Высший совет Вооружённых сил

Высший совет Вооружённых сил
Герб Египта используемый президентом и ВС
Общая информация
Страна	Египет Египет (АРЕ)
Дата создания	1952 год (в 2011—2012 годах временный высший орган государственной власти)
Вышестоящее ведомство	Президент Египта (до 2011, с 2012)
Штаб-квартира	Каир
Председатель и министр обороны	Седки Собхи

Высший совет Вооружённых сил (араб. المجلس الأعلى للقوات المسلحة‎) — временный высший орган государственной власти в Арабской Республике Египет (АРЕ) с 11 февраля 2011 года по 30 июня 2012.

Наименование

В египетских правительственных источниках употребляется наименование Высший совет Вооружённых сил (араб. المجلس الأعلى للقوات المسلحة‎ — аль-Маджлис аль-'Аля лиль-Кувват аль-Мусаллахах, англ. the Supreme Council of the Armed Forces, англ. Armed Forces Supreme Council). В русскоязычных источниках встречаются также следующие варианты названия: Высший совет Вооружённых сил Египта, Верховный совет Вооружённых сил, Верховный совет Вооружённых сил Египта, Высший военный совет, Высший военный совет Египта. В нескольких публикациях от 15 февраля 2011 года был назван Высшим советом военного командования Вооружённых сил Египта. В англоязычных средствах массовой информации Совет называют the Supreme Council of the Armed Forces, the Supreme Council of the Egyptian Armed Forces, Armed Forces Supreme Council, Egyptian Armed Forces Supreme Council, EAF Supreme Council, Egypt’s Supreme Council of the Armed Forces, а также Egypt’s military supreme council.

Функции и состав Совета до Египетской революции 2011 года

До того, как взять в свои руки временное управление страной, данный орган находился в подчинении Президента Египта. Совет изначально являлся чисто военным и был создан 1952 году в целях координации деятельности родов войск Вооружённых сил (ВС) АРЕ во время чрезвычайных ситуаций. До Египетской революции 2011 года состоял из высших военных офицеров египетской армии, в том числе министра обороны АРЕ, его заместителя, начальника генерального штаба ВС АРЕ, главнокомандующих отдельными родами войск, командующих военными округами страны и их заместителей. Совет в своём первоначальном виде не собирался регулярно. Фактически его заседания проводились лишь 3 раза во время ряда чрезвычайных событий — двух последних войн с Израилем (Шестидневной войны 1967 года и Войны Судного дня 1973 года), а также 9 февраля 2011 года — во время Египетской революции 2011 года.

Состав Совета после 11 февраля 2011 года

Первоначально военные власти сохранили последний состав действовавшего при Мубараке правительства во главе с Ахмедом Шафиком, ставшим временно исполняющим обязанности премьер-министра вплоть до следующих выборов. Однако 3 марта 2011 года правительство Египта подало в отставку, перед тем как оставить пост главы кабинета, Ахмед Шафик своим приказом поручил сформировать новое правительство Эссаму Шарафу (лишь 21 июля 2011 года оно, значительно обновлённое, было приведено к присяге). Кроме того, глава временного правительства, а также бывший вице-президент страны были включены в состав Совета. Состав Высшего совета Вооружённых сил (с учётом О. Сулеймана):

1. генерал-фельдмаршал Мохамед Хуссейн Тантави — председатель Совета, министр обороны и военной промышленности АРЕ, фактически временный глава Египта и верховный главнокомандующий; отправлен в отставку с поста министра обороны и председателя Совета летом 2012, назначен советником президента;
2. генерал-полковник Абдул Фатах Халил ас-Сиси — председатель Совета с 12 августа 2012 по 27 марта 2014 года, министр обороны и военной промышленности АРЕ, верховный главнокомандующий Египта ,с 1 июня 2014 -президент Египта;
3. генерал-лейтенант Сами Хафез Анан — вице-председатель Совета (с 21 июня 2012 вр. и. о.), начальник генерального штаба Вооружённых сил АРЕ; отправлен в отставку с поста вице-председателя Совета и начальника генштаба летом 2012 года;
4. генерал-лейтенант Седки Собхи — вице-председатель ВСВС АРЕ (с 12 августа 2012), начальник генерального штаба Вооружённых сил АРЕ;
5. генерал-лейтенант Омар Сулейман — бывший вице-президент АРЕ и бывший руководитель Службы общей разведки АРЕ. Умер 19 июля 2012;
6. маршал авиации Камаль аль-Ганзури — председатель переходного правительства АРЕ (до лета 2012); в августе 2012 года назначен советником президента Мухаммеда Мурси;
7. генерал Мохсен Эль-Фанагри — заместитель министра обороны и военной промышленности АРЕ (до 21 июля 2011 года — вр. и. о. заместителя министра);
8. маршал авиации Реда Махмуд Хафез Мохамед — главнокомандующий ВВС АРЕ;
9. вице-адмирал Мохаб Мамиш — главнокомандующий ВМС АРЕ;
10. генерал-лейтенант Абд Эль Азиз Сеиф-Элдин — командующий силами ПВО АРЕ;
11. генерал Мохаммед Абдель Наби — командующий Пограничных войск АРЕ;
12. генерал Мохаммед Хегази — командующий Третьей полевой армией АРЕ;
13. генерал Исмаил Осман — директор отдела генерального штаба по моральной обороне Родины (департамента генерального штаба по нравственности);
14. генерал Хассан Эль-Рвини — командующий Центральным военным округом АРЕ;
15. командующий Северным военным округом АРЕ;
16. командующий Южным военным округом АРЕ;
17. командующий Западным военным округом АРЕ;
18. заместитель командующего Центральным военным округом АРЕ;
19. заместитель командующего Северным военным округом АРЕ;
20. заместитель командующего Южным военным округом АРЕ;
21. заместитель командующего Западным военным округом АРЕ.

Кроме того, в марте и июле 2011 года сообщалось о представителе ВСВС — генерал-майоре Махмуде Шахине, который, по некоторым данным, также является членом Совета и, видимо, выступает в роли пресс-секретаря этого органа.

Деятельность Совета в качестве временного высшего органа государственной власти Египта

Начало деятельности Совета в качестве высшего органа государственной власти

11 февраля 2011 года под давлением митингующей оппозиции президент Египта Хосни Мубарак подал в отставку. Вопреки Конституции АРЕ он, ссылаясь на чрезвычайные обстоятельства, сложившиеся в стране, передал всю полноту государственной власти не спикеру Парламента Египта, и не вице-президенту Омару Сулейману, должность которого была воссоздана за несколько дней до этого, а Высшему военному совету во главе с министром обороны. В результате временным главой египетского государства (а фактически и правительства) стал председатель Совета.

