Куокнгы
Поделись знанием:
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
(перенаправлено с «Вьетнамская письменность»)
Тьы куокнгы (вьетн. chữ quốc ngữ, тьы-ном 𡨸國語, «письмо национального языка»), обычно сокращается до куокнгы (вьетн. Quốc Ngữ, тьы-ном 國語, «национальный язык») — современная система письменности для записи слов вьетнамского языка. Куокнгы основана на латинском алфавите (точнее, на португальской письменности)[1] с несколькими диграфами и диакритическими знаками: четыре из них образуют новые звуки, а пять — указывают тон. При одной букве может стоять несколько диакритических знаков.
Содержание
История
В XIII веке вьетнамский язык получил письменность из Китая. Слова записывались китайскими иероглифами, которые называли тьы-ном (вьетн. chữ nôm, тьы-ном 字喃), каждый иероглиф обозначал слово. Письменность основывалась на классическом китайском (который во Вьетнаме называли тьы-нё (вьетн. chữ nho, тьы-ном 漢字), но в неё добавили изобретённые во Вьетнаме иероглифы «тьы тхуан ном» (вьетн. chữ thuần nôm, «правильные номские знаки»).
Уже в 1527 году португальские миссионеры, проповедовавшие во Вьетнаме, начали транскрибировать слова вьетнамского языка латиницей. Это привело к созданию современного вьетнамского алфавита, основанного на работах французского миссионера Александра де Рода, работавшего в стране с 1624 по 1644 год. Он, опираясь на работы Гаспара д’Амараля и Дуарте да Коста, выпустил в Риме в 1651 году «Dictionarium Annamiticum Lusitanum et Latinum», вьетнамско-португальско-латинский словарь, где использовалась его транскрипция[1].
Использование тьы-нома и тьы-нё продолжалось до начала XX века, пока французское колониальное правительство не перевело язык на латиницу Рода. Националисты посчитали латиницу способом борьбы с оккупацией и активно распространяли её, открывая школы и печатая периодические издания на тьы-ном. К концу XX века вьетнамский повсеместно записывали с помощью куокнгы, а круг лиц, владеющих иероглификой, ограничен учёными.
Памела Пирс считает, что французы, насаждая латиницу, отрезали вьетнамцев от древней литературы, делая невозможным её прочтение[2].
Структура
См. также: Деление слога в китайской фонетике
Каждый слог во вьетнамском пишется отдельно. Раньше слоги многосложных слов записывались через дефис, но после окончания Вьетнамской войны и объединения страны эта система не прижилась. В слоге есть три части:
- обязательная инициаль (в случае отсутствия письменного обозначения инициали слог начинает гортанная смычка)[3],
- обязательная медиаль со значком тона,
- необязательная финаль.
Буквы и их произношение
| Буква | Название | МФА | Система Мхитарян |
|---|---|---|---|
| A a | a | aː, в некоторых диалектах: æ | а |
| Ă ă | á | ɐ | а |
| Â â | ớ | ə | а, (э) |
| B b | bê, bờ | ɓ, ʔb | б |
| C c | xê, cờ | k | к |
| D d | dê, dờ | северное произношение: z, южное произношение: j |
з |
| Đ đ | đê, đờ | ɗ, ʔd | д |
| E e | e | ɛ | е, э |
| Ê ê | ê | e | е, э |
| G g | giê, gờ | ɣ z (перед i) |
г |
| H h | hát, hờ | h | х |
| I i | i ngắn | i | и, -й, -ь- |
| K k | ca | k | к |
| L l | e-lờ | l | л |
| M m | em-mờ | m | м |
| N n | en-nờ | n | н |
| O o | o | ɔ | о |
| Ô ô | ô | ɤ | о |
| Ơ ơ | ơ | əː | о |
| P p | pê | p | п |
| Q q | cu, quy | северное произношение: kw, южное произношение: w |
к |
| R r | e-rờ | северное произношение: z, южное произношение: ʐ, ɹ |
р (ж, з) |
| S s | ét-sì, sờ, sờ mạnh | s, южное и центральное произношение: ʂ |
ш |
| T t | tê, tờ | t | т |
| U u | u | u | у |
| Ư ư | ư | ɨ | ы |
| V v | vê, vờ | v, южное произношение: j |
в |
| X x | ích-xì, sờ nhẹ | s | с |
| Y y | i dài, i-cờ-rét | i | и, й |
Согласные
Большинство согласных произносится в соответствии с МФА, с нижеследующими исключениями.
- И d, и gi произносятся либо как [z] (северные диалекты), или как [j], й (в центральных и южных диалектах). В средневьетнамском языке буквой d записывался звук [ð], так как такое произношение имеется у португальской буквы d; а gi означало звук [ʝ], примерно соответствующий итальянскому [dʒ], который записывается как gi (Giovanni: Джованни).
- đ произносится с гортанной смычкой в конце.
- s произносится как «с» на севере и как «ш» на юге страны. Написание этого звука как s было выбрано по причине сходства с аналогичным свистящим согласным в португальском языке.
- ng — велярный носовой согласный (МФА: [ŋ]). Он имеется в английском языке («singing»). Никогда не произносится как «н» или как «нг».
Диграф gh и триграф ngh — варианты g и ng, использующиеся перед i, чтобы не смешиваться с диграфом gi.
Вьетнамское письмо не использует букву f. Фонема [f] передается диграфом ph.
Фонема [ʨ] передается диграфом tr.
Гласные
Произношение
Буквы y и i эквивалентны и обозначают один и тот же звук везде, кроме дифтонгов (tay, рука, читается /tɐi/, а tai, ухо, читается /taːi/). С начала XX века были попытки стандартизации орфографии, не увенчавшиеся успехом. Причиной может быть нежелание вьетнамцев писать фамилию Нгуен как Nguiễn, а популярное женское имя Thúy как Thúi (вонючий). В начале XXI века орфография без y встречается только в научных публикациях.
| Написание | Звучание | Написание | Звучание |
|---|---|---|---|
| a | /aː/, /æ/ в некоторых диалектах /ɐ/ перед «u» и «y», /ə/ в составе «ia» (/iə/) | o | /ɔ/, /ɐw/ перед «ng» и «c»; /w/ |
| ă | /ɐ/ | ô | /o/, /ɜw/ перед «ng» и «c» кроме «uông» и «uôc» |
| â | /ə/ | ơ | /əː/ |
| e | /ɛ/ | u | /u/, /w/ |
| ê | /e/, /ə/ после iê | ư | /ɨ/ |
| i | /i/ перед «a» и «ê» | y | /i/ перед «ê» |
Орфография
Монофтонги
Таблица показывает произношение монофтонгов и соответствующую запись на вьетнамском.
Звучание Написание Звучание Написание /i/ i, y (см. ниже) /e/ ê /ɛ/ e /ɨ/ ư /əː/ ơ /ə/ â /aː/ a /ɐ/ ă /u/ u /ɤ/ ô /ɔ/ o
Прим.: гласный /i/ может записываться по-разному:
- обычно он обозначется буквой i: /si/ = sĩ;
- иногда записывается буквой y после h, k, l, m, s, t, v: /mi/ = Mỹ.
Дифтонги и трифтонги
Звучание Написание Звучание Написание Дифтонги /uj/ ui /iw/ iu /oj/ ôi /ew/ êu /ɔj/ oi /ɛo/ eo /əːj/ ơi /əj/ ây, ê in ‹ênh› /əjŋ/ и ‹êch› /əjk/ /əw/ âu, ô in ‹ông› /əwŋ/ и ‹ôc› /əwk/ /aːj/ ai /aːw/ ao /ɐj/ ay, a in ‹anh› /ɐjŋ/ и ‹ach› /ɐjk/ /ɐw/ au, o in ‹onɡ› /ɐwŋ/ и ‹oc› /ɐwk/ /ɨj/ ưi /ɨw/ на севере обычно /iw/ ưu /iə/ ia, ya, iê, yê /uə/ ua /ɨə/ ưa /ɨəː/ ươ /uo/ uô /uiː/ uy Трифтонги /iəw/ iêu, yêu /uoj/ uôi /ɨəːj/ ươi /ɨəːw/ ươu
- /iə/ может записываться как ia (в открытых слогах: /miə/ = mía), iê (перед согласной буквой: /miəŋ/), ya, yê.
- i меняется на y в начале заимствований или после гласной буквы: /xuiə/ = khuya, /xuiən/ = khuyên, /iən/ = yên.
- /uə/ и /uo/ записываются как ua в открытых слогах (/muə/ = mua) и как uô перед согласными (/muon/ = muôn).
- /ɨə/ и /ɨɜː/ записываются как ưa в открытых слогах (/mɨə/ = mưa) и как ươ перед согласными (/mɨəːŋ/ = mương).
Обозначение тонов
Вьетнамский язык — тоновый, то есть значение каждого слова зависит от высоты его тона. В литературном северном диалекте имеется шесть тонов, а на юге тоны «хой» и «нга» слились. Первый тон не маркируется, а остальные указываются на письме добавлением диакритического знака к соответствующей гласной букве.
| Название | Контур | Знак | Примеры | |
|---|---|---|---|---|
| Ngang (нганг) или bằng (банг) | высокий ровный, ˧ | — | A/a, Ă/ă, Â/â, E/e, Ê/ê, I/i, O/o, Ô/ô, Ơ/ơ, U/u, Ư/ư, Y/y | |
| Huyền (хюен) | нисходящий плавный, ˨˩ | гравис | À/à, Ằ/ằ, Ầ/ầ, È/è, Ề/ề, Ì/ì, Ò/ò, Ồ/ồ, Ờ/ờ, Ù/ù, Ừ/ừ, Ỳ/ỳ | |
| Hỏi (хой) | восходяще-нисходящий, ˧˩˧ | крюк сверху | Ả/ả, Ẳ/ẳ, Ẩ/ẩ, Ẻ/ẻ, Ể/ể, Ỉ/ỉ, Ỏ/ỏ, Ổ/ổ, Ở/ở, Ủ/ủ, Ử/ử, Ỷ/ỷ | |
| Ngã | нисходяще-восходящий с гортанной смычкой, ˧˥ˀ |
тильда | Ã/ã, Ẵ/ẵ, Ẫ/ẫ, Ẽ/ẽ, Ễ/ễ, Ĩ/ĩ, Õ/õ, Ỗ/ỗ, Ỡ/ỡ, Ũ/ũ, Ữ/ữ, Ỹ/ỹ | |
| Sắc | восходящий, ˧˥ | акут | Á/á, Ắ/ắ, Ấ/ấ, É/é, Ế/ế, Í/í, Ó/ó, Ố/ố, Ớ/ớ, Ú/ú, Ứ/ứ, Ý/ý | |
| Nặng | резко нисходящий, ˧˨ˀ | точка снизу | Ạ/ạ, Ặ/ặ, Ậ/ậ, Ẹ/ẹ, Ệ/ệ, Ị/ị, Ọ/ọ, Ộ/ộ, Ợ/ợ, Ụ/ụ, Ự/ự, Ỵ/ỵ | |
В тоне «нга» в середине гласного прерывается гортанной смычкой. Тон «нанг» в конце тоже глоттализуется.
В слогах с дифтонгами и трифтонгами положение значка тона вызывает споры. В «старой нотации» значок ставится на первый или центральный гласный (hóa, yếu), в «новой» — на главный гласный в ди- или трифтонге (hoá). В обеих системах, если на гласной букве уже есть диакритика, то значок тона ставится на неё (thuế, но не thúê).
Словарный порядок при этом зависит от тона: tuân thủ стоит перед tuần chay, хотя c — третья буква в алфавите, а t находится в конце.
Китайские заимствования и куокнгы
При записи китаизмов латиницей возникает множество омофонов, к примеру, как 明 (светлый), так и 冥 (тёмный) читаются minh.
Компьютерная поддержка
Юникод полностью поддерживает куокнгы, хотя и не содержит отдельного вьетнамского диапазона: знаки куокнгы разбросаны по диапазонам Basic Latin, Latin-1 Supplement, Latin Extended-A, Latin Extended-B и Latin Extended Additional. ASCII-подобная кодировка Vietnamese Quoted Readable и некоторые другие байтовые кодировки, вроде TCVN3, VNI и VISCII широко использовались в до-юникодовую эпоху. Большинство современных документов написаны в UTF-8.
Юникод позволяет пользователям выбирать между готовыми буквами с диакритикой и обычной латиницей с комбинируемой диакритикой, но из-за проблем с отображением последних (например, в шрифте Verdana) большинство вьетнамцев пишут буквами с заранее добавленной диакритикой.
Для ввода вьетнамских символов используются бесплатные программы и клавиатурные драйверы, например, Telex, VIQR и его варианты, и VNI.
См. также
Напишите отзыв о статье "Куокнгы"
Литература
- Gregerson, Kenneth J. (1969). A study of Middle Vietnamese phonology. Bulletin de la Société des Etudes Indochinoises, 44, 135—193. (Published version of the author’s MA thesis, University of Washington). (Reprinted 1981, Dallas: Summer Institute of Linguistics).
- (1949) «Origine des particularités de l'alphabet vietnamien». Dân Việt-Nam 3: 61–68.
- Healy, Dana.(2003). Teach Yourself Vietnamese, Hodder Education, London.
- Nguyen, Đang Liêm. (1970). Vietnamese pronunciation. PALI language texts: Southeast Asia. Honolulu: University of Hawaii Press. ISBN 0-87022-462-X
- Nguyễn, Đình-Hoà. (1955). Quốc-ngữ: The modern writing system in Vietnam. Washington, D. C.: Author.
- (1992) «Vietnamese phonology and graphemic borrowings from Chinese: The Book of 3,000 Characters revisited». Mon-Khmer Studies 20: 163–182.
- Nguyễn, Đình-Hoà. (1996). Vietnamese. In P. T. Daniels, & W. Bright (Eds.), The world’s writing systems, (pp. 691—699). New York: Oxford University Press. ISBN 0-19-507993-0.
- Nguyễn, Đình-Hoà. (1997). Vietnamese: Tiếng Việt không son phấn. Amsterdam: John Benjamins Publishing Company. ISBN 1-55619-733-0.
- Pham, Andrea Hoa. (2003). Vietnamese tone: A new analysis. Outstanding dissertations in linguistics. New York: Routledge. (Published version of author’s 2001 PhD dissertation, University of Florida: Hoa, Pham. Vietnamese tone: Tone is not pitch). ISBN 0-415-96762-7.
- Thompson, Laurence E. (1991). A Vietnamese reference grammar. Seattle: University of Washington Press. Honolulu: University of Hawaii Press. ISBN 0-8248-1117-8. (Original work published 1965).
- Nguyen, A. M. (2006). Let’s learn the Vietnamese alphabet. Las Vegas: Viet Baby. ISBN 0977648206
- Shih, Virginia Jing-yi. Quoc Ngu Revolution: A Weapon of Nationalism in Vietnam. 1991.
Примечания
- ↑ 1 2 Roland Jacques. [www.orchidbooks.com/book_reviews/port_pioneer.html Portuguese pioneers of Vietnamese linguistics prior to 1650]. — Orchid Press, 2002.
- ↑ Pamela A. Pears. [books.google.com/books?id=f0InWkpBI0wC&pg=PA18&dq=vietnamese+alphabet#v=onepage&q=vietnamese%20alphabet&f=false Remnants of Empire in Algeria и Vietnam: Women, Words, и War]. — Lexington Books, 2006. — P. 18. — ISBN 0739120220.
- ↑ Крылов Ю. Ю. О нулевых элементах слога // Известия Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена — СПб., 2009
Ссылки
- [purl.pt/961 Scanned version of Alexandre de Rhodes' dictionary]
- [www.cjvlang.com/Writing/writsys/writviet.html Vietnamese Writing System]
- [www.saigon.com/~diction/articles/my-mi.viq Essay comparing the orthography variants]
- [vietunicode.sourceforge.net/ Vietnamese Unicode FAQs]
- [www2.twl.ncku.edu.tw/~uibun/chuliau/lunsoat/english/phd/index.htm Doctoral dissertation comparing learning efficiency between quoc ngu and Chinese characters]
- [ngonngu.net/index.php?fld=nnh&sub=nguam&pst=chuviet Chữ viết] (in Vietnamese)
- [just.nicepeople.free.fr/Vietnamese-Typing.htm#PlaceOfAccent The right place of the Vietnamese accent] a simple rule for learners, on where to put the tonal accent
- [just.nicepeople.free.fr/kbd/ The Vietnamese keyboard] its layout is compared with US, UK, Canada, France, and Germany’s keyboards.
Отрывок, характеризующий Куокнгы
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
