Вьётан, Анри

Анри Вьётан Henri Vieuxtemps
Основная информация
Дата рождения	17 февраля 1820(1820-02-17)
Место рождения	Вервье, провинция Льеж
Дата смерти	6 июня 1881(1881-06-06) (61 год)
Место смерти	Мустафа, Алжир
Страна	Бельгия
Профессии	Исполнитель, композитор
Инструменты	Скрипка

Анри́ Вьёта́н (фр. Henri Vieuxtemps; 17 февраля 1820, Вервье, провинция Льеж, Бельгия — 6 июня 1881, Мустафа, Алжир) — бельгийский скрипач и композитор, один из основателей национальной скрипичной школы.

Биография

Отец Вьётана был скрипачом-любителем и гитарным мастером. Подметив в сыне музыкальные способности, он начал обучать его игре на скрипке. Уже в четыре года мальчик участвовал в домашних концертах, немногим позже сочинил первую композицию — «Песню петушка». Отец Анри, понимая недостаточность своих знаний, начал искать для сына профессиональных учителей. При помощи М. Женена, мальчик продолжил учиться у Л. Ж. Леклу-Дежонка, скрипача-профессионала из Вервье. 18 апреля 1827 года Анри выступил в «Большом вокальном и инструментальном концерте» в Вервье, затем последовали гастроли по городам Бельгии и Голландии. Юный музыкант обратил на себя внимание известного скрипача Шарля Берио, который добился для него стипендии короля Нидерландов и взял с собой вначале в Брюссель, а позже в Париж. Первое выступление Вьётана в Париже состоялось в 1829 году.

В 1833 году Вьётан начинает гастрольную деятельность, уже в самом её начале встречая восторженные отзывы — например, со стороны Роберта Шумана, писавшего: «Говоря о Вьётане, невольно думаешь о Паганини. <…> С первой и до последней ноты мы словно стоим в заколдованном круге, у которого нет ни начала, ни конца». Живя некоторое время в Вене, он берёт уроки теории музыки у Симона Зехтера, а в 1835 году возвращается в Париж, где совершенствуется как композитор у Антонина Рейхи. Рейха дал юному Вьётану такую характеристику: «г. Анри Вьётан-сын уже обладает превосходным талантом как скрипач, одарен также счастливейшими данными к сочинению музыки, для выявления которых нужно только время и необходимая поддержка и которыми в будущем он прославит свою страну». К этому времени относятся первые крупные сочинения Вьётана: концерт fis-moll, изданный как № 2 и E-dur, известный как Первый концерт, а также фантазии, в частности, Фантазию-каприс и «Воспоминания о России». Некоторые произведения были написаны в соавторстве с виолончелистом Франсуа Серве, соотечественником и другом Вьётана.

В 1844 году Вьётан женился на пианистке из Вены Жозефине Эдер. Позже она всегда сопровождала мужа в концертных поездках и нередко аккомпанировала ему. В следующем году Анри Вьётан наряду с Франсуа Фетисом, Шарлем Ханссенсом и своим учителем Шарлем Берио был принят в почётные члены Бельгийской королевской академии наук по разряду искусств.

С 1846 года Вьётан жил и работал в Санкт-Петербурге, где имел должность солиста Императорских театров и занимался преподаванием. Проработав в России семь лет, сочинив ряд пьес и Четвертый концерт, Вьетан вновь вернулся в Париж и продолжил активную концертную деятельность. Многочисленные гастрольные туры скрипача охватывали не только Европу, но также Турцию и Америку.

В 1866 году Вьётан лишился отца, а в 1868 — также и жены. Переживания и утомительные гастроли (только за шесть месяцев американского турне он дал 121 концерт) сказались на его здоровье, и он решил сократить концертную деятельность и заняться педагогической. В 1871 году Вьётан получил место профессора в Брюссельской консерватории. Среди его учеников самым известным стал бельгийский скрипач, дирижер и композитор Эжен Изаи. В 1873 году после инсульта и последовавшего паралича левой половины тела, он вынужден был покинуть свою должность. Частично восстановив здоровье, Вьётан, тем не менее, отказывается от продолжения карьеры концертирующего скрипача и занимается композицией и отчасти преподаванием. В 1878 году скрипач поселился в Алжире, где и умер три года спустя от очередного инсульта.

Творчество

Вьётан — автор многочисленных сочинений для скрипки, до сих пор пользующихся большой популярностью: семи концертов с оркестром для скрипки, двух для виолончели, Большой сонаты для фортепиано и скрипки, сонаты для альта и фортепиано, Сюиты в старинном стиле, ряда фантазий, вариаций, концертных этюдов, Романсов без слов и других пьес.

Широкой известностью пользуется его переложение для скрипки известного романса Алябьева «Соловей».

Память

В 1898 году в Вервье композитору был поставлен памятник работы скульптора Ромбо. В Бельгии в честь столетия со дня рождения Анри Вьётана был учрежден конкурс его имени, который с тех пор проводится регулярно.

Скрипка, на которой играл Вьётан, Гварнери 1741 года, была выставлена на продажу летом 2010 года. Запрошенная цена: 18 миллионов долларов.

Библиография

1. T. Radoux. Henry Vieuxtemps: sa vie, ses oeuvres. — Liège, 1891 (переизд. 1983)
2. Л. Гинзбург. Анри Вьетан. — Москва, «Музыка», 1983.

Ссылки

• Вьётан, Анри: ноты произведений на International Music Score Library Project

Отрывок, характеризующий Вьётан, Анри

Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?