Взявший власть в свои руки Совет сделал ряд заявлений, в том числе, о намерении приостановить законы о чрезвычайном положении, действовавшие последние 30 лет, провести свободные и справедливые президентские выборы, осуществить безопасный переход к демократическому правлению в стране. 13 февраля новое военное руководство Египта объявило, что останется у власти в течение 6 месяцев, или до срока проведения новых президентских и парламентских выборов (так называемый «переходный период»). Совет пообещал восстановить безопасность и порядок в стране, а также инициировать экономические процессы. Позже в тот же день военные власти приостановили действие конституции и распустили обе палаты парламента, представители Совета заявили о создании специального юридического комитета — Конституционной комиссии для разработки нового Основного закона страны. 19 февраля Совет пообещал отменить закон о чрезвычайном положении в стране в ближайшие 6 месяцев. В отношении ряда высших чиновников времён правления Мубарака были начаты расследования, в частности, по подозрению в растрате государственных средств. В конце февраля Генеральная прокуратура Египта запретила Мубараку выезд из страны и заморозила средства на его счетах, экс-президенту стали грозить обвинения в коррупционных преступлениях. 7 марта глава Высшего совета Тантави привёл к присяге новое переходное правительство страны, которое возглавил (с 3 марта) Эссам Шараф (оно приступило к работе на следующий день, но к присяге было приведено лишь 21 июля, при этом 12 прежних министров были отправлены в отставку).

Конституционная реформа и подготовка к выборам

26 февраля новые власти Египта поддержали предложенные Конституционной комиссией поправки к египетской конституции, предусматривающие сокращение срока полномочий президента страны с шести до четырёх лет, а также запрет занимать президентский пост более двух сроков, соответствующие поправки было решено вынести на общенациональный референдум, который планировалось провести накануне выборов в парламент и президентских выборов (они должны состояться через шесть месяцев). 2 марта временные власти Египта встретились с лидерами общественности, чтобы обсудить варианты перехода к гражданскому правлению, на встрече также присутствовал один из лидеров оппозиционных сил — бывший глава МАГАТЭ, лауреат Нобелевской премии мира Мохаммед аль-Барадеи, выступающий за проведение реформ, встречу вёл руководитель Высшего совета Вооружённых сил страны Мохаммед Хуссейн Тантави.

19 марта Высший совет Вооружённых сил провёл в Египте референдум по конституционной реформе, цель которого — создать политический климат для проведения парламентских и президентских выборов в сентябре 2011 года. В числе 9-ти поправок в конституцию, которые были предложены голосующим: сокращение президентского срока с 6-ти до 4-х лет, запрет на занятие президентского поста одним и тем же человеком более двух сроков подряд, разрешение выдвигаться на пост президента кандидатам не моложе 40 лет, родители которых — граждане Египта, значительное упрощение действовавшей крайне запутанной многоступенчатой процедуры выдвижения в президенты, ограничение полномочий президента (в частности, лишение его возможности использовать чрезвычайные полномочия), передача порядка введения и продления режима чрезвычайного положения в Египте под общественный контроль (краткосрочный режим ЧП должен будет одобрять парламент, а долгосрочный — утверждаться на референдуме), конституционную норму, предусматривавшую состояние чрезвычайного положения было предложено отменить. Исламское движение «Братья-мусульмане» выразило поддержку предложенной временными военными властями конституционной реформы, в то время как сторонники египетского демократического движения посчитали, что предложенные поправки в основной закон недостаточны для реформирования политической системы Египта, так как стране необходима новая конституция. На референдуме за поправки проголосовали 77,2% избирателей при явке в 41,9%, хотя предварительно сообщалось о беспрецедентно высокой явке — не менее чем 70 %.

На основании результатов проведённого референдума, Высший совет Вооружённых сил 23 марта объявил, что в Египте вступила в силу временная обновлённая конституция, и теперь появилась возможность начать подготовку к проведению парламентских и президентских выборов, было объявлено также, что временная конституция будет в силе до избрания нового парламента, который разработает проект нового основного закона. Между тем, согласно более позднему сообщению, изменённый Основной закон был опубликован лишь 30 марта, он будет действовать до избрания легитимных органов власти и содержит поправки, принятые на референдуме. 28 марта военные власти Египта сообщили, что режим чрезвычайного положения в стране в преддверии парламентских выборов, намеченных на сентябрь, будет снят, а президентские выборы состоятся в октябре или ноябре.

16 апреля Высший административный суд Египта вынес решение о роспуске бывшей правящей в стране Национально-демократической партии, всё имущество которой, включая денежные средства, здание штаб-квартиры и другую принадлежащую ей недвижимость, должно быть передано государству. 6 июня египетский комитет по делам партий одобрил создание 30 апреля Партии свободы и справедливости — политического крыла движения «Братья мусульмане», новая партия заявила о намерении принять участие в предстоящих парламентских выборах, по словам её генерального секретаря Мухаммеда Саада аль-Кататни, число членов партии уже составило 9 тысяч, также он особо подчеркнул, что заместителем главы этой политической организации назначен копт Рафик Хабиб. Эта партия стала второй созданной в Египте после окончания антиправительственной борьбы в январе-феврале 2011 года.

Между тем, экс-глава МАГАТЭ, обладатель Нобелевской премии мира и один из главных претендентов на президентские кресло Египта М. эль-Барадеи 13 июня заявил, о своих сомнениях в том, что он будет бороться за пост президента АРЕ, он отметил, что в стране недостаточно обсуждений о будущем египетского государства, и он не удовлетворён тем, как военное правительство управляет переходным периодом в Египте, поскольку решения о будущем страны принимаются «наобум». Однако 26 июня Тантави в ходе беседы с американскими сенаторами Джоном Маккейном и Джоном Керри подтвердил, что высшее военное руководство Египта готово передать власть выборной гражданской администрации как можно скорее. Кроме того, 4 июля глава временного правительства АРЕ Э. Шараф во время своего визита в ОАЭ также подтвердил, что парламентские выборы в Египте пройдут в конце сентября 2011 г., как и было запланировано в соответствии с нормами обновлённой конституции, а затем последуют президентские; разговоры о необходимости отсрочить выборы возникали в Египте лишь из-за опасения, что к власти могут прийти радикальные исламистские партии, например, «Братья-мусульмане», или же вернутся представители Национально-демократической партии, которую возглавлял бывший президент Х. Мубарак.

8 июля генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун призвал Египет провести справедливые и прозрачные выборы, также он призвал руководство страны ускорить судебные разбирательства в отношении тех, кто несёт ответственность за убийства мирных граждан. 20 июля военные власти Египта обнародовали новый закон о выборах, не допускающий иностранных наблюдателей на выборы президента страны, как пояснил генерал-майор Махмуд Шахин, представитель Высшего совета вооружённых сил Египта, иностранных наблюдателей не будет из-за того, что новые власти стремятся «сохранить суверенитет государства», он добавил, что наблюдатели из Египта на выборы допущены будут, а точная дата голосования будет сообщена к концу июля 2011 года, также М. Шахин отметил, что общий надзор за выборами будут осуществлять судебные органы, а не МВД, как это было ранее.

11 августа официальный представитель кабинета министров Египта Мухаммед Хигязи заявил, что власти намерены отменить режим введённого ещё в 1981 году чрезвычайного положения до выборов в парламент, которые должны состояться в ноябре 2011 году, он уточнил, что это решение принято с целью обеспечить «честные и свободные выборы». Между тем, 13 августа после того, как высокопоставленный чиновник египетского правительства заявил, что вскоре Военный совет изложит некоторые основные принципы того, кто имеет право принять участие в разработке проекта новой конституции, египетская исламистская организация «Братья мусульмане» выступила с заявлением, в котором предупредила Совет не вмешиваться в процесс создания новой государственной конституции, подобное заявление стало первым официальным политическим вызовом исламистов после отстранения от власти Мубарака; временную конституцию Египта планируется заменить на новую путём принятия после президентских и парламентских выборов, по некоторым данным, для этих целей в стране вновь состоится конституционный референдум в марте 2012 года, то есть почти через год после аналогичного голосования, состоявшегося в 2011 году.

