Осенняя выставка произведений ленинградских художников 1960 года

Осенняя выставка произведений ленинградских художников 1960 года
Каталог выставки
Место проведения:	Ленинград
Время проведения:	1960
Участники:	Е. Моисеенко, А. Мыльников, А. Самохвалов, Б. Угаров и другие.

Осенняя выставка произведений ленинградских художников 1960 года открылась в залах Ленинградского отделения Союза художников РСФСР всего через несколько месяцев после первой республиканской художественной выставки «Советская Россия». Это позволило Л. В. Мочалову назвать её «промежуточной», показывающей повседневную работу ведущих ленинградских художников, «позволяющей легче уяснить индивидуальные устремления различных авторов»..

Организация

Подготовку и организацию выставки взял на себя специально образованный выставочный комитет. Непосредственный просмотр и отбор произведений осуществляли секционные комиссии в составе наиболее авторитетных специалистов. Формированием экспозиции занималась экспозиционная комиссия. Для экспонирования были отобраны произведения живописи, скульптуры, графики, театрально-декорационного и декоративно-прикладного искусства. Издан подробный каталог выставки (составитель Л. Зорина, редактор В. Шведова).

Участники

Значимость выставки определялась уровнем экспонированных произведений и участием в ней ведущих современных ленинградских художников. Среди них были Е. Е. Моисеенко, А. Н. Самохвалов, Б. С. Угаров, Ю. Н. Тулин, В. А. Горб, А. Г. Ерёмин, И. В. Крестовский, А. С. Ведерников, В. М. Конашевич, А. Ф. Пахомов и др. Авторский коллектив многотомного биобиблиографического словаря «Художники народов СССР» включил упоминание об участии в осенней выставке 1960 года в десятки статей о ленинградских художниках. В 2006 году авторы альманаха «Время перемен. Искусство 1960—1985 в Советском Союзе», подготовленного ГРМ, включили выставку в число наиболее значимых событий художественной жизни СССР 1960 года.

В разделе живописи экспонировались произведения 167 авторов, в том числе работы Ивана Абрамова, Петра Альберти, Евгении Антиповой, Таисии Афониной, Николая Бабасюка, Всеволода Баженова, Николая Баскакова, Якова Бесперстова, Ольги Богаевской, Льва Богомольца, Сергея Бузулукова, Златы Бызовой, Ивана Варичева, Василия Викулова, Ростислава Вовкушевского, Эдварда Выржиковского, Николая Галахова, Якова Голубева, Владимира Горба, Абрама Грушко, Александра Гуляева, Кирилла Гущина, Германа Егошина, Алексея Еремина, Николая Есалова, Михаила Железнова, Вячеслава Загонека,Рубена Захарьяна, Нины Ивановой, Елены Ивановой-Эберлинг, Михаила Канеева, Рудольфа Карклина, Марии Клещар-Самохваловой, Михаила Козелла, Марины Козловской, Бориса Корнеева, Александра Коровякова, Елены Костенко, Николая Кострова, Анны Костровой, Бориса Котика, Геворка Котьянца, Ярослава Крестовского, Ивана Лавского, Олега Ломакина, Веры Любимовой, Ефима Ляцкого, Дмитрия Маевского, Никиты Медовикова, Лидии Миловой, Алексея Можаева, Евсея Моисеенко, Андрея Мыльникова, Николая Мухо, Петра Назарова, Веры Назиной, Михаила Натаревича, Самуила Невельштейна, Дмитрия Обозненко, Сергея Осипова, Лии Островой, Филарета Пакуна, Пен Варлена, Бориса Петрова, Николая Позднеева, Степана Привиденцева, Виктора Прошкина, Владимира Прошкина, Валентины Рахиной, Виктора Рейхета, Семена Ротницкого, Марии Рудницкой, Николая Рутковского, Ивана Савенко, Глеба Савинова, Владимира Саксона, Александра Самохвалова, Александра Семенова, Арсения Семенова, Елены Скуинь, Фёдора Смирнова, Александра Соколова, Александра Столбова, Игоря Суворова, Елены Табаковой, Георгия Татарникова, Виктора Тетерина, Николая Тимкова, Владимира Токарева, Юрия Тулина, Бориса Угарова, Дмитрия Филиппова, Николая Фурманкова, Юрия Шаблыкина, Бориса Шаманова, Лидии Шарлемань, Александра Шмидта и других художников

В разделе скульптуры экспонировались произведения 44 авторов, в том числе работы Моисея Вайнмана, Ии Венковой, Гавриила Гликмана, Николая Дыдыкина, Юрия Жмаева, Бориса Каплянского, Николая Кочукова, Игоря Крестовского, Юрия Лоховинина, Марии Литовченко, Юрия Лоховинина, Наума Могилевского, Владимира Петрова, Бориса Пленкина, Константина Симуна, Василия Стамова, Киры Суворовой, Марии Харламовой и других ленинградских скульпторов.

