Вытлачил, Вацлав
| Вытлачил Вацлав | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
Вацлав Вытлачил (англ. Vaclav Vytlacil; 1892—1984) — американский художник и педагог чешского происхождения.[1]
Содержание
Биография
Родился 1 ноября 1892 года в Нью-Йорке в семье чешских эмигрантов.
Обучался в Художественном институте Чикаго в 1906 году, в 1913 году получил стипендию для продолжения обучения в художественной студенческой лиге в Нью-Йорке под руководством художников Джона Йохансена (англ. John Christen Johansen) и Андерса Цорна.
В 1921 году, после пяти лет преподавания в Школе искусств в Миннеаполисе, Вытлачил отправился в Европу. Побывав в Париже и Праге, остановился в Мюнхене, образовав творческий союз с художниками Вортом Райдером (англ. Worth Ryder) и Эрнестом Турном (англ. Ernest Thurn). В качестве иностранных студентов при содействии Министерства культуры они были зачислены в Баварскую академию искусств. Позже Турн и Вытлачил перешли в школу немецкого художника Ганса Гофмана (англ. Hans Hoffman). В Мюнхене Вацлав Вытлачил провёл шесть лет.
Находясь в Италии, 18 августа 1927 года, Вацлав женился во Флоренции на Элизабет Фостер (англ. Elizabeth Foster). Через год они вернулись в США, где в Беркли Вытлачилу предложили прочитать курс лекций о живописи и скульптуре в Европе. После нескольких лет путешествий в Европу и обратно, супруги в 1935 году остались в Соединённых штатах навсегда. Вацлаву предложили преподавание в школе Florence Cane School в Рокфеллер-центре в Нью-Йорке. Затем на протяжении своей жизни Вытлачил преподавал во многих учебных заведениях, в том числе и в Лиге студентов-художников Нью-Йорка. Среди его многочисленных учеников были известные мстера Сай Твомбли, Джеймс Розенквист, Роберт Раушенберг, Тони Смит, Луиза Буржуа.
Вацлав Вытлачил занимался и общественной деятельностью. Он был соучредителем общества American Abstract Artists Group, участником которого являлся в течение многих лет. Он был также членом федерации Federation of Modern Painters and Sculptors.
Умер 5 января 1984 года в Нью-Йорке. В 1936 году у него родился единственный ребёнок — дочь Энн (англ. Anne Vytlacil Williams). В 1996 году она передала в Лигу студентов-художников Нью-Йорка дом и студию отца в Спаркилле, Нью-Йорк, которые стали кампусом в составе Лиги — Vytlacil campus[2].
Произведения художника находятся во многих музеях и художественных галереях США, в том числе и в Метрополитен-музее в Нью-Йорке.
Награды
- 1913 — Приз Art Institute of Chicago
- 1936 — Золотой приз Art Institute of Chicago
- 1936 — Золотой приз, Франция
Напишите отзыв о статье "Вытлачил, Вацлав"
Примечания
Ссылки
- [americanart.si.edu/collections/search/artist/?id=5185 Vaclav Vytlacil] (англ.)
- [www.theartstudentsleague.org/Residency/AboutVaclavVytlacil.aspx VACLAV VYTLACIL (1892—1984)] (англ.)
- [www.youtube.com/watch?v=lE8QZJtni6Q Vaclav Vytlacil (1892—1984) Artist Residency & Studio] (англ.)
- [www.aaa.si.edu/collections/images/detail/vaclav-vytlacil-and-classmates-being-instructed-hans-hofmann-9037 Vaclav Vytlacil and classmates being instructed by Hans Hofmann, 1926] (англ.)
Отрывок, характеризующий Вытлачил, Вацлав
– Дайте наперсток оттуда, барышня.– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