Деятельность Совета по восстановлению общественного порядка в стране

15 марта власти Египта распустили, а затем упразднили государственную службу по безопасности и расследованиям, которую долго обвиняли в многолетнем нарушении прав человека, было запланировано, что место упразднённой службы займёт Национальное подразделение безопасности, которое займется защитой внутренних дел страны и борьбой с терроризмом.

Между тем, к началу апреля 2011 года напряжение между оппозицией, требовавшей немедленного проведения реформ, и временными военными властями Египта стало нарастать, вылившись в новые акции протеста. Теперь участники выступлений стали требовать от властей проведения суда над экс-президентом Мубараком и его ставленниками (действующими и бывшими членами правительства, а также губернаторами мухафаз) по обвинению в коррупции, а среди части митингующих стали популярны призывы к уходу в отставку и самого главы Совета, который вместе со своим окружением защищает, по их мнению, экс-президента и его сторонников.

В связи с этим ВСВС пошёл на ряд уступок митингующим, выполнив некоторые из их требований. Но, в то же время, 9 апреля военные власти заявили, что будут продолжать применять силу для освобождения площади Тахрир, «чтобы обеспечить возврат к нормальной жизни» в Египте, в тот же день площадь была обнесена колючей проволокой и закрыта для проезда, а 42 человека (в том числе 3 иностранца) были арестованы по подозрению в организации незаконных акций протеста.

Ещё 28 марта в Египте был сокращён срок действия комендантского часа до 3-х часов, начиная с 28 марта 2011 г. (в момент своего введения 28 января 2011 г. он действовал 6 часов), теперь комендантский час стал действовать с 2 до 5 часов утра по местному времени (с 4 до 7 утра мск). С 15 июня комендантский час по решению египетских властей был отменён.

21 апреля египетский суд принял решение переименовать все названные в честь Хосни Мубарака и его супруги Сюзанны государственные объекты в стране: улицы, площади, парки, библиотеки. 8 мая Высший совет Вооружённых сил сделал заявление о том, что перед военным судом предстанут 190 арестованных в ходе межрелигиозных столкновений, произошедших в западной части Каира и его пригороде накануне (в ходе столкновений ультраконсервативных мусульман с коптами погибло 10 человек).

27 мая на каирской площади Тахрир с транспарантами «Египетская революция ещё не окончена» вновь собрались несколько тысяч человек, которые потребовали скорейшего суда над представителями свергнутого режима, ликвидации местных советов и отстранения от власти всех, кто был связан с бывшим режимом, а также призвали Высший совет Вооружённых сил ускорить проведение демократических реформ и обеспечить безопасности в стране, ситуация с которой после смены режима значительно ухудшилась.

В тот же день вооружённые представители бедуинских племён перекрыли главную автодорогу, ведущую на популярный курорт Шарм-эш-Шейх, они устроили на шоссе баррикады из горящих автомобильных покрышек и других препятствий, потребовав у властей страны освобождения из тюрем своих родственников, осуждённых во время правления Хосни Мубарака; акция протеста бедуинов привела к многокилометровой пробке, на шоссе скопились сотни автомобилей, инцидент стал угрозой туристической отрасли Египта, поэтому представители армии начали переговоры с кочевниками.

В ночь с 24 на 25 июня группа активистов организовала в Каире шествие в поддержку Хосни Мубарака, но на их пути встали противники экс-президента, люди забрасывали друг друга камнями, было повреждено несколько машин, пострадали десятки человек, беспорядки удалось прекратить лишь после вмешательства в ситуацию сотрудников сил безопасности.

Но наиболее серьёзные со времён февральских протестов столкновения демонстрантов с полицией произошли в ночь с 28 на 29 июня: акция протеста началась на площади Тахрир вечером 28 июня, в ней приняли участие около 3 тысяч человек, которые выразили недовольство отсрочкой начала судебных процессов над соратниками Хосни Мубарака и недостаточными, по их мнению, мерами, принимаемыми для наказания сотрудников сил безопасности, ответственных за смерть сотен людей во время февральской революции. Затем около здания министерства внутренних дел Египта, рядом с которым собрались семьи погибших тогда людей, начались беспорядки, митингующие стали кидать камни в здание министерства, после чего полицейские заблокировали вход в здание, в то же время, группа людей ворвалась в здание театра, где проходила церемония поминовения погибших во время революции, затем протестующие двинулись к зданию государственного телевидения, по ходу движения к ним присоединились новые люди, демонстранты скандировали: «Мы требуем смены режима».

Для разгона демонстрантов на центральной площади Каира и чтобы сдержать натиск протестующих, бросавших в полицейских камни и бутылки с зажигательной смесью, силам правопорядка пришлось использовать слезоточивый газ, к утру 29 июня, площадь Тахрир была покрыта камнями и осколками стекла. Всего в результате уличных столкновений манифестантов с силами полиции в столице Египта ранения получили свыше 1000 человек, включая 40 сотрудников правопорядка. Высший совет Вооружённых сил Египта на официальной странице в Facebook заявил, что беспорядки «призваны посеять раздор между народом и органами госбезопасности, а также дестабилизировать обстановку в стране», а глава правительства страны Э. Шараф в эфире государственного телевидения сообщил, что внимательно следит за ситуацией и ждёт подробного доклада о столкновениях.

6 июля сотни жителей египетского города Суэц вышли на демонстрации протеста против освобождения под залог бывших полицейских, обвинённых в убийстве безоружных людей во время революции, протестующие были настроены крайне агрессивно: жгли полицейские машины, пытались разграбить правительственные здания и кидали камни в полицейских, вышедших на усмирение демонстрантов.

Наконец, 8 июля в Египте (в Каире, Александрии и Суэце) прошли крупнейшие демонстрации с требованиями ускорить процесс проведения реформ и ход судебных разбирательств в отношении представителей режима Мубарака, кроме того, протестующих возмутил тот факт, что в стране до сих пор не восстановлена гражданская система судов и все дела рассматриваются военными трибуналами, которые осудили уже более 5 тысяч участников волнений, приведших к смене власти в Египте, в то время как суды оправдали 6 экс-министров бывшего режима. Всего в центре Каира в акции приняло участие несколько миллионов человек, к которым также присоединились члены влиятельного религиозно-политического движения «Братья мусульмане», митингующие разбили палаточный лагерь на площади Тахрир, заявив, что не уйдут, пока их требования не будут выполнены.

В результате, под давлением протестующих глава египетского правительства Эссам Шараф выступил 9 июля на площади Тахрир с заявлением о том, что он приказал уволить всех сотрудников полиции, причастных к убийствам демонстрантов, выступавших против режима Хосни Мубарака. А 17 июля Шараф, находясь под сильным давлением общественности, принял решение о смене 15 министров в правительстве Египта, в частности, он принял прошение об отставке министра финансов Самира Радвана и главы МИД Мохаммеда аль-Ораби, основной причиной смены которого считают его связи с представителями свергнутого режима Мубарака; в то же время, действующие министры информации, культуры, образования, внутренних дел и юстиции, чья работа вызывает острую критику граждан сохранили свои портфели. Однако в день присяги нового кабинета 21 июля (дату даже пришлось перенести из-за пониженного кровяного давления Э. Шарафа) количество министров, ушедших в отставку, было сокращено до 12-ти.

