Высоцкий, Алексей Владимирович
Поделись знанием:
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.
Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
| Высоцкий Алексей Владимирович | ||||||||||
 | ||||||||||
| Кавалер трёх орденов Красного Знамени А. В. Высоцкий | ||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Род деятельности: | ||||||||||
| Дата рождения: | ||||||||||
| Место рождения: |
город Киев | |||||||||
| Гражданство: | ||||||||||
| Дата смерти: |
28 октября 1977 (58 лет) | |||||||||
| Место смерти: |
город Москва | |||||||||
| Отец: |
[ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:269718 Владимир Семёнович Высоцкий] | |||||||||
| Мать: |
[ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:270028 Дарья Алексеевна Семененко] | |||||||||
| Супруга: |
Александра Ивановна | |||||||||
| Дети: |
Сын — Александр, | |||||||||
| Награды и премии: |
| |||||||||
Алексе́й Влади́мирович Высо́цкий (18 июля 1919, Киев — 28 октября 1977, Москва) — советский журналист, писатель, режиссёр-документалист.
Содержание
Биография
Детство и юность
Алексей Высоцкий[1] родился в Киеве в образованной еврейской семье. Его отец — Вольф Шлиомович Высоцкий (1889, Брест-Литовск — 1962, Москва; «Вэлвл» в одной из ранних песен его внука Владимира Высоцкого)[2] — из семьи стеклодува, учился в Люблинском коммерческом училище,[3] с 1911 года жил в Киеве, где учился в Киевском коммерческом институте одновременно с И. Э. Бабелем и Соломоном Михоэлсом,[4] затем на юридическом факультете Киевского университета; в годы НЭПа организовал кустарную мастерскую по производству театрального грима и адвокатскую контору.[5] Мать — Дора Овсеевна Высоцкая (урождённая Бронштейн; 1891, Житомир — 1970, Киев) — дочь преподавателя казённого еврейского училища, закончила фельдшерско-акушерские курсы, в то время работала фармацевтом, затем косметологом.[6]
В 1926 году семья поселилась в Москве; после развода родителей Алексей Высоцкий жил в Москве с отцом[7] и с начала 1930-х годов в Киеве с матерью. В школьные годы дружил с Гулей Королёвой и её будущим мужем Алёшей Пятаковым (сыном расстрелянного в 1937 году Г. Л. Пятакова), впоследствии его воспоминания вошли в книгу Елены Ильиной (Л. Я. Прайс) «Четвёртая высота».
Карьера военного
С 1939 года учился в Подольском артиллерийском училище, в том же году был призван в армию и в качестве командира огневого взвода 165-го гаубичного артиллерийского полка принимал участие в боевых действиях советско-финской войны, а с 1941 года, после окончания училища, — Великой Отечественной войны. Член ВКП(б) с 1941 года (партийный билет № 4160055).
В составе 18-го гвардейского артиллерийского полка участвовал в обороне Одессы, Керчи и Севастополя, военных действиях на Дону и Северном Кавказе. Командовал артбатареей 265-го корпусного артиллерийского полка 3-го Украинского фронта.[8][9]
С осени 1943 года — подполковник, начальник штаба 124-й гаубичной артиллерийской бригады большой мощности 20-й артиллерийской дивизии резерва Верховного Главнокомандования (затем 6-й артиллерийской дивизии прорыва РВГК 1-го Белорусского фронта).
Освобождал Украину и Польшу.[10][11]
В военные годы печатал репортажи с фронта в газете «Красная звезда», некоторые очерки были опубликованы в «Известиях».
После окончания военных действий остался на службе в Германии, с 1949 года служил начальником оперативного отдела в Гайсине, с 1951 года — в Мукачево, учился на филологическом факультете Ужгородского государственного университета. С 1956 года — в Москве, закончил заочно факультет журналистики Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. Демобилизован в 1959 году в звании полковника.