В разделе графики экспонировались произведения 84 авторов, в том числе Ивана Астапова, Давида Боровского, Марии Бутровой, А. С. Ведерникова, Владимира Ветрогонского, Василия Власова, Соломона Гершова, Василия Звонцова, Владимира Конашевича, Анатолия Каплана, Николая Кострова, Анны Костровой, Валентина Курдова, Веры Матюх, Людмилы Милорадович, Лии Островой, Татьяны Острогорской, Алексея Пахомова, Пен Варлена, Валентины Петровой, Виктора Слыщенко, Вадима Смирнова, Веры Фирсовой, Ивана Харкевича и других ленинградских графиков.

Произведения

На выставке экспонировались произведения всех жанров, созданные ленинградскими художниками в основном в 1960 году. Все работы показывались впервые. Многие из них впоследствии были приобретены художественными музеями, Художественным фондом РСФСР, отечественными и зарубежными галереями и коллекционерами.

Жанровая картина была представлена работами «Атомный ледокол "Ленин" на Неве» О. Бетехтина, «Чайхана» И. Зисмана, «Базар в Бухаре» В. Каволина, «Перерыв» и «Свинарки» О. Ломакина, «Стройка» Н. Мухо, «На прогулку» и «Свидание» М. Натаревича, «Кафе Гурзуф» А. Самохвалова, «Стирка» В. Токарева, «Колхозная лесопилка» Н. Фурманкова, «На эстакаде Братской ГЭС» Б. Хоменко, «В освобожденном Новгороде» Т. Шевченко и другими.

Портрет современника был представлен работами «Саша» О. Десницкой, «Портрет студентки» М. Железнова, «Верочка» М. Клещар-Самохваловой, «Катенька» Е. Костенко, «Девочка из Переяславля» и «Старый рыбак» Анны Костиной, «Портрет учительницы с дочерью» Г. Котьянца, «Прокатчик» Д. Маевского, «Наташа» и «Портрет жены» Е. Моисеенко, «Верочка у окна» А. Мыльникова, «Наденька» В. Назиной, «Портрет подручного горнового» В. Рейхета, «Партизан Василий Иванович» С. Ротницкого, «Девочки» Е. Табаковой, «Таня» Б. Угарова и др.

Пейзажная живопись ленинградских художников была представлена работами «Река Лейлупе» И. Абрамова, «На озере Сенеж» П. Альберти, «На реке Ждановке» Т. Афониной, «В лесу» и «Сумерки» Вс. Баженова, «У переправы» Н. Галахова, «Весной» и «Февраль» А. Грушко, «Октябрь» и «Лесное озеро» А. Еремина, «Байкал», «Берег Ангары», «Снег пошел» В. Загонека, «Ленинградский дворик» М. Канеева, «Зимний этюд» М. Козелла, «Карелия. Пейзаж» М. Козловской, «К вечеру» Б. Корнеева, «Кронверский пролив» А. Коровякова, «Старые дома» Я. Крестовского, «Мостик», «Лодки», «На Волхове» С. Осипова, «Зимняя стоянка барж» Б. Петрова, «Домик у дороги» и «Весенний этюд» Н. Позднеева, «Тропинка» М. Рудницкой, «Сентябрь на Урале» И. Савенко, «После дождя» А. Семёнова, «Весенний мотив», «Заводской мотив», «Река Фонтанка» Арс. Семёнова, «Дымы Магнитки» А. Соколова, «Канал Грибоедова», «Мост Строителей», «Тучков мост» И. Суворова, «Исаакиевская площадь», «Швейцария. Сен-Готардское ущелье» Г. Татарникова, «Зимний пейзаж с половичками» В. Тетерина, «Вишня цветет», «Первый снег» Н. Тимкова, «Выборгская строится» Ю. Тулина и др.

Жанр натюрморта был представлен работами «Ирисы», «Полевой букет» Е. Антиповой, «Цветы весенние» и «Фрукты» В. Белаковской, «Натюрморт» О. Богаевской, «Зимний натюрморт» Р. Вовкушевского, «Сирень» М. Давидсон, «Натюрморт» Г. Котьянца, «Жасмин» Лидии Миловой, «Фрукты. Натюрморт» Е. Скуинь, «Натюрморт с земляникой» В. Соколова, «Малапе. Натюрморт», «Подснежники и лимоны» В. Тетерина, «Натюрморт» В. Токарева, «Цветы и фрукты» Д. Филиппова и др.

