Вьетминь

Вьетминь
вьетн. Việt Minh
знамя Вьетминя
Лидеры:	Хо Ши Мин Ле Зуан Фам Ван Донг
Активна в:	Вьетнам Вьетнам
Дата формирования:	май 1941
Дата роспуска:	март 1951
Была реорганизована в:	Объединённый национальный фронт Льен-Вьет
Союзники:	СССР
Участие в конфликтах:	Вторая мировая война война в Индокитае (1945—1954)

Вьетми́нь (вьетн. Việt Minh, сокращение от вьетн. Việt Nam Ðộc Lập Ðồng Minh Hội, рус. Лига независимости Вьетнама) — военно-политическая организация, созданная Хо Ши Мином для борьбы за независимость Вьетнама от Франции и Японии.

Предшествующие события

6 ноября 1939 года состоялся VI пленум ЦК Коммунистической партии Индокитая, на котором были рассмотрены вопросы деятельности в условиях начавшейся Второй мировой войны, принято решение о переходе от легальных и полулегальных к подпольным методам деятельности и подготовке условий к вооружённому восстанию.

После капитуляции Франции и японской оккупации Индокитая, 6-9 ноября 1940 года в Диньбанге (провинция Бакнинь) был проведён VII пленум ЦК КПИК, на котором было принято решение о создании единого антифашистского фронта Индокитая. В качестве противника был определён «франко-японский милитаристский империалистический блок»

После того, как японцы начали разоружать французские части, 27 сентября 1940 года подпольный комитет КПИК в провинции Бакшон принял решение начать восстание. На сторону восставших перешли туземные подразделения французских колониальных войск, ещё некоторые французские подразделения были разоружены. Восставшие заняли военный пост в Моняе и объявили о создании вооружённых отрядов, но после этого японцы прекратили разоружение французских войск, освободили ранее интернированных французских военнослужащих и разрешили им начать боевые действия против повстанцев. Восстание было подавлено, хотя боевые действия продолжались до 13 ноября 1940 года.

Аресты и репрессии, в ходе которых была арестована занимавшаяся подготовкой восстания в Намки секретарь Сайгонского комитета КПИК Минь Кхай стали причиной преждевременного начала восстания в Намки (южный Вьетнам), которое началось 23 ноября 1940 года и продолжалось почти два месяца, прежде чем было окончательно подавлено.

Именно здесь, в Каншане, восставшие впервые подняли красный флаг с пятиконечной золотой звездой.

История

После неудачи восстания в Намки, из Цзинси в северный Вьетнам перешли ещё две группы: первая состояла из 43 вьетнамцев (20 из которых имели опыт военной службы в китайской армии гоминьдана), в составе второй группы из шести человек через границу перешёл Хо Ши Мин.

Организация была создана в мае 1941 года в китайском городе Цзинси, недалеко от границы с Вьетнамом. В состав организации вошли члены Коммунистической партии Индокитая, а также активисты нескольких крестьянских, профсоюзных, молодёжных и женских организаций и объединений.

Вслед за этим, в районе деревни Пакбо (в провинции Каобанг) была создана нелегальная типография, которая начала выпуск газеты, листовок и литературы на самодельной бумаге из измельчённого бамбука (одним из первых был выпущен переведённый на вьетнамский язык трактат «Искусство войны» средневекового китайского полководца Сунь-цзы).

25 октября 1941 года были опубликованы манифест, программа и устав Вьетминя.

Первые опорные пункты Вьетминя были созданы активистами компартии Индокитая в 1941 году в провинции Каобанг и в уезде Бак-сон провинции Ланг-сон. Именно здесь в конце 1941 года были сформированы первые ополченческие отряды спасения родины. Кроме того, до марта 1942 года в уезде Бак-сон действовал крупный партизанский отряд.

Основным районом деятельности Вьетминя в 1941—1942 годы был Вьетбак — горно-лесистая местность на севере Вьетнама, примыкавшая к границе с Китаем. Здесь были созданы первые опорные базы, велось обучение кадров.

В 1942 году с целью расширить зону влияния Вьетминя в равнинной части дельты реки Меконг был создан «Авангардный отряд для похода на Юг» под командованием Во Нгуен Зиапа.

В конце 1942 года был создан временный комитет Вьетминя трёх провинций, ставший организационным центром, координирующим деятельность организации в провинциях Каобанг, Баккан и Ланг-сон.

В 1942—1943 годы в состав Вьетминя вошли несколько патриотических организаций, в том числе «Общество рабочих за спасение Родины», «Общество крестьян за спасение Родины» и «Общество молодёжи за спасение Родины».

