Вьетнамский дракон

Вьетнамские драконы (вьетн. rồng или long, тьы-ном 龍) — символ из фольклора и мифологии Вьетнама. По сравнению с другими восточными драконами на них сильно повлиял миф о китайских драконах. Согласно древнему мифу о сотворении, современные вьеты происходят от дракона Лак Лонг Куана и феи Ау Ко.

Вьеты считали приносящего дождь дракона важным для земледелия. Он символизировал императора, процветание и силу народа. Подобно китайскому дракону, вьетнамский — символ ян, означающего мир, жизнь, существование и рост.

Легенды

Потомок Шэнь-нуна в пятом поколении, Лак Лонг Куан был королём драконьего рода, живущего рядом с Южно-Китайским морем. Он был женат на богине или фее Ау Ко, дочери короля птиц Де Лаи. Ау Ко в браке с Лак Лонг Куаном породила мешок, он лопнул, и в нём оказалось сто яиц, из каждого яйца вышло по сыну (ср. рождение братьев-Кауравов в «Махабхарате»). Первый из них, став государём Хунгом, наследовал Лак Лонг Куану и правил государством Ванланг. Это отражено в пословице «Con Rồng, cháu Tiên» («Дети дракона, внуки богов»).

В мифах вьетнамского народа тхай есть также божество воды Туонглуонг, имеющее образ змеи или дракона, обитающего в самых глубоких местах водоёмов.

Историческое развитие вьетнамского образа дракона

Предыстория

Вьетнамский дракон есть сочетание образа крокодила, змеи, ящерицы и птицы. Исторически вьетнамцы селились вдоль рек, поэтому они чтили крокодилов, называя их зяо лонг (вьетн. giao long), первый тип вьетнамских драконов.

Некоторые разновидности драконов найдены на археологических раскопках. Одна группа — крокодилодраконы, с головой крокодила и телом змеи. Кошко-дракон, выкопанный на терракотовом участке в Бакнине, имеет черты дракона периода Дайвьет: голова короткая и не крокодилья, длинная шея, крылья и задние плавники в виде длинных линий, усы и шерсть.

Династия Нго (Ngô) (938—965)

На кирпиче времён династии Нго, найденном в Колоа, дракон короток, имеет кошачьеподобное тело и рыбий плавник.

Династия Ли (1010—1225)

Династия Ли заложила во Вьетнаме фундамент феодальной культуры. Распространялся буддизм. В 1070 в Ханое открывается Храм Литературы (Ван Мьеу), первый феодальный университет. Грациозный извивающийся дракон этого периода символизирует императора и литературу.

Идеально округлые тела этих драконов изгибаются длинной синусоидой, постепенно сужаясь к хвосту. Тело имеет 12 частей, символизирующих 12 месяцев года. Вдоль спины дракона идёт непрерывный ряд равноудалённых друг от друга плавников. Высоко поднятая голова пропорциональна телу и украшена длинной гривой. Также на голове есть борода, выпуклые глаза, гребешок на носу, но нет рогов. Ноги маленькие и тонкие, обычно с тремя пальцами. Челюсти открыты широко, виден длинный тонкий язык. Дракон всегда держит в пасти châu (драгоценный камень — символ человечности, благородства и знаний). Эти драконы способны менять погоду и отвечают за зерновые.

Династия Чан (1225—1400)

Дракон этого периода похож на предшественника, но выглядит более грозным. Дракон Чанов имеет новые черты: передние конечности и рога. Их пылающий гребень более короток, слегка изогнутое тело толще и утоньшается к хвосту. Множество вариантов хвоста (прямой, остроконечный, витой), так же много видов чешуи (сплошная полуцветочная, слегка изогнутая).

Дракон эпохи Чан символизирует воинское искусство, поскольку династия происходила от военного чиновника. Вьетнамцы в эти века сражались с монгольскими завоевателями.

Династия Ле

В эпоху правления династии Ле вьетнамский дракон испытывает сильное влияние с севера из-за распространения конфуцианства. В отличие от предыдущих династий, драконы этого периода изображены не только вьющимися меж облаков. Эти драконы величавы и львиноголовы. Взамен огненного гребня у них увеличился нос. Их тела делятся уже только на две части. На их лапах — по пять острых когтей.

Династия Нгуен

(1802—1883)

В начале правления династии Нгуен дракон изображался с витым хвостом и длинным пылающим мечом-плавником. Их головы и глаза велики. У них оленьи рога, львиные носы, оскаленные собачьи зубы, сплошная сверкающая чешуя, изогнутые усы. Дракон-император изображался с лапами о пяти когтях, в то время как лапы меньших драконов имели только четыре когтя. Обычно изображается мать с детьми либо пара драконов.

(1883—1945)

В поздний период драконий образ вырождается и огрубляется, теряя естественность и величавость формы. Это знак упадка искусства в конце династии.

Дракон в литературе

Некоторые пословицы:

• «Rồng gặp mây»: «Дракон встречает облака» — В благосклонных обстоятельствах.
• «Đầu rồng đuôi tôm»: «Голова дракона, хвост креветки» — Хорош поначалу, плох в итоге; начавшееся хорошо и закончившееся дурно.
• «Rồng bay, phượng múa»: «Полёт дракона, танец феникса» — Похвала каллиграфии того, кто хорошо пишет китайские идеограммы.
• «Rồng đến nhà tôm»: «Дракон посещает дом креветки» — Присказка хозяина гостю (или о госте): хозяин позиционирует себя скромной креветкой, дом которой посещает благородный дракон.
• «Ăn như rồng cuốn, nói như rồng leo, làm như mèo mửa»: «Ест, как дракон извивается, говорит, как дракон воспаряет, работает, как кошка блюёт» — Критика болтливого и прожорливого лентяя.

Названы в честь вьетнамского дракона

Ханой (вьетн. Hà Nội), столица Вьетнама, был известен в древности как Тханглонг: от тханг (thăng) — «расти», «лететь», «восходить», «подниматься», «развиваться» и лонг — «дракон»; архаичное название до сих пор используется в литературе. В 1010 г. император Ли Тхай То перенёс столицу из Хоалы в Дайла, обозначив в указе: он видел ронг ванга (жёлтого дракона), летающего вокруг в чистом синем небе, затем он изменил название Дайла на Тханглонг, что символизировало: «Блеск Вьетнама и развивающееся будущее».

Более того, один из четырёх богов-защитников Танг Лонг (Танг Лонг Ты Чан) был божеством Лонг До (буквально — драконий центр, место встречи земли и неба: в восточных взглядах брюхо имеет такую же роль, как сердце на Западе). Божество Лонг До помогло Ли Тхай То построить крепость его столицы.

Множество вьетнамских топонимов содержат слова «лонг» или «ронг», «зонг», «жонг», означающие «дракон»: залив Халонг, Кыулонг (участок руки Меконг), мост Хамронг, мост Лонгбьен. Другие слова тоже включают их в себя: питайя (Thanh Long), водяной смерч (vòi rồng), кактусовые (xương rồng), Лонган (long nhãn).

Ссылки

• [vnexplore.net/index.php?news=33/ Дракон и фея в истории вьетнамского искусства]

Отрывок, характеризующий Вьетнамский дракон

– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.