Вьетнамский костюм

Вьетнамский костюм — совокупность национальных костюмов народов, населяющих Вьетнам, а также современная одежда, которую носят его жители.

Исторические костюмы

До династии Нгуен знатные вьетнамцы носили адаптированную китайскую одежду, а простолюдины — собственно вьетнамскую, причём в Средневековье одежда была очень важным социальным маркером, существовали строгие правила, регламентировавшие костюм. Простолюдинам было запрещено носить яркие цвета, в некоторые периоды разрешались только чёрный, коричневый и белый цвета. Монархи могли носить запрещённые остальным слоям населения золотые одежды, а знать — красные и багряные. Фасоны и цвета одеяний зависели от текущей даты и положения носителя.

В правление династии ранних Ли был выпущен эдикт, запрещающий «маньчжурскую одежду», а Нгуен Фук Ань, взойдя на трон, выпустил следующий приказ:

Для одежд военных и гражданских нужно разработать новую систему, полагаясь на стандарты династий Хань и Тан, а равно и Минской империи. Одежды и инструменты учёных и простых людей пусть будут слегка похожи на подобные им в Минской империи. Мы должны постараться вытравить дурные обычаи Северных династий ради нашей культуры.

Оригинальный текст (кит.)  

其文武官服、参酌汉唐历代至大明制度及新制式样、其士庶服舍器用、略如大明体制、尽除北朝陋习、为衣冠文献之邦矣！

— 新制式样”指的是當時的裝束

Крестьяне одевались в пижамообразные шёлковые костюмы, называемые на севере аокань (áo cánh), а на юге — аобаба (áo bà ba). Обычные головные уборы крестьян — обёрнутая вокруг головы полоска парчи «кхандонг» (khăn đống) и «нонла» — вьетнамский вариант конической азиатской шляпы. Обуви простые вьетнамцы часто не носили, на праздники надевали сандалии из бамбука. Знатные жители столицы Хюэ носили башмаки, их простолюдинам надевать было также запрещено.

Аотытхан

Аотытхан, «платье из четырёх частей», вместе с майкой-передником йем (yếm), носили простые женщины. Аотытхан отличается от аозая тем, что у него отсутствует горловина, туника просто накидывается на плечи. Император Минь Манг предписал женщинам также носить штаны, хотя с окончанием его правления женщины вновь вернулись к юбкам. В правление Зя Лонга аотытхан превратился в аонгутхан (áo ngũ thân), «платье из пяти частей». Пятая вставка располагалась спереди, на ней располагались пуговицы. Застегнув все, носящий превращал аонгутхан в подобие аозая, а застегнув только нижние пуговицы, в аотытхан.

Йем

Неизвестно, когда точно появился передник «йем» (вьетн. yếm), однако во время правления династии Ли (XII век) считался нижним бельём. Йем — это четырёхугольный кусок ткани с завязками на шее и боковинах. Его надевали под аотытхан или аозай, причём для праздников предназначался особый, разноцветный йем, а для работы — белый или серый.

Современная одежда

При Нгуенах вьетнамский костюм изменился, восприняв французскую и маньчжурскую одежду, оформился аозай. В XX веке вьетнамские модельеры зачастую черпают вдохновение в национальных костюмах.

Аозай

Самый известный в мире и популярный среди населения вьетнамский костюм называется аозай (áo dài). Исторически, в конце XVIII века, это была одежда привилегированного сословия. Существуют как женские, так и мужские виды аозай, однако в XX веке, вместе со сменой фасона (переходом на двуполый покрой, переносом пуговиц на боковину и кроением по фигуре), его стали носить в основном женщины. Аозай состоит из длинного платья с разрезами по бокам и просторных брюк. В повседневной жизни традиционную одежду во Вьетнаме вытеснила западная, единственным исключением является аозай, ставший формой во многих школах и колледжах. Мужчины обычно носят костюм кхандонг аозай — платье аозай в комплекте с кхандонгом, особым головным убором в виде ленты, обмотанной вокруг головы на лбу и затылке.

Национальная одежда

Зао

Костюм народа зао (вьетнамское наименование яо, в который входит несколько этнических групп, в том числе, яо с монетками и красные яо), состоит из вышитых штанов и рубашки, причём зао с монетками широко используют монетки, бисер и вышивку. Красные зао названы так по цвету головного платка и основному цвету отделки костюмов. У красных зао женщины носят длинную рубашку, а мужчины — две: короткую и длинную, причём и мужским, и женским рубашкам вышивают рукава так, что кажется, будто короткий рукав надет поверх длинного. Нижние штаны вышивают растительным, фруктовым, квадратным орнаментами, свастикой, поверх них надевают чёрные штаны без рисунка.

Монг

Женщины народа монг (хмонги) носят льняную одежду, украшенную вышивкой гладью с настилом и крестом геометрическими и природными орнаментами: устричными, крабовыми, в форме вершин гор, спиралей, кругов, цветов тыквы, чеснока и других. Юбка типа «солнце», подвязывается поясом, поверх носят фартук. Основные цвета отделки — синий, красный, белый и жёлтый.

Синие хани

Хани выращивают рис и хлопок, из которого изготавливается национальный костюм, состоящий из головного убора, блузки, пояса, передника и штанов. Головной убор женщин — фальшивые волосы из конского хвоста, заплетённый в толстые косы, детям надевают шапочки с бусами и бахромой, которые должны уберечь ребёнка от вредного ветра, мужчины носят чалму. На женских блузках нашиты серебряные цветы. Костюм повседневно-праздничный, выделенной одежды для праздников нет; в общем изготовление костюма занимает месяц, его вышивка — неделю.

Патхен

Аналогично многим другим малым народам Вьетнама, у патхен рукоделие является женской работой, девушка должна изготовить себе свадебную одежду сама, это занимает не меньше месяца. Головной убор патхен похож на вьетский «кхансеп», но значительно больше его по размеру, кроме того, на патхенский головной убор нашивают свисающие украшения. Женская рубашка удлиннённая, передняя часть короче задней. Юбка плиссированная, вышитые орнаменты покрывают бока. Перед юбки остаётся без украшений, так как там спускаются концы красного или белого вышитого пояса.

Причёски

Ещё в правление хунгвыонгов вьеты носили одну или две косы и пучки на затылке и макушке. Жительницы северного Вьетнама укладывают волосы со вплетённой в них лентой вокруг головы, жительницы юга скрепляют причёски гребнями.

У многих народов, населяющих Вьетнам, имеются собственные причёски: девушки народа тхай до замужества делают из волос низкие пучки, а после укладывают волосы на затылке. Красные яо носят объёмный головной убор, закрывающий волосы, цветные хани надевают шляпу с бусами и бахромой, чёрные хани же отличаются скромным головным убором чёрного цвета. хмонгские женщины не носят шляп, они заплетают в причёску разноцветные нити, а мыонгские — оборачивают причёску отрезом белой ткани. Народ нгаи (вьетнамские хакка) заплетает волосы в две косы.

Вьетские женщины вместе с аотытханом носят треугольный головной платок «мокуа», похожий спереди на клюв вороны.

Отрывок, характеризующий Вьетнамский костюм

– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.