В начале 1943 года активисты Вьетминя активно занимались пропагандистской деятельностью, они вели устные беседы, распространяли газеты «Кыу куок» (печатное издание Вьетминя) и «Ко зяй фаунг» (печатный орган компартии Индокитая), листовки и литературу. В феврале 1943 года руководство Вьетминя приняло решение усилить работу по привлечению на свою сторону интеллигенции и национальной буржуазии и начать подготовку к вооружённому восстанию.

В августе 1943 года в центре «коридора», соединявшего провинции Каобанг и Тхайнгуен были созданы ещё два вооружённых отряда Вьеминя.

В ноябре 1943 года в связи с возросшей активностью Вьетминя была предпринята масштабная карательная операция в район дислокации основных сил Вьетминя. К концу 1943 года в столкновениях с японскими силами слабовооружённые отряды Вьетминя (на вооружении партизан имелись старые кремнёвые ружья, холодное оружие и бамбуковые пики) понесли серьёзные потери.

В начале 1944 года руководство Вьетминя установила контакты с группой патриотических студентов Ханойского университета, которые вскоре вступили в состав Вьетминя. Кроме того, в состав Вьетминя в это время вступили несколько групп патриотически настроенной интеллигенции, в том числе «Общество работников культуры спасения Родины» (в него входили писатели Нгуен-динь-Тхи, Нам Као, Нгуен Хонг, То Хоай, Нгуен-хюй-Тыонг). Позднее, ими были созданы несколько групп в составе Вьетминя («Группа передовой культуры», «Группа по изучению марксизма», «Группа по изучению истории Вьетнама»).

В это же время руководство и активисты Вьетминя устанавливают контакты с элементами Вьетнамской революционной лиги (организации, выступавшей за освобождение Вьетнама, но ориентировавшейся на гоминьдановский Китай), а Хо Ши Мин был избран членом Исполнительного комитета Вьетнамской революционной лиги. Позднее, часть активистов Вьетнамской революционной лиги перешла во Вьетминь.

В мае 1944 года ЦК Вьетминя выпустил инструкцию «Подготовка восстания», вслед за этим началось увеличение численности вооружённых отрядов. Это встревожило колониальные власти, которые провели несколько крупных операций в районе Вьетбака и усилили репрессии.

В 1944 году Вьетминь контролировал провинции Лангшон, Каобанг, Баккан, Тхайнгуен, Туйенкуанг, Бакзянг и Виньйен на севере Вьетнама, где началось создание административных органов управления — комитетов компартии Индокитая.

7 мая 1944 года руководство Вьетминя отдало приказ о подготовке к вооружённому восстанию.

В июне 1944 года в состав «Лиги независимости Вьетнама» вступила Демократическая партия Вьетнама, среди активистов которой были представители городского «среднего класса», национальной буржуазии и землевладельцы.

В октябре 1944 года французскими войсками была уничтожена опорная база Вьетминя в районе Ву-няи — Бак-сон.

В декабре 1944 года началось создание отрядов регулярной армии. 22 декабря 1944 года был создан первый отряд регулярных сил, которым командовал Во Нгуен Зиап. На момент формирования, отряд насчитывал 34 бойца, на вооружении которых имелись 1 ручной пулемёт, 17 винтовок, 2 пистолета и 14 кремнёвых ружей. 24 и 25 декабря 1944 года отряд совершил первые боевые операции: были атакованы и захвачены два поста французских колониальных войск — пост в Нангане (провинция Каобанг) и пост в Файкхат (провинция Баккан).

В это же время руководство Вьетминя установило контакты с активистами «Свободной Франции» и предложило им начать совместные действия против японских войск в Индокитае, однако это предложение было отклонено.

В 1945 году, понимая, что Япония проигрывает войну, многие чиновники Бао Дая начинают поддерживать Вьетминь и саботировать исполнение приказов японской оккупационной администрации.

9 марта 1945 года командование японских войск в Индокитае предъявило ультиматум французским войскам с требованием сдать оружие, а на следующий день, 10 марта 1945 года, окружив места дислокации французских сил, начало их интернирование. Из 37 тыс. французских колониальных войск (7 тыс. французов и 30 тыс. туземных военнослужащих), находившихся в это время в Индокитае, к границе с Китаем удалось прорваться 5 тысячам. Эти события изменили соотношение сил в регионе

Ночью 11 марта 1945 года боевые отряды Хынгиена захватили форт Баниеннян. В этот же день подняли восстание в концентрационном лагере Бато арестованные активисты Вьетминя, они быстро установили контроль над лагерем и разоружили охрану

12 марта 1945 года ЦК КПИК принял постановление о прекращении использования антифранцузских лозунгов и предложил правительству Франции оказать помощь в антияпонской борьбе французскому движению Сопротивления в Индокитае при условии, что через пять лет после окончания войны Индокитай станет независимым государством. Ответа от французской стороны получено не было.

В марте 1945 года Вьетминь распространил влияние на активистов молодёжной организации «Передовая молодёжь», действовавшей в южном Вьетнаме, в дальнейшем в состав Вьетминя перешли многие активисты этой организации.

В апреле 1945 года активизируется подготовка военных отрядов Вьетминя (которые к этому времени уже достигли 1 тыс. бойцов), было создано главное военное командование и школы для подготовки командных кадров. Одновременно, активизируется создание подпольной сети в городах Ханой, Хюэ и Сайгон.

10 апреля 1945 года вьетнамскими силами был окружен и уничтожен японский гарнизон в провинции Тхайнгуен (80 солдат). В дальнейшем, ими были разгромлены или разоружены другие посты и гарнизоны японских и колониальных войск.

15 мая 1945 года в Тётю в результате объединения отрядов спасения родины и отрядов освобождения была создана Освободительная армия Вьетнама

4 июня 1945 года в селении Танчао состоялась конференция народных представителей северного Вьетнама, которая провозгласила создание освобождённого административного района (в состав которого вошла территория шести полностью занятых партизанами провинций и районы ещё двух частично занятых провинций с населением свыше 1 млн человек). Столицей района стало селение Танчао.

13 августа 1945 года Вьетминь объявил о начале восстания.

16 августа 1945 года отряды Вьетминя выступили из Танчао в направлении дельты Красной реки и Ханоя, 17 августа 1945 года они вступили в Ханой, разоружив охрану императорского дворца, заняв казармы и арсенал, а к вечеру 19 августа 1945 года полностью установив контроль над стратегическими объектами столицы.

2 сентября 1945 года на выборах в Национальное собрание «Лига» одержала победу, получив 230 из 300 мест, в этот же день было провозглашено создание Демократической Республики Вьетнам.

В 1946 году в состав «Лиги независимости Вьетнама» вступила Социалистическая партия Вьетнама, которая объединяла в основном представителей вьетнамской интеллигенции.

Также, в начале 1946 года был заключён союз между Вьетминем и Единым национальным фронтом Кампучии «Кхмер Иссарака», после чего активизировалось взаимодействие и взаимопомощь вьетнамских и камбоджийских коммунистических партизан в районе границы между Вьетнамом и Камбоджей. Летом 1946 года кхмеры начали участвовать в операциях вьетнамских партизан против французских колониальных войск в Индокитае.

В марте 1951 года «Лига независимости Вьетнама» объединилась с партией «Национальный союз Вьетнама» (Льен-Вьет), в результате была создана единая организация Объединённый национальный фронт Льен-Вьет.

Деятельность

Во время Второй мировой войны боролся как с японскими оккупантами Вьетнама, так и с подчинявшейся им французской колониальной администрацией.

При этом, Вьетминь оказывал помощь странам антигитлеровской коалиции — в частности, передавая разведывательные данные о японских силах во Французском Индокитае.

В этот период руководители Вьетминя четыре раза обращались к представителям OSS в Китае, с предложением активизировать саботаж против японских войск во Французском Индокитае, если американская сторона предоставит им оружие, но все эти предложения были отклонены. В общей сложности, по линии OSS от США были получены один пистолет-пулемёт «томпсон» и два пистолета «кольт»; ещё шесть револьверов .38 калибра и партию патронов представителям Вьетминя передал сотрудник OSS Пол Хелливелл (Paul E. Helliwell) в качестве оплаты за спасение ими трёх сбитых американских пилотов. Есть сведения, что летом 1945 года американские инструкторы подготовили 200 партизан Вьетминя.

Кроме того, в этот период времени Вьетминь получал помощь со стороны Франции (после подписания в марте 1944 года соглашения о борьбе против Японии, 23 марта 1944 года было получено 165 винтовок «ремингтон» и 40 карабинов) и гоминьдановского правительства Китая.

К моменту капитуляции Японии, в августе 1945 года поддержка со стороны западных стран была прекращена.

Литература и источники

• С. А. Мхитарян. Из истории единого национального фронта Вьетнама // «Вопросы истории», № 9, 1954.

Отрывок, характеризующий Вьетминь

– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.