Вьенн (графство)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Графство Вьенн (фр. Comté de Vienne) — средневековое графство, располагавшееся на юге современной Франции с центром в городе Вьенн на реке Рона. Графство занимало территорию между Лионом и Альпами.





История

По Верденскому договору 843 года территория будущего графства оказалась в составе так называемого Срединного королевства, доставшегося императору Франкской империи Лотарю I. В 844 году Лотарь назначил графом Вьенна и герцогом Лиона своего пфальцграфа Жерара II Парижского (ок.800—878/879), сына графа Фезансака и Парижа Летарда, женатого на сестре его жены. После смерти Лотаря в 855 году Жерар стал опекуном и фактическим правителем Прованса при малолетнем короле Карле, сыне Лотаря. После смерти Карла в 863 году Жерар принёс присягу верности его брату Лотарю II. Но после смерти Лотаря в 869 году Жерар потерял своё положение, он лишился своих владений и укрылся в Вьенне. 8 августа 870 года короли Западно-Франкского королевства Карл Лысый и Восточно-Франкского королевства Людовик II Немецкий договорились в Мерсене о разделе государства Лотаря II. Жерар не признал этот договор и восстал против Карла Лысого. Но Карл при поддержке архиепископов Лиона и Вьенна в декабре осадил Вьенн. После нескольких месяцев осады Жерар был вынужден капитулировать. Карл включил Вьенн и Лион в состав своего королевства, а в 871 году передал их своему шурину Бозону.

Бозон Вьеннский к 879 году сосредоточил почти целиком владения в долинах рек Роны и Соны (Прованс, графства Вьенн, Лион, Макон, Шалон и Отён), став самым могущественным феодалом в Провансе. После смерти короля Западно-Франкского королевства Людовика II Заики бургундская знать и духовенство, недовольные разделом королевства между двумя сыновьями Людовика, собрались 15 октября 879 года в замке Монтель (недалеко от Вьенна на Роне) на церковный собор, чтобы избрать королём человека, способного защищать церковь и страну. В результате королём выбрали Бозона. Избрание Бозона королём привело к укреплению связей между каролингскими королями. Германские короли Карл III Толстый и Людовик III Младший присоединились к французским Людовик III и Карломану II. В результате конце 880 года большая часть владений Бозона (Отён, Безансон, Шалон, Макон и Лион) были захвачены и перешли под контроль Каролингов. Не смогли захватить только Вьенн. В 884 году объединивший в своих руках всю Каролингскую империю император Карл III Толстый предложил Бозону признать его в качестве короля Прованса при условии того, что тот подчинится императору. Бозон принял это предложение.

После смерти Бозона в 887 году император Карл III Толстый признал права его сына и наследника Людовика на Нижнюю Бургундию, а в 890 году Людовик был официально избран королём Арля, Прованса и Нижней Бургундии на собрании баронов королевства в Валансе.

Вьеннское графство входило в состав Нижнебургундского королевства. Кто именно был в это время графом неизвестно. Но в конце IX века графство оказалось в руках Гуго Арльского (ок. 880—948), граф Арля, сына Тибо (Теобальдо) (ок.860 — 887/895), графа Арля, и Берты Лотарингской (866—925), дочери короля Лотарингии Лотаря II. Возможно он унаследовал Вьенн после отца, но документального подтверждения этому нет. После ослепления короля Нижней Бургундии, Италии и императора Людовика III в 905 году, Гуго вскоре стал фактическим правителем Нижней Бургундии. В 926 году он стал королём Италии. Тогда же он был вынужден отказаться от Вьенна, графом которого стал незаконный сын Людовика III, Карл Константин, управлявшего графством до своей смерти.

После смерти Карла Константина Вьенн унаследовала его дочь, Констанция, бывшая замужем за графом Арля Бозоном II. Под управлением графов Арля (позже графов Прованса) Вьенн оставался до 1030 года, когда Вьенн был уступлен архиепископу Вьенна, который разделил графство на сеньорию (позже графство) д’Альбон (будущее Дофинэ) и графство Морьенн (Савойя).

Однако графство Вьенн продолжало существовать в очень уменьшенной форме. В 1085 году оно было присоединено к графству Макон, под управлением которых оставалось до 1239 года, когда после смерти мужа последняя графиня Алиса продала Макон и Вьенн королю Франции.

Графы Вьенна

Жерардиды
Бозониды
Дом де Вермандуа
Бозониды

Графы Макона и Вьенна

Иврейский дом

В 1239 году, после смерти мужа, Алиса продала Макон и Вьенн королю Франции.

Напишите отзыв о статье "Вьенн (графство)"

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/BURGUNDY%20Kingdom.htm#_Toc221416993 BURGUNDY KINGDOM NOBILITY: COMTES de VIENNE] (англ.). Foundation for Medieval. Проверено 22 февраля 2009. [www.webcitation.org/61DNGW8oN Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].

Отрывок, характеризующий Вьенн (графство)

Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.