Творческий путь
Алексей Высоцкий — автор четырёх книг документальной прозы на военную тематику, в том числе повестей «И пусть наступит утро» (о своём боевом командире, Герое Советского Союза артиллеристе Н. В. Богданове, обороне Одессы и Севастополя), «Дороги огненной земли» (о керченском десанте), «Горсть земли» (об обороне Одессы) и «Горный цветок» (о борьбе советских пограничников с бандеровцами в послевоенное время). Документальная трилогия А. В. Высоцкого «Весна в Берлине», включающая повести «И пусть наступит утро», «Дороги огненной земли» и «Весна в Берлине», была издана в 2010 году к 65-летию победы в Великой Отечественной войне под редакцией его дочери, Ирэны Высоцкой.
В 1962 году Алексей Высоцкий осуществил первые профессиональные магнитофонные записи своего племянника Владимира Высоцкого в Доме техники Министерства речного флота РСФСР, где он тогда работал, и у себя дома (так называемые записи «У дяди»).[12][13] По мотивам очерка А. В. Высоцкого «Бриллиантовая двойка» о дважды Герое Советского Союза Н. М. Скоморохове (газета «Красная звезда», 1966) Владимиром Высоцким была написана «Песня о погибшем лётчике» (1975).
В организованной им студии документальных фильмов при Министерстве речного флота РСФСР А. В. Высоцким было снято несколько короткометражных документальных фильмов и киноочерков об участниках Великой Отечественной войны, в том числе лётчиках Н. Н. Скоморохове и М. П. Девятаеве.
Умер в 1977 году, похоронен на Ваганьковском кладбище.
Награды
- Награждён тремя орденами Красного Знамени, в том числе за оборону Одессы (1941) и Севастополя (1942).
- Награждён орденом Красной Звезды
- Награждён орденом Отечественной войны 1-й степени
- Награждён орденом Отечественной войны 2-й степени
- Награждён медалью «За оборону Одессы»
- Награждён медалью «За оборону Севастополя»
- Награждён медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
Семья
- Сын — Александр Алексеевич Высоцкий, журналист, серебряный призёр чемпионата мира по академической гребле.[14] Дочь — Ирэна Алексеевна Высоцкая, детский писатель.
- Брат — Семён Владимирович Высоцкий (1916—1997), военнослужащий (связист), полковник, участник Великой Отечественной войны; почётный гражданин городов Кладно и Праги.
- Племянник — Владимир Семёнович Высоцкий, поэт, автор-исполнитель песен, актёр театра и кино. На стене дома четы Алексея и Александры Высоцких по улице Энгельса № 11 (в прошлом ул. Гурвича № 7) в Гайсине 25 января 2008 года была вывешена мемориальная табличка в память посещения города Владимиром Высоцким в 1950-м году.[15]
- Дядя по отцовской линии — Леон Соломонович (Лейбиш Шлиомович) Высоцкий (1886—1974), видный киевский инженер-химик и изобретатель, основатель киевского завода «Химэфир» на Куренёвке.[16] Его приёмная дочь (двоюродная сестра А. В. Высоцкого) — Людмила Леоновна Высоцкая, чемпионка СССР и заслуженный тренер Украины по баскетболу.[17]
- Двоюродный брат (по материнской линии)[18] — известный музыкальный администратор (импресарио) и поэт-песенник Павел Леонидович Леонидов.[19]
- Отчим матери — Лев Григорьевич Левин, доктор медицинских наук; как лечащий врач ряда руководителей партии и правительства, а также А. М. Горького, расстрелян 15 марта 1938 года по обвинению в участии в международном правотроцкистском заговоре с целью устранения видных советских руководителей.
Книги А. В. Высоцкого
- Высоцкий А. В. И пусть наступит утро (о Герое Советского Союза, артиллеристе Н. В. Богданове). — М.: Воениздат, 1986. — 112 с. — 40 000 экз.[20]
- Высоцкий А. В. Весна в Берлине. — М.: Ризалт, 2010. — 296 с. (иллюстрации А. Лаврухина).[21]
Об А. В. Высоцком
- Евдокимова Е. Алексей и Александра // [irenavisockaja.narod.ru/fanVisockie.html сборник «Данко»]. — М.: Молодая гвардия, 1975. — Т. выпуск 3-й. — С. 113—130. — 100 000 экз. (о военных годах Алексея Владимировича Высоцкого и его жены Александры Ивановны Высоцкой, урожд. Таран, 1923—2008).
Документы о награждениях
Указом Президиума ВС СССР от 10.02.1942 года командир батареи 265-го корпусного артполка Южного фронта, лейтенант Высоцкий награждён орденом Красного Знамени за организацию контратак в августе 1941 года на одесском направлении.[22] Приказом ВС 9-й армии Северо-Кавказского фронта № 97/н от 06.05.1943 года капитан Высоцкий — командир 1-го дивизиона 268-го армейского артполка РГК — награждён орденом Отечественной войны 2-й степени за уничтожение 2-х артиллерийских батарей и подавление огня ещё 10-ти батарей.[23] Приказом № 57/н от 13.10.1943 года майор Высоцкий награждён орденом Красная Звезда за уничтожение 1 дзота, 1 миномета, 5 артбатарей и подбитие 1-го танка с подавлением огня 4-х артбатарей противника.[24]
Приказом Офицерской школы подготовки штабных командиров артиллерии от 07.02.1944 года награждён медалью «За оборону Одессы».[25] Награждён медалью «За оборону Северного Кавказа».[26]
Приказом ВС 1-го Белорусского фронта № 106 от 28.07.1944 года командир дивизиона 124-й ОГАКБ РГК майор Высоцкий награждён орденом Отечественной войны 1-й степени за уничтожение 2-х опорных пунктов противника, 1-й артбатареи и подавление 4-х батарей при прорыве немецкой обороны южнее г. Козель.[27] Приказом командующего артиллерией 1-го Белорусского фронта № 0152\н от 08.02.1945 года награждён орденом Красного Знамени.
Приказом № 576/н от 18.05.1945 по 1-му Белорусскому фронту майор Высоцкий награждён орденом Красного Знамени за качественное планирование боевых операций (бригадой было уничтожено 76 узлов сопротивления и 2 артбатареи) и обеспечение бригады боеприпасами и ГСМ в боях за г. Берлин.[26] Приказом по 6 адп РКГ от 27.08.1945 года награждён медалью «За победу над Германией»[28].
Напишите отзыв о статье "Высоцкий, Алексей Владимирович"
Ссылки
Статьи
- [irenavisockaja.narod.ru/Gorstzemli.html Очерк А. В. Высоцкого «Горсть земли»] (в сборнике «Революционный держите шаг» под редакцией Б. Никифорова, Москва: Молодая гвардия, 1975. — 100 000 экз.)