Критика

Развёрнутую рецензию на выставку поместил журнал «Творчество». В статье «О чём говорит выставка» Л. В. Мочалов остановился на успехах и неудачах отдельных художников и выставки в целом. Автор выделяет «Натюрморт» Ольги Богаевской за «свежий и непосредственный» взгляд на композицию. "Чистые, „откровенные“ краски художницы хочется назвать весенними, юными. Эта радость, удивление перед самыми скромными дарами природы, обычными вещами и есть мироощущение художника". Позднее эта работа вошла в собрание ГРМ. К удачам выставки Мочалов относит портреты А. Костиной, Е. Моисеенко, пейзажи Ю. Тулина, С. Осипова, А. Семенова, В. Загонека, "возбуждённо-радостные, сочные по цвету" натюрморты В. Тетерина. Ниже своих возможностей, по мнению автора, выступили такие талантливые художники, как А. Мыльников, Дмитрий Обозненко, Владимира Токарев, Германа Егошин, Б. С. Угаров.

Обзор раздела живописи наводит автора "на некоторые размышления". В раскрытии темы современности даже лучшие работы пока лишь только "подступы к решению проблемы". У некоторых художников, обращающихся к наследию мастеров прошлого, "учёбу трудно отделить от эпигонства". В целом, по его мнению, осенняя выставка получилась "свежее и безыскусственнее" предыдущей, на которой преобладали договорные картины, в том числе свыше 50 полотен своей площадью превышали репинских «Бурлаков». Но сколько из них остались в памяти через год, задаётся вопросом автор? Конечно, в небольшой картине легче сохранить свежесть и непосредственность первого впечатления. Вместе с тем, пишет Мочалов, "становится ясно, что большинство произведений написано не с той творческой волей и целеустремлённостью, которых можно ожидать от их авторов".

Ссылку на осеннюю выставку 1960 года и подробное описание экспонировавшейся там работы А. Самохвалова «Кафе Гурзуф», встречаем в 2013 году у Sotheby’s. В описании картины отмечается талантливо переданное настроение оптимизма и радости, характерные для периода хрущёвской «оттепели», а также изображённые на картине реальные действующие лица – сам автор, его жена художница М. А. Клещар-Самохвалова (1915-2000), художник Е. Кибрик (1906-1978), ученик П. Филонова и друг А. Самохвалова, а также его жена художница Лидия Тимошенко (1903-1976).

Ссылки на осеннюю выставку 1960 года и экспонированные на ней работы встречаем во многих монографиях и статьях, посвящённых творчеству ленинградских художников. Так, С. В. Кудрявцева в монографии о Юрия Тулине отмечает его участие в выставке и пейзаж 1960 года "Выборгская строится", в котором художнику удалось создать "обобщённый образ современного города". В каталоге персональной выставки Марины Козловской 1984 года встречаем описание её работ «Вечер» и «Карелия. Пейзаж» с указанием, что они экспонировались на осенней выставке произведений ленинградских художников 1960 года. В каталоге персональной выставки Б. С. Угаров 1982 года встречаем описание его работ «Псков» (приобретёна Омским музеем изобразительных искусств), «Зимка», «Таня. Портрет дочери», впервые показанных на осенней выставке 1960 года.

Ссылки

• [www.pv-gallery.ru/information/8480/?PAGE=1 Л. В. Мочалов. О чём говорит выставка // Творчество. Вып.2. — М., 1961, С.4 – 6.]

Литература

• Выставка произведений ленинградских художников 1960 года. Каталог. — Л: Художник РСФСР, 1963. — 64 С.
• Л. В. Мочалов. О чём говорит выставка // Творчество. Вып.2. — М., 1961, С.4 — 6.
• Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Т.1. — М: Искусство, 1970. — С.30, 36, 119, 165, 236, 246, 257, 261, 299, 333, 389, 392, 419, 435.
• Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Т.2. — М: Искусство, 1972. — С.103, 134, 160, 168, 245, 265, 308, 329, 365, 393.
• Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Т.4. Кн.1. — М: Искусство, 1983. — С.35, 58, 74, 84, 98, 145, 178, 258, 321, 454, 456, 586.
• С. В. Кудрявцева. Юрий Нилович Тулин. — СПб: Художник РСФСР, 1992.
• Время перемен. Искусство 1960—1985 в Советском Союзе / Альманах. Вып.140. — СПб: Palace Editions, 2006. — C. 374.
• С. В. Иванов. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа. — СПб: НП-Принт, 2007. — С.393, 416.
• Юбилейный Справочник выпускников Санкт-Петербургского академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина Российской Академии художеств. 1915—2005. — СПб: Первоцвет, 2007.

Отрывок, характеризующий Осенняя выставка произведений ленинградских художников 1960 года

Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом: