Вэйл, Тоби

Тоби Вэйл Tobi Celeste Vail
Дата рождения	20 июля 1969(1969-07-20) (54 года)
Место рождения	Аубурн, Вашингтон, США
Годы активности	1980 — настоящее время
Страна	США США
Профессии	музыкант, активист, феминистка
Инструменты	Вокал, гитара, барабаны
Жанры	Панк-рок, электроклэш, riot grrrl, инди-рок,
Коллективы	The Go Team, Bikini Kill, Some Velvet Sidewalk, The Frumpies, The Old Haunts, Spider and the Webs

Тоби Вейл (англ. Tobi Vail, 20 июля 1969, Аубурн, Вашингтон, США) — музыкант, музыкальный критик, феминистка. Родилась 20 июля 1969 в Олимпии, США. Одна из центральных фигур Riot Grrrl движения. Барабанщица, гитаристка и вокалистка в основанной ею группе Bikini Kill. Участница нескольких групп музыкальной сцены Олимпии.

Биография

Тоби Вейл родилась в Аубурне, штат Вашингтон, в семье родителей-подростков. Оба её дедушки а также отец были барабанщиками. Некоторое время семья жила в сельской местности штата Вашингтон, затем переехала в Олимпию, где Вэйл училась в средней школе. Свой первый концерт она посетила в 1984 году. Это было шоу группы Wipers. В 1988 году она переезжает в Юджин (Орегон), но спустя год возвращается.

Во время обучения в средней школе Вэйл помогала в работе радиостанции Вечнозелёного государственного колледжа. Время от времени она исполняла обязанности диджея. Эта работа помогла ей ознакомиться с инди-музыкой.

Одну из своих первых панк-рок групп, the Go Team, она основала вместе с Кэлвином Джонсом (Calvin Johnson) в 1985 году. Группа записала несколько компакт-кассет и девять синглов с инди-лейблом K Records. Первоначально в группе было только два человека: сама Вейл и Кэлвин. В таком составе группа гастролировала по западному побережью США в 1987 году. Для проведения ещё двух туров в 1989 году был приглашен Билли Каррен (Billy Karren). После того как the Go Team распалась, Вэйл участвовала в различных группах. В частности была барабанщицей в Some Velvet Sidewalk, с которой гастролировала в начале 90-х годов. С подросткового возраста Вейл пыталась создать исключительно женскую группу, чтобы "покорить мир и изменить видение музыки и политики", но эти попытки не увенчались успехом.

Зин Jigsaw

В 1989 году Вэйл выпускает первый номер своего феминистского зина Jigsaw. В это время она работала в кафе вместе с Кэтти Вилкокс (Kathi Wilcox). Кэти была очень впечатлена тем напором, с которым Вэйл рассказывала о своей идее "группы только из девушек", включающей феминистические взгляды. Кэтлин Ханна случайно нашла второй выпуск Jigsaw, посвящённый гендеру, во время своих гастролей с группой Viva Knieval. Ханна отправила Вэйл материал для публикации в зине, и с этого началось их сотрудничество. В Jigsaw Вэйл написала о "angry grrls", комбинируя слово "girls" с мощным рыком "grr". Третий выпуск зина, выпущенный в 1991 году, был озаглавлен "angry grrrl zine". Вскоре Вэйл встревожило то, что Riot Grrrl сцена освещается в СМИ с мужских позиций. Дженис Рэдуэй отмечает, что у неё имеется экземпляр четвёртого номера Jigsaw (выпущенный в 1991 году), в котором много раз напечатано слово "grrrl", но одно из них зачёркнуто, "возможно самой Вэйл в знак протеста против популяризации термина".

Последний выпуск печатной версии Jigsaw увидел свет в 1999 году. В 2001 году Вэйл запустила блог, названный Bumpidee. В этом блоге был опубликован восьмой Jigsaw, куда вошли работы Алана Лихта (Alan Licht) и Бекки Алби (Becca Albee). Вэйл перенесла материалы на другой адрес в 2008 году. В середине 2013 года выпуски Jigsaw 90-х годов были архивированы Гарвардским университетом вместе с 20 000 других контркультурных зинов как объекты для исследования.

Nirvana

Вэйл познакомилась с Куртом Кобейном в 1986 году, в тот период, когда общался с группой Melvins. С июля 1990 года состояли в романтических отношениях. Вдвоём они обсуждали возможность создания собственного музыкального проекта и записали вместе несколько песен. В конце концов эти песни исполнялись группой Nirvana. В октябре 1990 года в эту группу вступил Дэйв Грол, с которым стала встречаться Кэтлин Ханна, скрепив таким образом связи между Nirvana и новой Bikini Kill. Однажды Кэтлин написала на стене спальни Курта фразу "Kurt smells like Teen Spirit", имея в виду марку дезодоранта, которым пользовалась Вэйл. Кобейн, не знающий о дезодоранте, подумал, что во фразу заложен более глубокий смысл. Это послужило толчком к написанию песни "Smells Like Teen Spirit", ставшей одной из самых популярных у Nirvana. Вскоре Вэйл рассталась с Куртом, но они сохранили дружеские отношения.

Bikini Kill

В октябре 1990 года Вэйл, Кэтлин Ханна и Кэти Уилкокс приняли решение создать группу с названием Bikini Kill. Вэйл играла на ударной установке и была вокалисткой на некоторых песнях. В начале 1991 года Вэйл и Уилкокс поменялись ролями бас гитаристки и ведущей вокалистки, и Уилкокс стала играть на гитаре. После долгих попыток подобрать подходящую для группы соло-гитаристку, девушки пригласили Билли Каррена (Billy Karren), поскольку он уже был известен в музыкальных кругах Олимпии и Вэйл была с ним знакома.

Для продвижения группы и разъяснения политических и социальных взглядов её участниц был создан одноимённый зин. Ханна, Вэйл и Уилкокс писали для него тексты. В первом выпуске Вэйл давала комментарии о панк-музыке и её чрезмерной актуализации на мужчинах. В частности, описывала "Фактор Йоко": моменте, когда мужчина-музыкант заявляет девушке, с которой встречается, что она не может влиять на группу (отсылка на влияние Йоко Оно на распад The Beatles), и что девушка никогда не будет значить для него больше, чем эта группа. Посредством зина и рекламы Bikini Kill Вэйл выражала своё мнение, что мир измениться к лучшему, если количество создаваемых женщинами музыкальных групп будет увеличиваться до тех пор, пока не станет сопоставимым с количеством мужских.

Несмотря на частое искажение информации в СМИ и серьёзные случаи насилия на концертах, девушки продолжали свою работу в течение нескольких лет и на сегодняшний день (вместе с Bratmobile) считаются основательницами движения Riot Grrrl, в котором субкультура DIY слилась с феминизмом. Bikini Kill пытались вынести феминизм на панк-сцену, чтобы подорвать бытующие на ней мужское доминирование. Участницы группы боролись с мужской агрессией на своих шоу. Вэйл и остальные участницы группы призывали девушек создавать свои собственные группы. Эта основная идея быстро распространялась в андеграунд-сообществе среди сходно думающих поклонников, артистов, музыкантов и писателей.

The Frumpies

В 1992 году, всё ещё продолжая работу с Bikini Kills, Тоби основала в Вашингтоне новую группу The Frumpies, в которой также приняли участие Уилкокс и Каррен, а также Молли Неуман (Molly Neuman) из Bratmobile и The PeeChees и присоединившаяся позднее Мишель Мае (Michelle Mae). Проект носил менее выраженный политический характер, чем у Bikini Kill или Bratmobile и имел другое музыкальное звучание. Группа гастролировала по США вместе с группой Huggy Bear в 1993 году и по Италии вместе с нойз-рок группой Dada Swing в 2000 году.

В 1993 году Вэйл запустила проект Bumpidee, недорогой метод по увеличению количества слушателей посредством распространения кассетных записей для групп, не подписавших контракт со звукозаписывающими компаниями. Это стало ещё одним выражением сильных DIY-принципов Вэйл. Проект был назван в честь детского шоу Bumpity. Одной из групп этого проекта стала Worst Case Scenario, куда входили Джастин Троспер (Justin Trosper) и Брендт Сандено (Brandt Sandeno), основавшие позднее группы Unwood.

Дальнейшая карьера

Вэйл руководила отделом заказов фирмы Kill Rock Stars с 1998 по 2011 годы, после того как в 1992-1997 годах работала там неполный рабочий день. Помимо блога Jigsaw Вэйл ведёт блог "Tabitha Says" на сервисе Tumblr с августа 2008 года.

Вместе со своей сестрой Мэгги, Элисон Вольф (Alison Wolfe), Cat Power и участницами группы Sleater-Kinney в 2000 году Вэйл организовала первый фестиваль Ladyfest. Он был посвящён музыке, активизму и искусству и прошёл в Олимпии. Сёстры Вэйл выступили на фестивале как группа Frenchie and the German Girls. В соответствии с DIY-этикой Вэйл организаторы сделали бренд Ladyfest общественной собственностью, чтобы желающие могли самостоятельно организовывать подобные мероприятия. В середине 2004 года Вэйл совместно с гитаристом Джеймсом Маеда (James Maeda) бас-гитаристом и ударником Крисом Саттоном (Chris Sutton) основала группу Spider and The Webs. Сама Вэйл заняла место вокалистки и гатаристки, а также всместе с Саттоном играла на барабанной установке. Группа выступала на фестивале Ladyfest в Олимпии в 2005 году, и Вэйл рассказывала о Riot Grrrl движении и фестивалях в Брайтоне и Мадриде, прошедших под этим брендом в октябре 2005 года, во время европейский гастролей. В октябре 2006 года группа выпустила мини-альбом Frozen Roses. С 2006 по 2008 годы Вэйл играла на барабанной установке с группой The Old Haunts. Кроме того, выступала сольно, в том числе на фестивале в Барселоне в марте 2012 года.

После окончания Вечнозелённого государственного колледжа в 2009 году Вэйл стала работать как внештатный автор. Её работы публиковались такими журналами как NPR, Artforum, The Believer, Punk Planet и Maximumrocknroll. В настоящее время пишет ежемесячную колонку для eMusic и в сборнике Pussy Riot: A Punk Prayer for Freedom в The Riot Grrrl Collection от издательства The Feminist Press. Вэйл записала песню "Free Pussy Riot" в поддержку участниц группы Pussy Riot.

Ссылки

• [myspace.com/spiderandthewebs Spider and the Webs на Myspace]
• [zinewiki.com/Jigsaw Зин Jigsaw] на [en.wikipedia.org/wiki/ZineWiki ZineWiki]
• [zinewiki.com/Bikini_Kill Зин Bikini Kill] на [en.wikipedia.org/wiki/ZineWiki ZineWiki]
• [tabithasays.tumblr.com/ Блог "Tabitha Says"] на Tumblr
• [jigsawunderground.blogspot.ru/ "Jigsaw Underground"] на Blogspot
• [archive.org/details/RiotGrrrldiscussionpanelLadyfestBrightonOct2005 2005 Riot grrrl panel discussion at Ladyfest Brighton], с Тоби Вэйл, Элисон Вульф, Джулией Доунс и Рэд Чидгей

Отрывок, характеризующий Вэйл, Тоби

– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.