Действия властей повлияли на митингующих лишь частично, поскольку вечером 23 июля, в день 59-летней годовщины военного переворота в Египте 1952 года, порядка 10 тысяч человек организовали марш в восточный район Каира, где расположены военные объекты, в ходе шествия противники режима не раз вступали в столкновения со сторонниками действующей власти, наконец, на площади у здания министерства обороны Египта в Каире собрались около 1000 человек, вновь потребовавших от временного военного руководства страны ускорения хода демократических реформ, но спустя некоторое время на площади появилась группа молодых людей — сторонников нынешних властей с металлической арматурой и камнями в руках, они стали забрасывать камнями противников режима, в ход также были пущены бутылки с горючей смесью и ножи, в конфликт вмешалась полиция, для пресечения беспорядков сначала открывшая огонь в воздух, а затем применившая слезоточивый газ; в результате столкновений пострадали более 230 человек. Даже 3 августа, в день начала судебного процесса над Мубараком, у здания полицейской академии в Каире, где состоялись первые слушания, собрались группы сторонников и противников экс-президента, которые стали бросать друг в друга камни, палки и другие предметы, но вступить им в рукопашную не дали стоявшие между двумя группами полицейские.

11 августа власти объявили о намерении отменить режим введённого в 1981 году чрезвычайного положения в стране до ноябрьских выборов в парламент.

Между тем, 19 августа в Каире началась новая демонстрация протеста, но на этот раз, у посольства Израиля: сотни египтян блокировали высотное здание в каирском районе Докки, где расположена израильская дипмиссия, потребовав спустить израильский флаг и выслать из страны израильского посла в ответ на гибель 18 августа 3-х египетских пограничников в Синае на границе с Израилем в результате обстрела израильским вертолётом палестинских боевиков, преследуемых из города Эйлат на юге Израиля, где экстремисты устроили крупный теракт. Хотя днём демонстрация проходила достаточно мирно, к вечеру, после пятничной молитвы, демонстрантов стало значительно больше, в результате тысячи разъярённых молодых египтян сломали ограждение и попытались штурмовать здание, полиция и армия Египта преградили им путь и усилили охрану посольства, которое и без того постоянно находится под пристальным вниманием сил правопорядка, а после того, как полицейские и небольшая группа солдат перестали справляться с протестующими, устроившими демонстрацию, власти стянули бронетехнику и дополнительные армейские подразделения, полностью оцепив район волнений.

Тем не менее, вечером 20 августа акция протеста переросла в беспорядки, а один из египетских демонстрантов забрался на крышу высотного дома, где располагается посольство Израиля, сорвал и сжёг израильский флаг, установив на его место египетский, когда молодой человек спустился вниз, военная полиция попыталась арестовать смельчака, но демонстранты, встретили его как героя и носили на руках, помешав сотрудникам правопорядка. Замену флага над посольством фейерверками и криками «Да здравствует Египет!» приветствовало более тысячи демонстрантов, полиция наблюдала за их действиями, но не предпринимала никаких мер по разгону демонстрации. Более того, начавшуеся у израильского посольства демонстрацию поддержал и премьер министр Египта.

26 августа появилось сообщение о том, что египетские власти задумались над предложением радикальных исламистов запретить алкоголь и ввести дресс-код для отдыхающих, который не допустит появления в бикини даже на пляжах Красного моря, а жители Хургады и Шарм-эш-Шейха, например, заявили, что хотят, чтобы нарушителей штрафовали на 150 евро за ношение бикини, так как сами египтянки загорают в хиджабах и купаются в одежде. Представители местного турбизнеса выступили против, поскольку Египет может потерять 13 млрд долларов годового дохода, глава палаты туристических компаний Египта Хусам аш-Шаир уверен, что страна с такими условиями отдыха окажется в гордом одиночестве: «К нам просто никто не поедет», — сетует он. Но эксперты сомневаются, что эта задумка воплотится в жизнь, ведь на городских улицах Египта туристы ходят одетыми, алкоголь открыто не продаётся, гости страны одеты в купальники и употребляют спиртное только в отелях, к тому же, подобные попытки ужесточения правил поведения для гостей в стране предпринимались не раз, однако до реальных действий дело не доходило.

Расследование преступлений Хосни Мубарака и членов его семьи

28 марта было объявлено, что бывший президент Египта Хосни Мубарак и его ближайшие родственники уже пребывают под домашним арестом на территории страны, а сообщения об отъезде Мубарака в провинцию Табук Саудовской Аравии — неправда. 10 апреля Х. Мубарак и два его сына (Алаа и Гамаль) были вызваны на допрос в прокуратуру в связи с подозрениями о причастности к коррупции и гибели участников антиправительственных выступлений. Гамаль Мубарак, однако, так на него и не явился, а бывший президент страны категорически отверг все выдвинутые против него обвинения и сообщения о принадлежащих ему счетах в зарубежных банках.

12 апреля Х. Мубарак получил повестку в каирский суд по делу о расстреле участников массовых протестов и растрате бюджетных средств, однако в тот же день он был госпитализирован в больницу Шарм-эш-Шейха, между тем было объявлено, что состояние его здоровья позволяет проводить допросы по делу.

13 апреля прокуратура города Каира задержала двоих сыновей Хосни Мубарака на 15 суток для выяснения их роли в подавлении массовых протестов в дни революции. В тот же день генпрокуратурой Египта был задержан на 15 суток по делу о коррупции и сам Хосни Мубарак, было объявлено, что экс-президент будет считаться арестованным, находясь на лечении в больнице, после завершения лечения его поместят под домашний арест. 22 апреля прокуратура Египта объявила о продлении задержания Хосни Мубарака ещё на 15 суток. 24 апреля египетские власти приняли решение перевести Хосни Мубарака в тюремный госпиталь в Каире, кроме того, было объявлено о задержании двух его сыновей, а также о намерении группы египетских следователей посетить зарубежные страны, в которых могут располагаться активы бывшего президента АРЕ.

Однако 26 апреля решение о переводе Хосни Мубарака из больницы Шарм-эш-Шейха в тюремный госпиталь было отменено, поскольку это могло ухудшить его здоровье, кроме того, генеральный прокурор Египта продлил на 15 суток срок содержания под стражей двух сыновей экс-президента. 30 апреля министр юстиции АРЕ заявил, что Хосни Мубараку может грозить смертная казнь, если будет доказано, что лично он отдал приказ стрелять в демонстрантов, протестовавших против его режима.

12 мая египетские власти после трёхчасового допроса находящегося в больнице экс-президента Мубарака об источниках его состояния, уже во второй раз продлили на 15 суток срок ареста экс-лидера. 13 мая египетские власти распорядились поместить под стражу на срок 15 суток супругу Хосни Мубарака Сюзанну Мубарак после её допроса о размере состояния семьи Мубараков, однако спустя некоторое время Сюзанна Мубарак попала в реанимацию с подозрением на инфаркт, её поместили в ту же тюремную больницу в Шарм-эш-Шейхе, что и супруга.

16 мая арестованные супруги заявили, что приняли решение передать всё своё имущество (банковские счета, квартиры и виллы) народу, ряд политологов расценили этот поступок как своеобразную сделку со следствием, к тому же Сюзанна Мубарак на следующий день была отпущена под залог. Между тем, 18 мая Высший совет ВС Египта опроверг появившуюся в СМИ информацию о том, что Хосни Мубарак или члены его семьи будут помилованы Советом, также было отмечено, что власти не будут вмешиваться в судебный процесс над экс-президентом и членами его семьи.

24 мая египетская прокуратура заявила о намерении предъявить обвинения в организации убийств бывшему президенту и его сыновьям, всех их подозревают в одобрении применения силы (включая огнестрельное оружие) для подавления восстания в конце января, эти обвинения будут добавлены к уже предъявленным ранее обвинениям в превышении полномочий, коррупции и взяточничестве. 28 мая административный суд Каира оштрафовал Хосни Мубарака, экс-премьер-министра и бывшего главу МВД на 540 миллионов египетских фунтов (из них на 200 миллионов фунтов был оштрафован лично Мубарак), то есть почти на 90 миллионов долларов США, за отключение интернета и мобильной связи в дни революции, штраф был определён судом в качестве наказания за ущерб, нанесённый национальной экономике, данный вердикт стал первым судебным решением в отношении экс-президента.

1 июня было объявлено, что экс-президент и оба его сына предстанут перед судом 3 августа 2011 года, слушания будут проходить в Уголовном суде Каира, экс-лидеру предъявлены обвинения в коррупции и убийстве манифестантов в январе и феврале 2011 года, а его сыновьям — в совершении финансовых махинаций. 20 июня адвокат Хосни Мубарака подтвердил давно циркулировавшие, но опровергавшиеся властями, слухи о том, что экс-президент болен раком, однако уже 26 июня они были опровергнуты заместителем министра здравоохранения АРЕ. Почти через месяц, 17 июля адвокат Мубарака сообщил, что его подзащитный впал в глубокую кому, что также было опровергнуто, но на этот раз лечащим врачом экс-президента, причём в тот же день.

14 июля Х.Мубарак вновь заявил, что невиновен в коррупции и массовых убийствах египтян, он пояснил, что во время революционных событий он специально приказывал силам правопорядка избегать насилия в отношении митингующих, отдавал распоряжения сотрудникам правоохранительных органов не брать на демонстрации оружие, кроме того, экс-лидер отметил, что его помощники предоставляли ему неточную информацию о происходящем в стране во время волнений; между тем слова Мубарака ещё в мае отчасти опроверг бывший вице-президент О. Сулейман, который тогда заявил, что Х. Мубарак был в курсе всего происходящего в Египте во время массовых митингов и демонстраций. 26 июля врач Х. Мубарака сообщил, что экс-президент в течение последних четырёх дней отказывался принимать пищу, очень похудел и ослаб, а потому он, возможно, будет не в состоянии присутствовать на судебном слушании по своему делу, однако критики Мубарака объявили, что всё это лишь новая провокация со стороны экс-президента, направленная на перенос судебных слушаний, либо избежание его участия в заседании суда.

28 июля было подтверждено, что судебное заседание над Хосни Мубараком, а также семью другими бывшими государственными деятелями страны, обвиняемыми в расстреле мирных демонстрантов, и его сыновьями, обвиняемыми в коррупции, состоится 3 августа, слушания будут проходить в одном из правительственных зданий в центре Каира. Позже было объявлено, что местом проведения процесса будет Выставочный комплекс Каира, но 30 июля апелляционный суд Каира из соображений безопасности перенёс место проведения процесса в здание полицейской академии Нового Каира (нового малонаселённого спутника-пригорода Каира), до отставки Мубарака носившей его имя; также было сообщено, что в аудитории, где начнутся слушания, уже смонтирована специальная «клетка», в которой будут находиться подсудимые, а разрешение на съёмку процесса получит только египетское гостелевидение, однако остальным телеканалам власти Египта пообещали предоставить беспрепятственный доступ к видеоматериалам из зала суда. 31 июля глава уголовного суда Каира Ахмед Рефаат заявил, что если Х. Мубарак по состоянию здоровья не может присутствовать на заседании суда в столице, то слушания могут быть отложены, однако не может быть и речи о переносе этого исторического процесса в Шарм-эш-Шейх, также он выразил уверенность, что принятие вердикта будет достаточно скорым.

Долгожданный судебный процесс начался, как и планировалось, 3 августа в Каире в обстановке усиленных мер безопасности, приближающейся к обстановке строжайшей секретности. Ещё до начала судебного заседания у здания академии собрались группы сторонников и противников свергнутого президента, которые стали бросать друг в друга камни, палки и другие предметы, вступить в рукопашную им не дали полицейские, стоявшие между двумя группами. Больного экс-президента сначала доставили на самолёте из Шарм-эш-Шейха на военную базу в Каире, а затем переправили в здание полицейской академии в каирском пригороде, где и началось предварительное заседание, Хосни Мубарак предстал перед судом, находясь в «клетке» для подсудимого, но лёжа на больничной койке, поскольку, по словам адвокатов экс-президента, состояние здоровья 83-летнего подсудимого не позволяет ему стоять или даже сидеть. По данным генеральной прокуратуры, Мубарак за символическую цену приобрёл для себя и членов своей семьи несколько объектов недвижимости (в частности, особняк и четыре виллы на египетских курортах) на общую сумму около 40 миллионов египетских фунтов (более 6,7 миллиона долларов), путём финансовых махинаций он продавал Израилю природный газ по ценам ниже рыночных, чем нанёс экономике страны ущерб на сумму 714 миллионов долларов, также он передал обширные земельные участки бизнесмену Хусейну Салему, чья фирма к тому же отвечала за поставки в Израиль дешёвого газа; наконец, бывшего президента обвинили в превышении полномочий и причастности к гибели оппозиционеров (846-ти, согласно итогам следствия) в ходе зимних событий 2011 года, поскольку Хосни Мубарак, по мнению следствия, отдавал приказы о применении оружия для подавления выступлений.

Так, согласно показаниям бывшего главы египетских спецслужб и бывшего вице-президента Омара Сулеймана, Мубарак «был информирован о каждой пуле, выпущенной в протестующих», Сулейман ежечасно направлял ему сводки, в которых упоминалось о каждом случае применения силы полицией, однако неизвестно, были ли задокументированы случаи применения насилия людьми, официально в полиции не состоявшими. Наказание, предусмотренное законом за коррупционные преступления Мубарака — от 5 лет лишения свободы, за причастность к гибели демонстрантов — смертная казнь, сыновьям Мубарака грозит от 5 до 15 лет лишения свободы за коррупцию. Экс-лидер не признал предъявленные против него обвинения в незаконном обогащении, превышении полномочий и расстрелах демонстрантов, также не признали свою вину в коррупции и оба его сына. Между тем, начавшиеся 3 августа судебные слушания были в тот же день отложены до 15 августа в связи с необходимостью ознакомления судьи с доказательствами по делу; до возобновления процесса Х. Мубарак был помещён в одну из каирских больниц.

Согласно опубликованным 13 августа данным опросов, проведённых организацией YouGov, смертный приговор в отношении Хосни Мубарака поддерживают 67% жителей Египта и лишь 22% отвергают такое наказание как чрезмерно жестокое, причём в случае с представителями возрастных групп от 18 до 24 лет и от 25 до 29 лет (именно они считались главными действующими лицами египетской революции) доля «кровожадных» возрастает соответственно до 77% и 70 %.

4 сентября на судебном заседании по делу Хосни Мубарака обвинение допросило первых свидетелей: генералов Хусейна Саида и Мохамеда Мурси, а также старших офицеров Эмада Бадра Саида, Бассима Мохаммеда эл-Отайфи и Махмуда Хабиба аль-Адли, все они являются представителями сил правопорядка, которые в ходе разгона демонстраций непосредственно находились в оперативном штабе и координировали действие подразделений. Адвокат, представляющий интересы семей 16 погибших демонстрантов заявил, что в ходе прокурорских допросов свидетелей ожидает услышать факты, доказывающие факт его приказа открыть огонь по мирным демонстрантам. М. Мурси также мог оказаться на скамье подсудимых, но обвинение генерального прокурора в уничтожении улик было снято с него незадолго до начала слушаний, кроме того, судья Ахмед Рефаат после первых двух заседаний запретил трансляции из зала слушаний по причине возникновения всё новых уличных беспорядков между сторонниками и противниками бывшего президента, защита приветствовала такое решение, высказав мнение, что давление на свидетелей теперь будет оказывать сложнее.

Судебные процессы над членами правительства Хосни Мубарака и другими чиновниками его режима

10 апреля под давлением участников возобновившихся акций протеста в стране Высший военный совет начал расследование преступной деятельности отдельных чиновников режима Хосни Мубарака: было дано обещание найти замену сразу нескольким губернаторам, назначенным экс-президентом Мубараком, по распоряжению прокуратуры сроком на 15 суток в связи с расследованием дела о растрате бюджетных средств был задержан бывший премьер-министр Египта Ахмеда Назифа, в тот же день сам Хосни Мубарак и два его сына были вызваны на допрос в прокуратуру. К 5 мая уже около 20 членов бывшего кабинета министров были задержаны временными военными властями.

5 мая был вынесен первый судебный приговор члену правительства бывшего египетского президента Мубарака: к 12-ти годам тюремного заключения по обвинению в коррупции (отмывании денег, спекуляциях) был приговорён бывший министр внутренних дел АРЕ Хабиб аль-Адли. 28 мая административный суд Каира оштрафовал его на 300 миллионов египетских фунтов за отключение интернета и мобильной связи во время массовых протестов (также были оштрафованы экс-президент — на 200 миллионов фунтов и экс-премьер — на 40 миллионов фунтов). 12 июля за растрату бюджетных средств Аль-Адли был приговорён ещё к 5 годам лишения свободы и крупному штрафу, однако и это ещё не всё: экс-министру грозит от 15 лет лишения свободы до смертной казни (расстрела), если будет доказана его вина в том, что в ходе 18-дневной акции протеста он отдал приказ правительственным войскам использовать боевое оружие против безоружных демонстрантов. 26 июня Каирский уголовный суд перенёс на 25 июля слушания по делу бывшего министра внутренних дел Хабиба аль-Адли и шести его подчинённых, но позже заседание были назначено на 3 августа в рамках слушаний по делу в отношении Хосни Мубарака.

10 мая бывший министр туризма АРЕ Зохар Гарранах был приговорён к 5-ти годам тюремного заключения за коррупцию (незаконную передачу туристических лицензий).

23 мая каирский суд вынес первый смертный приговор по делу о расстреле акций протеста в дни революции: виновным в смерти 18 человек, штурмовавших один из столичных полицейских участков, был признан находящийся в розыске сержант полиции. 4 июня судом к 30 годам тюремного заключения был заочно приговорён Юсеф Бутрос-Гали — бывший министр финансов АРЕ, признанный виновным в злоупотреблении и растрате государственных средств, суд также обязал его вернуть в казну 30 миллионов египетских фунтов (5 миллионов долларов США) и выплатить ещё 30 миллионов фунтов в качестве компенсации. Однако 12 июля приговор был пересмотрен и смягчён до 10 лет лишения свободы, также министр был приговорён к выплате крупного штрафа в государственную казну.

Одним из немногих министров, сохранивших свой пост в правительстве Египта после смены власти, стал министр по делам древностей Египта Захи Хавасс, который, однако, 4 марта покинул правительство после выступлений египетских археологов, но уже 30 марта он был возвращён на прежнюю должность. Известный популяризатор египетской культуры и активный защитник исторических и археологических памятников страны, он, одновременно, стал героем целого ряда скандалов, включая неумеренное тщеславие и ссоры с иностранными учёными, а также выступил в поддержку Хосни Мубарака. Тем не менее, и он был сначала осуждён на год тюрьмы по обвинениям в коррупции, но 15 июня апелляционный суд Египта удовлетворил его жалобу на приговор нижестоящей инстанции, в результате министр был признан невиновным в махинациях с торговыми площадями сувенирного магазина на территории Каирского музея древностей.

25 июня египетский суд заочно приговорил экс-министра торговли страны Мухамеда Рашида к 5 годам тюремного заключения за спекуляцию и растрату государственных средств, кроме того, бывшего чиновника обязали выплатить штраф в размере 9,4 миллионов египетских фунтов (1,57 миллионов долларов США).

Всего египетские суды оправдали 6 министров эпохи Мубарака, а 6 июля суд освободил под залог 7 бывших полицейских, подозреваемых в убийстве протестующих во время революции (ещё 7 бывших полицейских, которые проходят обвиняемыми по этому делу, находятся в бегах), причём суд отклонил протест прокуратуры, добивавшейся их содержания под стражей, всё это привело к крупным новым акциям протеста в Каире, Александрии и Суэце. В результате, под давлением митингующих глава правительства Э. Шараф 9 июля приказал уволить всех сотрудников полиции, причастных к убийствам демонстрантов, выступавших против бывшего режима.

12 июля египетский суд приговорил к различным срокам лишения свободы сразу трёх бывших членов правительства времён Мубарака, среди них оказался бывший премьер Ахмед Назиф, наказание которого оказалось относительно мягким: крупный штраф и год лишения свободы условно за проведение незаконных сделок на внешних рынках. Ранее Назифу уже был вынесен ещё один вердикт суда: 28 мая административный суд Каира оштрафовал его на 40 миллионов египетских фунтов за отключение интернета и мобильной связи во время массовых протестов, штраф также оказался сравнительно небольшим, поскольку Хосни Мубарака оштрафовали по этому же делу на 200 миллионов фунтов, а экс-главу МВД Аль-Адли — даже на 300 миллионов.

Предварительное судебное заседание — первые слушания по делу Х. Мубарака — состоялось 3 августа в здании полицейской академии, расположенной в каирском пригороде Новый Каир, причём процесс одновременно начался и над обвиняемыми в гибели мирных демонстрантов шестью бывшими высокопоставленными работниками полиции страны, экс-министром внутренних дел Х. аль-Адли, а также сыновьями экс-президента. Однако в тот же день слушания были отложены до 15 августа

Согласно информации от 11 августа эксперты немецкого федерального ведомства по архивам «Штази», в задачу которого входит изучение документов, оставшихся от спецслужб ГДР, оказали помощь египетским оппозиционерам и правозащитникам в расследовании деятельности спецслужб Египта в период правления Хосни Мубарака.

