Вэнь Цзябао

Вэнь Цзябао 温家宝<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер Госсовета КНР
с 16 марта 2003 года по 15 марта 2013 года
Предшественник:	Чжу Жунцзи
Преемник:	Ли Кэцян
Рождение:	15 сентября 1942(1942-09-15) (81 год) Тяньцзинь, Китайская Республика
Супруга:	Чжан Бэйли
Дети:	Вэнь Юньсун (сын) Вэнь Жучунь (дочь)
Партия:	КПК

Вэнь Цзяба́о (кит. трад. 溫家寶 , упр. 温家宝 , пиньинь: Wēn Jiābǎo; род. 15 сентября 1942 год, Тяньцзинь) — китайский государственный деятель, с 16 марта 2003 года по 15 марта 2013 года премьер Госсовета Китайской Народной Республики, член ПК ПБ ЦК КПК. Секретарь ЦК КПК (14-15 созывов, кандидат 13 созыва). Вместе с Ху Цзиньтао его относят к четвёртому поколению руководителей Коммунистической партии Китая.

Биография

Родился в г. Тяньцзинь (на территории современного района Бэйчэнь) в семье сельских учителей.

С 1960 по 1965 год учился на первом геолого-минералогическом факультете Пекинского геологического института по специальности «инженер-геолог». После выпуска продолжал образование в аспирантуре по специальности «геологическое строение Земли», окончил её в 1968 году. В апреле 1965 года вступил в Коммунистическую партию Китая.

В 1968 году на волне «культурной революции» Вэнь был отправлен в отсталую провинцию Ганьсу, где проработал четырнадцать лет. С 1968 по 1978 год был техническим сотрудником и политорганизатором бригады геомехаников геологического управления провинции, начальником политотдела бригады, занимался исследовательской работой в области геологии. С 1978 по 1979 год был членом бюро парткома и заместителем начальника бригады, затем до 1981 года — заместителем заведующего отделом и инженером геологического управления Ганьсу.

В этот период усердие и способности Вэня привлекли внимание Сун Пина — тогдашнего руководителя Ганьсу, вошедшего впоследствии в высшую элиту КПК. Покровительство Суна называли одной из движущих сил последующей карьеры Вэня в партии. С 1981 по 1982 год Вэнь был заместителем начальника геологического управления Ганьсу, а в 1982 году провинцию с инспекцией посетил министр геологии и ископаемых ресурсов КНР, которого Вэнь впечатлил высоким уровнем профессионализма. Министр назвал Вэня «ходячей картой полезных ископаемых Ганьсу» и вызвал на работу в Пекин.

С 1982 года Вэнь занимал должность руководителя и члена партийной группы Центра по изучению политики и законодательства при Министерстве геологии и ископаемых ресурсов КНР, а с 1983 года был заместителем министра, членом и заместителем секретаря партийной группы министерства.

В то время Дэн Сяопин, фактический руководитель Китая, искал перспективные кадры молодых профессионалов, и это дало толчок для партийной карьеры Вэня. Пройдя непродолжительную подготовку в Партийной школе при ЦК КПК, он с 1985 года занимал пост заместителя начальника, а с 1986 года — начальника Канцелярии ЦК КПК. На этом посту Вэнь отвечал за составление повестки дня для заседаний партийного руководства и регулировал циркуляцию внутренних документов.

За время его работы во главе Канцелярии ЦК успели смениться три генеральных секретаря КПК — Ху Яобан, Чжао Цзыян и Цзян Цзэминь, и Вэнь завоевал славу мастера «выживания в пору политических катастроф». Когда либерально настроенный Ху Яобан подвергся опале и был отстранен от власти за «идеологическую расхлябанность», Вэнь выступил с публичной самокритикой, но не «бросил камень в того, кто упал в колодец». Этот жест был оценен по достоинству, и глава Канцелярии ЦК продолжил работу при Чжао Цзыяне. С 1987 года Вэнь был членом ЦК, кандидатом в члены Секретариата ЦК^{единственный}, секретарем Рабочего комитета по делам учреждений прямого подчинения ЦК.

