варах, 1957 год
• Золотая медаль на международном кинофестивале в Москве, 1957 год
• Особый приз и первая премия за комбинированные съёмки на всесоюзном кинофестивале в Москве, 1958 год

Видео

В 1990-е годы фильм выпущен на видеокассетах кинообъединением «Крупный план». В 2000-е годы фильм отреставрирован и выпущен на DVD тем же объединением.

Ссылки

• [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=1249 «Высота»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
• [russia.tv/brand/show/brand_id/6093 Телеканал «Россия» // «Высота». Х/ф]
• «Высота» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Высота (фильм, 1957)

– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.