Вьель-Ор (кантон)
Поделись знанием:
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
| фр. Vielle-Aure | ||
| Кантон Франции (АЕ 3-го уровня) | ||
| Страна | ||
|---|---|---|
| Регион | ||
| Департамент | ||
| Округ | ||
| Центр | ||
| Включает коммун |
14 | |
| Население (2012) |
2497 чел. | |
| Плотность |
8,38 чел/км² | |
| Площадь |
298,08 км² | |
|
Координаты центральной коммуны | ||
| Советник (2011—2014) |
Maryse Beyrié | |
| Часовой пояс | ||
| Код кантона INSEE |
6526 | |
|
| ||
|
Кантон на карте департамента Верхние Пиренеи | ||
| Примечания: Площадь указана на основании данных Французского Земельного кадастра, которые не включают эстуарии, озёра, пруды и ледники площадью больше 1 км². | ||
Вьель-Ор (фр. Vielle-Aure, окс. Vièla) — кантон во Франции, находится в регионе Юг — Пиренеи, департамент Верхние Пиренеи. Входит в состав округа Баньер-де-Бигор.
Код INSEE кантона — 6526. Всего в кантон Вьель-Ор входят 14 коммун, из них главной коммуной является Вьель-Ор.
Население
Население кантона на 2012 год составляло 2497 человек.
| 1962 | 1968 | 1975 | 1982 | 1990 | 1999 | 2006 | 2012 |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 2033 | 2024 | 1920 | 2142 | 2516 | 2503 | 2677 | 2497 |
Коммуны кантона
| Коммуна | Население, чел. (2012) |
Почтовый индекс |
Код INSEE |
|---|---|---|---|
| Азет | 155 | 65170 | 65058 |
| Ан | 28 | 65170 | 65157 |
| Араньюэт | 240 | 65170 | 65017 |
| Бурис | 155 | 65170 | 65106 |
| Виньек | 221 | 65170 | 65471 |
| Вьель-Ор | 350 | 65170 | 65465 |
| Грайан | 19 | 65170 | 65208 |
| Гюшан | 139 | 65170 | 65211 |
| Кадейан-Трашер | 44 | 65170 | 65117 |
| Кампаран | 65 | 65170 | 65124 |
| Сайан | 120 | 65170 | 65384 |
| Сен-Лари-Сулан | 891 | 65170 | 65388 |
| Трамезаиг | 32 | 65170 | 65450 |
| Эстансан | 38 | 65170 | 65172 |
Напишите отзыв о статье "Вьель-Ор (кантон)"
Ссылки
- [www.insee.fr/fr/bases-de-donnees/esl/comparateur.asp?codgeo=CV-6526 Кантон Вьель-Ор на сайте INSEE]
- [www.insee.fr/fr/ppp/bases-de-donnees/recensement/populations-legales/pages2009/pdf/dep65.pdf Население коммун департамента Верхние Пиренеи на сайте INSEE]
Отрывок, характеризующий Вьель-Ор (кантон)
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