- [web.archive.org/web/20080106211114/irenavisockaja.narod.ru/simplenastupitutro.html Рассказ А. В. Высоцкого «И пусть наступит утро»]
- [v-vysotsky.com/vospominanija/Vysockaja/text.html Интервью Ирэны Высоцкой об отце, А. В. Высоцком]
- [www.interesniy.kiev.ua/old/7137/7141/visotskie О семье Высоцких в Киеве, начиная с Вольфа Шлиомовича]
- [v-vysotsky.com/statji/2007/Vysotskye_v_Gajsine/text.html Высоцкие в Гайсине]
Фотографии
- [v-vysotsky.com/statji/2007/Vysotskye_v_Gajsine/1950X_Aleksej_i_Aleksandra.jpg Алексей и Александра Высоцкие в Гайсине (фотография), 1950 год № 1] ([image24.webshots.com/565/8/19/46/2498819460093508643vwpqnp_ph.jpg другой вариант])
- [image30.webshots.com/466/0/93/25/2057093250093508643jEXEqg_ph.jpg Алексей и Александра Высоцкие в Гайсине (фотография), 1950 год № 2]
- [irenavisockaja.narod.ru/picture.jpg Алексей Высоцкий, Николай Петров и Александр Плоткин в декабре 1942 года на фронте]
- [foto.mail.ru/mail/medvedjuli/625/636.html Могила А. В. Высоцкого на Ваганьковском кладбище]
Восходящая генеалогия семьи Высоцких[29]
- Пробанд
- Родители
Женитьба — 5 августа 1915 года в Киеве
- Вольф Шлиомович (Шлёмович) Высоцкий (25 апреля 1889, Брест-Литовск — 14 марта 1962, Москва).[30] Братья: Леон Соломонович (Лейб(иш) Шлиомович) Высоцкий (1886—1974), Исаак Шлиомович Высоцкий (1908—1978), сестра: Малка (Маня) Шлиомовна Высоцкая (в замужестве Дуксина, 1890—1942, расстреляна нацистами в гетто в Жабинке под Брестом[31]).[32][33][34]
- Дора (Двойра, Дебора)[35] Овсеевна (Евсеевна) Бронштейн (с 1941 года во втором браке — Дарья Алексеевна Семененко; 28 ноября 1891, согласно записи в раввинской книге — 10 мая 1970).[36][37]
- Дедушки и бабушки
- Шлойме (Шлиом, Шлойма) Гершевич Высоцкий (1860, Селец — 13 (26) мая 1916, Екатеринослав) — селецкий мещанин (местечко Сельце Пружанского уезда Гродненской губернии, ныне деревня Селец Березовского района Брестской области Белоруссии),[38][39] по профессии стеклодув, и Хаша-Фейга (Хася-Фейга) Лейбовна Бульковштейн[40] (ум. 27 ноября 1939, Киев)[41]
- Овсей-Гешель (Овши-һешл) Хаим-Мордкович Бронштейн («кременецкий мещанин», 1862—1900) — выпускник житомирского еврейского учительского института, с 1887 года преподаватель житомирского казённого еврейского училища и Раиса Акимовна Райх (вторым браком замужем за врачом Львом Григорьевичем Левиным, 1870—1938)
- Прадедушка и прабабушка[42]
Примечания
- ↑ Среди близких известный также под своим еврейским именем Боба
- ↑ Песня «Здравствуйте, моё почтенье» (слова С Вэлвэлом завёл я дружбу). Вэлвл — уменьшительно-ласкательное от полного имени Вольф (идиш).
- ↑ [bk-brest.by/ru/57/history/1380/ Дед Владимира Высоцкого был личностью артистической]: ныне Zespół Szkół Ekonomicznych im. Augusta i Juliusza Vetterów w Lublinie
- ↑ [www.jewukr.org/observer/eo2003/page_show_ru.php?id=390 О Киевском коммерческом институте]
- ↑ [drugieberega.com/2005/1/vysodessa Е. Митницкий «Высоцкий и Одесса»]
- ↑ [geno.ru/news/5093/ Корни Владимира Высоцкого — в Бресте]
- ↑ Вольф Шлиомович Высоцкий был коммерческим директором московского завода «Новый мыловар».
- ↑ [www.iremember.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=524&Itemid=21 Воспоминания А. Ф. Собакина]
- ↑ [www.red-army.ru/creative/?a=breakthrough&id=29 Лето 1949 года, Германия, Фюрстенвальд, Футбол, ЦДКА, Товарищеский матч]
- ↑ [militera.lib.ru/memo/russian/slavnov_vp/01.html Воспоминания В. П. Славнова (часть 1, Москва: Воениздат, 1984)]
- ↑ [militera.lib.ru/memo/russian/slavnov_vp/03.html Воспоминания В. П. Славнова (часть 3)]
- ↑ В сохранившихся фонограммах Владимира Высоцкого А. В. Высоцкий обыкновенно фигурирует как «дядя Лёша».
- ↑ [www.bulvar.com.ua/arch/2010/29/4c45d3a223265/ Интервью с Ирэной Высоцкой в «Бульваре Гордона»]
- ↑ [www.moscowuniversityclub.ru/home.asp?artId=8712 Интервью с И. А. Высоцкой]
- ↑ [v-vysotsky.com/statji/2007/Vysotskye_v_Gajsine/text.html Высоцкие в Гайсине]
- ↑ [books.google.com/books?id=PUq6AAAAQBAJ&pg=PT331&lpg=PT331&dq= И. А. Высоцкая «Мой брат Владимир Высоцкий»]
- ↑ [www.bulvar.com.ua/arch/2009/4/498088ae245e8/ Интервью с Людмилой Яременко]
- ↑ Сын сестры матери, Елены (в семье Лёли) Львовны Левиной. Согласно некоторым источникам, А. В. Высоцкий и П. Л. Леонидов — не двоюродные, а троюродные братья.
- ↑ [7days.ru/caravan-collection/2012/4/irena-vysotskaya-moy-znamenityy-brat/12.htm Ирэна Высоцкая «Мой знаменитый брат»]
- ↑ [vaizdai.libis.lt/vaizdas/knygos/rusu/a/162822.png?w=610&h=374 «И пусть наступит утро». Выходные данные]
- ↑ [img-fotki.yandex.ru/get/5102/yusup488.33/0_30bc7_70d35e6d_L.jpg Обложка книги А. В. Высоцкого «Весна в Берлине»]
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie47011132/ Память народа: Документ о награде: Высоцкий Алексей Владимирович, Орден Красного Знамени]. pamyat-naroda.ru. Проверено 21 декабря 2015.
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie18412925/ Память народа: Документ о награде: Высоцкий Алексей Владимирович, Орден Отечественной войны II степени]. pamyat-naroda.ru. Проверено 21 декабря 2015.
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie18382358/ Память народа: Документ о награде: Высоцкий Алексей Владимирович, Орден Красной Звезды]. pamyat-naroda.ru. Проверено 21 декабря 2015.
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie1530884770/ Память народа: Документ о награде: Высоцкий Алексей Владимирович, Медаль «За оборону Одессы»]. pamyat-naroda.ru. Проверено 21 декабря 2015.
- ↑ 1 2 [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie27942591/ Память народа: Документ о награде: Высоцкий Алексей Владимирович, Орден Красного Знамени]. pamyat-naroda.ru. Проверено 21 декабря 2015.
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie31747915/ Память народа: Документ о награде: Высоцкий Алексей Владимирович, Орден Отечественной войны I степени]. pamyat-naroda.ru. Проверено 21 декабря 2015.
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie1550451495/ Память народа: Документ о награде: Высоцкий Алексей Владимирович, Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]. pamyat-naroda.ru. Проверено 21 декабря 2015.
- ↑ Составлена в значительной мере на основе исследований киевских краеведов Вадима Ткаченко и Михаила Кальницкого (см. Ирэна Высоцкая. «Мой брат Высоцкий. У истоков» — Москва: Ризалт, 2005 и 2008).
- ↑ [www.interesniy.kiev.ua/old/7137/7143/8216/vysotskiy М. Кальницкий «Высоцкий с Воровского»]
- ↑ Все члены разветвлённой семьи Высоцких в Бресте и Радоме были казнены оккупантами в начале Великой Отечественной войны (см. Холокост), за исключением одной из дочерей Малки Высоцкой Шули (Сони) Дуксиной (1920—2011), находившейся в описываемое время на учёбе в Минске и эвакуированной в Саратов.
- ↑ [www.interlit2001.com/roschina-1.htm М. Рощина о двоюродной сестре А. В. Высоцкого Суламифи Дуксиной]
- ↑ [mycityua.com/articles/people/2009/02/06/100723.html Интервью с двоюродным братом А. В. Высоцкого — харьковским физиком Михаилом Исааковичем Высоцким (род. 1933)]
- ↑ [sem40.ru/index.php?newsid=219362 Памяти Шуламит Дуксиной]
- ↑ Варианты одного имени. Названа в честь бабушки — Двойры Мойшевны Бронштейн.
- ↑ После немецкой оккупации Киева Дора Овсеевна Бронштейн была спасена соседями Мельниченко, скрывшими её национальность, и её вторым мужем Г. Л. Семененко (расписалась с ним 20 октября 1941 года по новым документам на имя Дарьи Алексеевны Семененко; [www.interesniy.kiev.ua/old/history/sovetskiy_kiev/25007 см. «Киев помнит своего Владимира Высоцкого»] и [www.trud.ru/issue/article.php?id=200610171920802 История киевской бабушки Высоцкого], [www.business.ua/pix/i23/23181.gif также — фотография Доры Высоцкой с сыном Семёном).]
- ↑ Младшая сестра Доры Овсеевны Лёля (Елена Львовна Левина) — дочь видного врача-терапевта, консультанта лечсанупра Кремля Льва Григорьевича Левина.
- ↑ [maiak.by/?p=11893 Селецкие Высоцкие (газета «Маяк»)]
- ↑ [www.jewish.ru/news/cis/2010/03/news994283255.php Еврейские предки Высоцкого происходят из Брестской области]
- ↑ Фамилия Бульковштейн происходит от названия местечка Бульково соседнего Кобринского уезда той же Гродненской губернии (ныне также в Брестской области Республики Беларусь)
- ↑ [news.webshots.com/photo/1179180268040263861LXIdUM Надгробный памятник Х. Л. Высоцкой (Бульковштейн), Л. С. и Ю. О. Высоцких на Берковецком кладбище в Киеве]
- ↑ Эти имена подтверждены документально. По отчествам можно предположить имена ещё трёх прадедов: Герш Высоцкий, Лейб Бульковштейн и Аким Райх. Упоминания о Высоцких встречаются в [cpsa.info/general/kahal1838_voters.htm еврейских избирательных списках Пружанского уезда] 1837 года, а также в более поздних списках (см. напр. [cpsa.info/general/kahal1838_voters.htm 1], [www.jewishgen.org/belarus/1837_rabbi_voter_list.htm 2], [www.pruzhanydistrict.com.ar/voitiers/voitiers.html 3], [www.jewishgen.org/belarus/dido/dido.php?GuberniaMax=Grodno&SurnameKind=Starts+with&SurnameMax=&UyezdMax=&offset=14601 4]).
- ↑ [bk-brest.by/ru/29/favourites/793/ «Родом из Брест-Литовска: фамильное древо Владимира Высоцкого». Брестский курьер, 17 июля 2010]
Отрывок, характеризующий Высоцкий, Алексей Владимирович
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.
Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Журналисты по алфавиту
- Журналисты СССР
- Родившиеся 18 июля
- Родившиеся в 1919 году
- Родившиеся в Киеве
- Умершие 28 октября
- Умершие в 1977 году
- Умершие в Москве
- Кавалеры ордена Красного Знамени
- Кавалеры ордена Отечественной войны I степени
- Кавалеры ордена Отечественной войны II степени
- Кавалеры ордена Красной Звезды
- Награждённые медалью «За оборону Одессы»
- Награждённые медалью «За оборону Севастополя»
- Награждённые медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Выпускники факультета журналистики МГУ
- Выпускники вузов Ужгорода
- Артиллеристы Великой Отечественной войны
- Русские писатели XX века
- Писатели СССР
- Владимир Высоцкий
- Участники советско-финской войны (1939—1940)
- Похороненные на Ваганьковском кладбище
