Вэнс, Сайрус

Сайрус Робертс Вэнс Cyrus Roberts Vance
57-й Государственный секретарь США
20 января 1977 года — 28 апреля 1980 года
Президент:	Джеймс Эрл Картер
Предшественник:	Генри Киссинджер
Преемник:	Эдмунд Маски
7-й Министр армии США
5 июля 1962 года — 21 января 1964 года
Президент:	Джон Фицджеральд Кеннеди, Линдон Бэйнс Джонсон
Предшественник:	Элвис Джекоб Стар
Преемник:	Стивен Эйлис
Заместитель министра обороны США
28 января 1964 года — 30 июня 1967 года
Президент:	Линдон Бэйнс Джонсон
Предшественник:	Розвелл Гилпэтрик
Преемник:	Пол Нитце
Вероисповедание:	Римско-католическая церковь
Рождение:	27 марта 1917(1917-03-27) Кларксберг, Западная Виргиния
Смерть:	12 января 2002(2002-01-12) (84 года) Нью-Йорк, Нью-Йорк
Место погребения:	Арлингтонское национальное кладбище
Супруга:	Грейс Слоэн
Партия:	Демократическая партия
Образование:	Йельский университет Школа права Йельского университета
Автограф:
Награды:

Сайрус Робертс Вэнс (англ. Cyrus Roberts Vance, 27 марта 1917 — 12 января 2002) — американский государственный деятель.

Биография

Начало жизни

Родился в городе Кларксбург в Вирджинии в семье Джона Карла Вэнса и Эми Роберт Вэнс. Джон Вэнс умер от пневмонии, когда Сайрусу было пять лет. После смерти отца большое влияние на мальчика оказал его дядя Джон Дэвис — известный политик, бывший кандидатом от демократической партии на выборах президента США 1924 года. Дэвис был очень успешным юристом, выступавшим перед Верховным судом США больше, чем какой-либо другой адвокат того времени и обсуждал различные вопросы с молодым Сайрусом, что по-видимому пробудило в нём интерес к юриспруденции.

Образование и начало карьеры

В 1935 году Вэнс окончил Kent school. Учился в Йельском университете со специализацией в экономике. Вступил в тайное общество «Свиток и ключ». Получил степень бакалавра в 1939 году. Затем продолжил образование на юридическом факультете Йельского университета, который окончил в 1942 году. Служил на флоте артиллерийским офицером на эсминце USS Hale до 1946 года. После этого вернулся в Нью-Йорк и поступил на работу в престижную юридическую фирму Simpson Thacher & Bartlett.

Работа в правительстве

В 1957 году начал работу в Вашингтоне — старший партнер его фирмы попросил Вэнса помочь ему организовать исследование для одной из подкомиссий Сената по военным и космическим программам. В этот период Вэнс познакомился с Линдоном Джонсоном и впоследствии занимал различные посты в его администрации и администрации президента Кеннеди. Занимал пост советника министерства обороны (1961—1962), секретаря сухопутных сил (Secretary of the Army, 1962—1964), заместителя министра обороны Роберта Макнамары (1964—1967). Был специальным представителем президента на Кипре после турецкого вторжения (1962) участником делегации США на Парижской мирной конференции по Вьетнаму (1968—1969).

Государственный секретарь

В 1977 году был назначен президентом Картером Государственным секретарем. Считался либералом и сторонником разрешения конфликтов путём переговоров, заслужил уважение за своё умение вести переговоры и сохранять спокойствие в тяжелых ситуациях. Отмечали его неприязненные отношения с тогдашним советником президента США по вопросам национальной безопасности Збигневом Бжезинским. Среди достижений Вэнса — подписание договора ОСВ-II с СССР, договорённости 1977 года о передаче Панаме Зоны панамского канала к 2000 году (Договоры Торрихос-Картер), заключение Кемп-Девидских соглашений между Израилем и Египтом.

Кризис с заложниками в Иране и уход в отставку

В Иране 4 ноября 1979 года были захвачены сотрудники американского посольства, Вэнс пытался добиться их освобождения. Когда было решено провести военную операцию (см. Операция «Орлиный коготь») по освобождению заложников, Вэнс выступил против этого плана и в знак протеста ушел в отставку. Операция, начавшаяся 24 апреля, закончилась провалом — военный вертолет столкнулся со стоявшим на аэродроме самолетом. Погибли восемь американских солдат. Как писал впоследствии посол СССР в США, А.Ф. Добрынин, уход Вэнса в отставку вряд ли можно связывать только с иранскими событиями. "Скорее, этот эпизод стал лишь последней каплей, переполнившей чашу неудовлетворенности госсекретаря общим курсом администрации в условиях международной напряженности и усиливающихся в этот период разногласий внутри администрации. В условиях, когда президент все чаще отказывался поддерживать позицию госсекретаря, Вэнсу было трудно эффективно выполнять свои обязанности. Добровольная отставка Вэнса во многом символизировала и резкое изменение советско-американских отношений после Афганистана", - отмечал Добрынин. Поясняя причины решения уйти в отставку, Вэнс сказал, что дело тут не в единичном неудавшемся рейде по освобождению заложников, а в политике, которую этот рейд олицетворяет. Он говорил, что освобождение заложников должно вестись мирными средствами, путём переговоров, как в своё время именно удалось вернуть невредимыми американских заложников в Северной Корее после захвата американского судна „Пуэбло". Вэнс сказал, что, уходя с поста госсекретаря, он по-прежнему считает советско-американские отношения определяющими не только для двух стран, но и для всего мира

28 апреля президент официально принял отставку госсекретаря Вэнса. Вэнс сожалел, что вынужден уйти со своего поста в момент, когда отношения между СССР и США остаются напряженными, без видимого просвета на ближайшее будущее. Иранская операция же, как и вся внешняя политика США (включая отношения с союзниками и с самим Ираном на дальнюю перспективу) ставилась на карту во имя сомнительной военной операции. И об этом он прямо говорил президенту. Однако другие советники убедили его в успехе такой операции, что с точки зрения предвыборной кампании, конечно, больше привлекало президента, чем длительные переговоры.

В 1980 году Вэнс вернулся в фирму Simpson Thacher & Bartlett. Время от времени ООН приглашало его для переговоров об урегулировании конфликтов в Бурунди, Южной Африке, Македонии, Греции, Армении и Боснии и Герцеговины.

Ссылки

• www.lbjlib.utexas.edu/johnson/archives.hom/oralhistory.hom/Vance-C/Vance.asp
• [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9A0DE1DC133AF935A15750C0A96E9C8B63 Некролог в газете «Нью-Йорк Таймс»]

Литература

Добрынин А.Ф. Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962 - 1986 гг.). М.: Автор, 1996. - 688 с.: ил. ISBN 5-85212-078-2

Отрывок, характеризующий Вэнс, Сайрус

– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.