Деятельность Совета в сфере финансового оздоровления страны

В середине апреля временные египетские власти предприняли ряд шагов, направленных на постреволюционную финансовую стабилизацию в стране: потребовали пересмотра соглашений на поставку природного газа Израилю и Иордании с целью увеличения поступлений в государственную казну на 3-4 млрд долларов, обратились к США с просьбой списать 3,6 миллиардов долларов египетского государственного долга этой стране с целью оказания поддержки временному правительству в создании новых рабочих мест для молодёжи и возобновления экономического роста страны, подготовили обращение к международным кредиторам и группе стран G8 с просьбой выделить Египту финансовую помощь в размере 10 миллиардов долларов. Постепенно началось восстановление потока иностранных туристов. 12 мая МВФ получил официальный запрос от властей Египта на получение финансовой помощи в размере от 10 до 12 миллиардов долларов до июня 2012 года в целях улучшения финансово-экономической ситуации в стране. А 27 мая на саммите «Большой восьмёрки» во французском Довиле в присутствии глав Египта и Туниса было принято решение о выделении странами G8 финансовой помощи Египту и Тунису в размере около 20 миллиардов долларов в целях установления там новой власти после произошедших революций. Также в рамках саммита президент Франции Николя Саркози заявил о решении Франции выделить этим двум странам 1 миллиард евро на ликвидацию последствий волны массовых антиправительственных акций протеста, приведших к смене власти в Египте и Тунисе; кроме того, он пояснил, что общая сумма поддержки государств Северной Африки со стороны G8 и стран Персидского залива может составить 40 миллиардов долларов.

Тем временем, 2 июня МВФ одобрил проект бюджета АРЕ на 2011—2012 годы, принятый накануне и предусматривающий увеличение расходов на создание рабочих мест и социальную поддержку малоимущих путём введения 10-процентного налога на прирост капитала и увеличения ставки подоходного налога для корпораций и частных компаний на 5%, а уже 5 июня фонд одобрил выделение кредита Египту в размере 3 миллиардов долларов на 2011—2012 финансовый год с размером ставки 1,5 %. Однако, 25 июня МВФ официально подтвердил отказ Египта от данной кредитной линии в связи с тем, что власти страны пересмотрели параметры бюджета, в результате прогноз по его дефициту был сокращен с 11% до 8,6% от ВВП, кроме того, Египет отказался и от финансовой помощи Всемирного банка, также стало известно, что на минувшей неделе безвозмездную помощь Египту в размере 0,5 миллиарда долларов оказали власти Катара; и. о. министра финансов АРЕ Самир Радван пояснил, что покрытие дефицита бюджета будет осуществлено за счёт внутренних средств и международной финансовой помощи, а эксперты МВФ уточнили, что стране в 2011—2012 финансовом году всё ещё могут понадобиться 9-12 миллиардов долларов внешних займов.

Внешняя политика Совета в переходный период

В первом заявлении Совета в качестве временного органа государственной власти, сделанном 13 февраля, помимо прочего было объявлено, что Египет продолжит придерживаться всех заключённых ранее международных соглашений и обязательств, в том числе и Кемп-Девидских мирных соглашений 1979 года, что было встречено приветствием со стороны Израиля и других государств мира. Также, несмотря на произошедшую в Египте революцию, новые власти страны выразили свою приверженность союзническим отношениям с США и Израилем, но в то же время начали проводить свою независимую внешнюю политику, например, постарались улучшить отношения и с Ираном, что, взволновало Израиль и государства Персидского залива, привыкшие полагаться на поддержку Х. Мубарака в спорах с Тегераном.

В частности, впервые с 1979 года с разрешения временных военных властей Египта 2 иранских военных корабля в феврале—марте 2011 года прошли (за 290 тысяч долларов) из Красного моря через Суэцкий канал в Средиземное море и, после посещения дружественной Ирану Сирии и участия в ирано-сирийских военных учениях, вернулись через канал обратно в Красное море. Позже министр иностранных дел Египта Набиль аль-Араби встретился с иранской делегацией и заявил, что Каир готов к возобновлению дипломатических отношений с Тегераном в полном объёме. Однако к начавшим было сглаживаться после свержения Мубарака противоречиям между Каиром и Тегераном добавилось совсем свежее: 28 мая власти Египта задержали за «передачу информации» иранского дипломата Кассема аль-Хоссейни, работника дипломатической миссии Исламской республики на египетской территории. Впоследствии иранские военные корабли (включая подводные лодки) отправлялись Тегераном для патрулирования Аравийского моря (в мае) и Красного моря (в июне), но теперь проход Суэцкого канала в качестве задачи им уже не ставился.

27 апреля при посредничестве постреволюционной египетской разведки соперничающие палестинские движения ФАТХ и ХАМАС договорились о создании правительства национального единства и определили дату проведения всеобщих выборов в целях прекращения двоевластия в Палестине. Официальный текст соглашения о национальном примирении и создании общих органов власти в автономии был подписан двумя сторонами в Каире 3 мая и предусматривал формирование единого «правительства технократов» из числа беспартийных профессионалов, проведение выборов парламента и главы Палестинской автономии в течение года с момента подписания договора, но сохранил статус-кво в области безопасности (контроль Западного берега реки Иордан подразделениями ФАТХ, а сектора Газа — ХАМАС). Однако достижение единства между палестинцами при посредничестве новых властей Египта было встречено с большой настороженностью властями Израиля, которые предупредили движение ФАТХ, что оно может потерять в их глазах легитимность, если создаст общее с ХАМАС правительство, а также призвали председателя ПНА Махмуда Аббаса не подписывать данное соглашение и встать на путь примирения с Израилем, что приведёт к завершению мирных переговоров об урегулировании ситуации на Ближнем Востоке между Израилем и ПНА, инициированных США, но приостановленных в сентябре 2010 года.

Помимо этого, отношения Египта с Израилем были омрачены заявлением египетских властей в мае о задержании в Каире израильского шпиона, деятельность которого, по данным египетской стороны, несла угрозу национальной безопасности. 27 мая власти Египта, выполняя обещания, данные 3 мая при подписании межпалестинского мирного соглашения в Каире, открыли на постоянной основе пропускной пункт «Рафах» на границе с сектором Газа, сняв блокаду этой палестинской территории, введённую в 2007 году правительством Мубарака, которое поддержало инициативу Израиля о введении блокады сектора в целях прекращения контрабанды оружия для организации «Хамас». Данная инициатива Каира, опять-таки была стречена израильской стороной крайне негативно. Между тем, на фоне слухов, что бывшая администрация Мубарака продавала египетский газ Израилю и Иордании ниже рыночной цены за взятки (что было не подтверждено Израилем), возросла активность террористов в Синае, которые к концу июля провели 5 новых атак на объекты инфраструктуры газопровода в Израиль, серьёзно повредив их.

Во второй половине августа отношения Египта с Израилем обострились ещё больше из-за разгоревшегося дипломатического скандала: 18 августа палестинские боевики, которые, по израильским сведениям, пробрались через подземный туннель из Сектора Газа в Египет и, по словам очевидцев, будучи переодетыми в египетскую военную форму, атаковали с территории Синая город Эйлат на юге Израиля, обстреляв автобус и несколько автомобилей, в результате чего погибло 7 израильтян; израильский вертолёт, преследовавший совершившую теракт группу экстремистов, открыл по ним огонь на границе с Египтом, под обстрел попали и египетские пограничники, 3 из них (офицер и 2 рядовых) погибли (первоначально сообщалось о 5-ти погибших египетских полицейских).

