Вьеты

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вьеты, кинь
Việt, Kinh
越, 京
(кит. юэ, цзин)
Самоназвание

вьет, кинь

Численность и ареал

Всего: 73,5 млн. чел
Вьетнам Вьетнам — 70,8 млн чел
США США — 1,2 млн чел
Камбоджа Камбоджа — 597 тыс. чел
Франция Франция — 302 тыс. чел
Австралия Австралия — 174 тыс. чел
Канада Канада — 151 тыс. чел
Таиланд Таиланд — 103 тыс. чел
Лаос Лаос — 94 тыс. чел
Германия Германия — 83 тыс. чел
Малайзия Малайзия — 83 тыс. чел
КНР КНР — 30 тыс. чел
Россия Россия — 26,2 тыс. чел
Украина Украина — 3,9 тыс. чел

Язык

вьетнамский

Религия

буддизм, даосизм, конфуцианство, католицизм, протестантизм, Као-Дай, Хоа-Хао

Расовый тип

Монголоидная раса

Родственные народы

вьет-мыонгские народы

Современные вьеты (вьетнамцы; самоназв. — Việt, вьет (кит. юэ); Kinh, кинь, кит. , jing, gin, цзин) — основной народ Вьетнама, один из вьет-мыонгских народов. Общая численность — 73,5 млн чел. (2006, оценка), в том числе во Вьетнаме — 70,8 млн чел., Камбодже — 597 тыс. чел., Таиланде — 103 тыс. чел., Лаосе — 94 тыс. чел., Малайзии — 83 тыс. чел., Китае — 30 тыс., США — 1,2 млн чел., Канаде — 151 тыс. чел., Австралии — 174 тыс. чел., Франции — 302 тыс. чел., Германии — 83 тыс. чел., Украине — 3,9 тыс. чел., России — 26,2 тыс. чел., в том числе в Москве — 15,6 тыс. чел. (2002, перепись).

Современные вьеты говорят на вьетнамском языке. По религии буддисты, даосы, конфуцианцы, есть католики (5—10 %), протестанты, на юге — приверженцы синкретических культов Као-Дай и Хоа-Хао.

Следует различать древних вьетов (кит. юэ), составлявших многоэтническую общность племён батьвьеты (кит. байюэ)[1] и населявших во II-I тыс. до н. э. юг Китая и современных вьетов (также кит. юэ), которые хотя и являются потомками батьвьетов, но ведут свою родословную лишь от двух батьвьетских народов — лаквьетов и аувьетов.





История

Предки современных вьетов и мыонгов — лаквьеты (кит. лоюэ) — являются автохтонным населением современного северного Вьетнама. Они отделились от других вьет-мыонгских народов, населявших в начале I тыс. до н. э. территорию современного южного Китая и продвинулись в бассейн реки Красная.

С лаквьетами связывается древняя донгшонская культура, обнаруженная на территории современного северного Вьетнама. Ими также создано самое южное из всех древних вьетских государств — королевство Ванланг. Позже к ним присоединились родственные горные племена аувьеты (кит. оуюэ) и создали новое совместное государство Аулак — древнее ядро будущего Вьетнама.

В древности лаквьеты (лоюэ) входили в многоэтническую общность племён «батьвьеты» (кит. байюэ)[1] или «сто (то есть множество) вьетских народов», известную из древнекитайских источников I тысячелетия до н. э., говоривших на языках «юэ» (вьетн. вьет, кит. трад. 越語, упр. 越语, пиньинь: yuèyǔ) и населявших во II—I тыс. до н. э. юг Китая от низовьев Янцзы.

В древнекитайских источниках, кроме лаквьетов и аувьетов, также упоминаются следующие названия юэ-язычных племен: донгвьеты (кит. дуньюэ — «восточные юэ»), манвьеты (кит. миньюэ — «юэ в районе Минь»), намвьеты (кит. наньюэ — «южные юэ») и некоторые другие.

Одно из нескольких древних вьетских государств даже носило название «Вьет» (кит. «Юэ»). Оно находилось на территории современной китайской провинции Чжэцзян и существовало в эпоху Восточного Чжоу в периоды Чуньцю и Чжаньго, но как и все ранние вьетские государства, было завоевано и ассимилировано китайцами. Освободиться от китайского господства и сохранить государственность удалось лишь лаквьетам и аувьетам — народам Ванланга и Аулака — самых южных из всех ранних вьетских государств.

Традиционная культура

Типична для народов Юго-Восточной Азии.

Основное традиционное занятие — пашенное заливное рисоводство; известно более 200 сортов риса, два основных — твёрдый (гао тэ) и клейкий (гао нэп). Ремёсла — ткачество, вышивка, плетение (корзины, сумки, мебель, шляпы), резьба по дереву, камню, слоновой кости, рогу, роспись по лаку (по чёрному фону), ювелирное искусство и др.

Деревни уличной планировки, окружены живыми бамбуковыми изгородями. В центре деревни обычно общинный дом (динь) — место народных собраний. Жилище каркасное, наземное, трёхкамерное. Главное место в доме — алтарь предков. Внутреннее убранство — нары, лари для хранения утвари, циновки, гамаки. Характерна посуда из бамбука, кокосовой скорлупы и др.

Традиционная мужская и женская одежда — прямозастёжная куртка и штаны тёмно-коричневого (на севере) или чёрного (на юге) цвета. Женский нарядный костюм аозай — приталенное правозапашное платье-халат с со стоячим воротником и очень широкие штаны из светлого шёлка с вышивкой[2]. Мужской аозай не притален, более свободного кроя. Носят конические плетённые из пальмовых листьев шляпы (нонла).

В традиционный костюм женщин дельты Красной реки включается ещё платье с четырьмя полами «аотытхан», вместе с ним надевают красный передник «йем», головной платок «мокуа», широкополую шляпу с бахромой «нонкуайтхао». Платье с четырьмя полами «аотытхан» и чёрный головной платок «мокуа» являются традиционным костюмом вьетнамских женщин в дельте Красной реки[3].

Основная пища вьетов — рис, овощи, рыба, рыбный соус (ныок мам), на севере — соевое молоко; распространённые блюда — суп из рисовой лапши (фо, лапша бун, лапша мьен, рисовые блинчики с мясной начинкой (нем); традиционные напитки — чай, рисовая водка.

Распространены курение табака, жевание бетеля, обычай чернения зубов.

Сохраняется деление на патронимии (ок. 300), на принадлежность к которым указывает первый элемент имени. Развит культ предков. На Новый год (Тет) выпекают пирог из клейкого риса (баньтьынг), дом украшают ветками цветущего персика, устраивают гонки на лодках, устраивают шествия с изображением дракона, вывешивают фонари и др.

Фольклор — цикл преданий о первопредке и культурном герое государе драконе Лак Лонг Куан, его жене Ау Ко и их 100 сыновьях (50 из них ушли с матерью в горы, а 50, поселившиеся с отцом на юге, стали предками вьетов); о строительстве крепости Колоа; о борьбе духа гор Шон Тиня с духом воды Шон Тхюи за обладание дочерью правителя Ми Ныонг, о сёстрах-воительницах Чынг, о Золотой черепахе Ким Куи, правителе Ле Лое и волшебном мече, эпическая поэма Тхать-Шань и др. Распространены культы Божественных матушек Тхань Мау.

Традиционные музыкальные инструменты — пяти-, четырёх- и трёхструнные щипковые, двуструнный смычковый (дан ни), бамбуковая флейта (ом дить) и другие.

Напишите отзыв о статье "Вьеты"

Литература

  • Мифы и предания Вьетнама. СПб, 2000.
  • Nguyen Dang Chi. Luoc khao ve than thoai Viet-Nam. Ha-noi, 1956;
  • Huu Ngoc. Sketches for a portrait of Vietnamese culture. Hanoi, 1995;

См. также

Примечания

  1. 1 2 [www.china-voyage.com/2010/07/sto-yue-ili-sto-vetskix-plemen-i-kitaj/ Сто юэ или сто вьетских племен и Китай | Всё о Китае]
  2. [vietnam.vnanet.vn/vnp/ru-RU/13/74/74/21865/default.aspx Показ мод «Вьетнамское платье аозай на протяжении веков» — Иллюстрированный журнал Вьетнам]
  3. [vietnam.vnanet.vn/VNP/ru-RU/13/74/74/7811/Default.aspx Платок «мокуа» — традиционный головной убор женщин дельты Красной реки — Иллюстрированный журнал Вьетнам]

Отрывок, характеризующий Вьеты

Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его: