Вьельмюр-сюр-Агу (кантон)
фр. Vielmur-sur-Agout | ||
Кантон Франции (АЕ 3-го уровня) | ||
Страна | ||
---|---|---|
Регион | ||
Департамент | ||
Округ | ||
Центр | ||
Включает коммун |
7 | |
Население (2009) |
6104 чел. | |
Плотность |
79,52 чел/км² | |
Площадь |
76,76 км² | |
Координаты центральной коммуны | ||
Советник (2011—2014) |
Robert Clarenc | |
Часовой пояс | ||
Код кантона INSEE |
8135 | |
| ||
Кантон на карте департамента Тарн | ||
Примечания: Площадь указана на основании данных Французского Земельного кадастра, которые не включают эстуарии, озёра, пруды и ледники площадью больше 1 км². |
Вьельмю́р-сюр-Агу́ (фр. Vielmur-sur-Agout, окс. Vièlhmur) — упразднённый кантон во Франции, находился в регионе Юг — Пиренеи, департамент Тарн. Входил в состав округа Кастр.
Код INSEE кантона — 8135. Всего в состав кантона Вьельмюр-сюр-Агу входили 7 коммун, из них главной коммуной являлась Вьельмюр-сюр-Агу.
Кантон был упразднён в марте 2015 года.
Содержание
Население
Население кантона на 2009 год составляло 6104 человека.
1962 | 1968 | 1975 | 1982 | 1990 | 1999 | 2009 |
---|---|---|---|---|---|---|
3397 | 3647 | 3733 | 4048 | 4648 | 5116 | 6104 |
Коммуны кантона
Коммуна | Население, чел. (2010) |
Код INSEE | Почтовый индекс |
---|---|---|---|
Вьельмюр-сюр-Агу | 1444 | 81315 | 81570 |
Гиталенс-Л’Альбаред | 816 | 81132 | 81220 |
Карб | 177 | 81058 | 81570 |
Кюк | 479 | 81075 | 81570 |
Семалан | 1979 | 81281 | 81570 |
Сервьес | 597 | 81286 | 81220 |
Фрежевиль | 661 | 81098 | 81570 |
См. также
Напишите отзыв о статье "Вьельмюр-сюр-Агу (кантон)"
Ссылки
- [www.insee.fr/fr/bases-de-donnees/esl/comparateur.asp?codgeo=CV-8135 Кантон Вьельмюр-сюр-Агу на сайте INSEE]
- [www.insee.fr/fr/ppp/bases-de-donnees/recensement/populations-legales/pages2009/pdf/dep81.pdf Население коммун департамента Тарн на сайте INSEE]
- [www.lion1906.com/departements/tarn/vielmur-sur-agout.php Расположение кантона Вьельмюр-сюр-Агу на карте Франции]
|
Отрывок, характеризующий Вьельмюр-сюр-Агу (кантон)
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.