Официальной реакцией египетских властей на пограничный инцидент стал вызов 20 августа израильского посла в Каире для вручения ему ноты протеста, в которой Каир назвал инцидент на границе «нарушением египетско-израильского мирного договора» и призвал Израиль срочно провести тщательное совместное официальное расследование с целью установления обстоятельств инцидента и принятия необходимых юридических мер для обеспечения защиты египтян, также Египет заявил о намерении отозвать своего посла из Израиля до полного выяснения обстоятельств гибели египтян на Синае и принесения израильскими властями официальных извинений. Кроме того, кабинет министров Египта заявил, что страна примет «все необходимые меры для укрепления границы с Израилем и направит силы, которые будут способны предотвратить нарушения границы, любую противоправную деятельность в этом районе, а также ответить на любые военные действия Израиля в направлении египетской границы». Впоследствии, однако, власти Египта заявили, что окончательное решение об отзыве своего посла из Израиля ещё не принято, а консультации по этому поводу не закончены: «Египет не намерен отзывать своего посла из Израиля, оставляя эту крайнюю меру на будущее», — сообщил официальный источник. Кроме того, МИД Израиля подтвердил, что «никаких официальных уведомлений об отъезде египетского посла в Тель-Авив не поступало», а по данным некоторых СМИ «произошла непреднамеренная ошибка, которая и спровоцировала слухи». Помимо этого, посол Израиля в Каире Ицхак Леванон заявил, что не собирается покидать город и в связи с волнениями, устроенными египтянами у посольства, обязан обеспечить безопасность последнего. Стоит также отметить, что Египет в правление Мубарака лишь дважды отзывал своего посла из Израиля: в 1982 году — во время израильской военной операции в Ливане и в 2000 году — в самом начале Второй палестинской интифады.

20 августа представители израильского министерства обороны заявили, что считают существующие договорённости с Египтом «основополагающим элементом существования» на Ближнем Востоке и не имели намерений причинить вред сотрудникам сил безопасности этой страны, по словам израильской стороны, началось тщательное расследование инцидента, также в израильском правительстве начались консультации по поводу возможного отзыва Египтом своего посла из Израиля. Израиль не признал предъявленные ему Каиром обвинения в гибели египтян, поскольку, по словам очевидцев, преследуемые израильтянами боевики были одеты в форму египетских военных, из-за чего и произошла фатальная путаница, более того, израильские власти, в свою очередь, обвинили Египет в недостаточном контроле над ситуацией на полуострове Синай, выразив обеспокоенность тем, что ранее спокойная южная граница Израиля теперь представляет угрозу его безопасности: «Мы надеемся, что произошедшее послужит для Египта стимулом укрепить границу на полуострове Синай», — заявил представитель израильского правительства; Каир, однако, признал подобные обвинения беспочвенными. Однако позже в тот же день министр обороны Израиля Эхуд Барак озвучил официальное заявление, в котором его страна признала вину израильских военнослужащих в гибели египетских пограничников, также принёс извинения и выразил соболезнования семьям и близким убитых; кабинет министров Египта по итогам состоявшегося ночью заседания министерского комитета по кризисным ситуациям расценил сожаление Израиля как положительный момент, но посчитал, что оно «несоизмеримо с тем, что произошло».

Инцидент на египетско-израильской границе вызвал волну негодования в Египте, ряд политических сил (в частности, «коалиция египетских революционеров») 19 августа потребовали разорвать дипломатические отношения с Израилем, немедленно выслать израильского посла, прекратить поставки египетского газа в еврейское государство, потребовать скорейших официальных извинений по поводу инцидента из Тель-Авива и проведения тщательного расследования с организацией в кратчайшие сроки суда над израильскими военнослужащими, виновными в гибели египетских силовиков, кроме того, революционеры потребовали от руководства Египта подать жалобу в СБ ООН о нарушении мирного договора на основе Кемп-Дэвидских соглашений и подчеркнули, что «Египет всегда тщательно соблюдал выполнение всех его пунктов». В тот же день у израильского посольства в Каире началась массовая антиизраильская демонстрация протеста египтян, её кульминацией стали действия одного из демонстрантов, который 20 августа сорвал флаг Израиля с крыши здания, где располагается израильское посольство, затем египтянин сжёг флаг и водрузил на его место египетский. Премьер-министр Египта заявил до этого о поддержке протестующих: «Я призываю каждого египтянина протестовать до тех пор, пока посол Израиля не будет выслан из страны», — заявил он.

В конце августа Израиль заявил, что, по сведениям его разведки, палестинские боевики из сектора Газа перебрались на Синайский полуостров и ждут удобного момента для атаки, в связи с этим, израильские военные направили к египетской границе дополнительные войска, а 19 августа Израиль отправил к границам Египта дополнительно два военных корабля.

Почти традиционное для Египта, крупнейшего арабского государства, председательство в Лиге арабских государств также сохранилось. Первоначально Египет назначил в кандидаты генсека ЛАГ бывшего президента страны Хосни Мубарака, но 15 мая его сменил министр иностранных дел Египта Набиль аль-Араби, поддержавший восстание против бывшего режима, в тот же день он был избран на этот пост, а 1 июня вступил в должность нового генерального секретаря Лиги. Новым же министром иностранных дел АРЕ 19 июня был назначен бывший посол АРЕ в ФРГ Мохаммед эль-Ораби, правда, он, известный своими связями с режимом Мубарака, почти через месяц (16 июля) был ушёл в отставку и был заменён на Мухаммеда Камеля Амра, бывшего посла АРЕ в Саудовской Аравии, до этого работавшего во Всемирном банке, последний принял присягу в составе обновлённого правительства 21 июля.

11 апреля заместитель министра иностранных дел АРЕ заявил, что Египет предпринимает практические шаги в направлении признания независимости Республики Косово. 9 июля Египет стал одним из первых государств мира, признавших независимость нового африканского независимого государства, Республики Южный Судан, объявив об этом фактически «досрочно» — ещё 8 июля. 25 мая египетские власти заявили, что направят своего официального представителя в Бенгази — временную резиденцию Национального переходного совета Ливийской Республики. 20 августа правительство Муаммара Каддафи объявили о захвате граждан Египта, сражавшихся на стороне ливийских повстанцев во время первой попытки штурма Триполи. Наконец, 22 августа власти Египта признали НПС Ливии легитимной властью в этой стране. По сообщениям от 2 сентября ряд ливийских чиновников, верных Муаммару Каддафи, бежали с территории Ливии в Египет и Алжир.

2 августа глава департамента Ближнего Востока и Северной Африки МИД РФ Сергей Вершинин на встрече с журналистами в Москве высказал мнение, что волна революций в арабских странах не приведёт к ухудшению их отношений с Россией, общение с этими государствами становится более перспективным, «арабские страны открываются», происходящие на Ближнем Востоке и в Северной Африке перемены помогут России и арабским странам «лучше понять друг друга»; кроме того, дипломат сообщил, что Москва установила контакты с партией «Свобода и справедливость», созданной представителями египетской ветви движения «Братья-мусульмане».

Отрывок, характеризующий Высший совет Вооружённых сил

– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.