В 1989 году, в разгар студенческих волнений в Пекине, Вэнь вместе с Чжао Цзыяном пришёл к манифестантам на площади Тяньаньмэнь. На известной фотографии во время встречи со студентами Чжао запечатлен вместе с Вэнем. За излишне либеральное отношение к студентам Чжао был смещен и отправлен под домашний арест, но Вэнь вновь избежал краха карьеры. Достоверно не известно, как ему это удалось, но, по некоторым данным, перед походом на площадь Вэнь предусмотрительно связался с премьером Государственного совета Ли Пэном, который впоследствии отвечал за силовое подавление манифестаций, и тот разрешил главе Канцелярии ЦК сопровождать генсека.

Так или иначе, Цзян Цзэминь, преемник Чжао, не только оставил Вэня на прежнем посту, но и стал постепенно продвигать его по служебной лестнице. В октябре 1992 года Вэнь вошёл в секретариат ЦК и стал кандидатом в члены Политбюро. Пост главы канцелярии ЦК он занимал до 1993 года. Затем на протяжении четырёх лет оставался членом секретариат ЦК КПК и кандидатом в члены Политбюро. В 1997 году Вэнь вошёл в состав Политбюро. В марте 1998 года стал вице-премьером Госсовета КНР, членом партийной группы Госсовета, а с июня того же года — секретарем Центрального рабочего комитета по делам финансов.

На посту вице-премьера Вэнь курировал ряд ключевых направлений государственной политики: сельское хозяйство, финансы, научно-техническую сферу, реструктуризацию государственных предприятий, кампанию по борьбе с бедностью, охрану окружающей среды. В 1998 году, когда в результате сильнейшего наводнения в Китае погибло более трех с половиной тысяч человек, он возглавлял штаб по ликвидации последствий стихийного бедствия.

Наиболее сложными участками работы Вэня считались модернизация сельского хозяйства и реформа финансовой сферы. В области сельского хозяйства он проводил курс на облегчение налогового бремени, добивался предоставления крестьянам долговременных прав на владение земельной собственностью и разрешений на выращивание ценных плодово-овощных культур. Деятельность вице-премьера в финансовой области вызывала значительную критику, поскольку он воздерживался от решительных и жестких шагов, в частности, в отношении государственных компаний не выплачивающих проценты по правительственным займам.

В 2002 году на шестнадцатом съезде КПК Вэнь был избран в состав постоянного комитета Политбюро ЦК. На 2003 год была запланирована отставка действующего премьера Госсовета Чжу Жунцзи, и Вэнь считался его наиболее вероятным преемником.

В марте 2003 года на сессии Всекитайского собрания народных представителей состоялась отставка председателя КНР Цзян Цзэминя, председателя постоянного комитета ВСНП Ли Пэна и премьера Госсовета Чжу Жунци. Пост председателя республики занял Ху Цзиньтао, лидер «четвертого поколения» китайских руководителей, ранее возглавивший КПК, Ли Пэна сменил У Банго, а Вэнь стал премьером и секретарем партийной группы Госсовета КНР.

В октябре 2007 года на семнадцатом съезде КПК Вэнь был переизбран на пост главы Госсовета. В марте 2008 года он был утвержден на этом посту на 1-й сессии ВСНП 11-го созыва.

Премьер Госсовета КНР

Рассматривая неясные на тот момент перспективы работы нового правительства, наблюдатели отмечали, что представителям «четвертого поколения» потребуется время на консолидацию власти и достижение независимости от прежнего руководства: бывший председатель Цзян продолжал сохранять в Пекине большое влияние.

С приходом Вэня на пост главы правительства наблюдатели полагали, что он не только продолжит курс предшественника на реформирование экономики и интеграцию в мировой рынок, но и, хорошо зная трудности отсталых районов страны, будет делать акцент на сокращение разрыва между процветающими приморскими и бедными западными регионами Китая. Общаясь с журналистами после вступления на пост премьера, Вэнь всячески подчеркивал свою близость к народу: он рассказал о своем происхождении, долгой работе по специальности в полевых условиях, хорошем знании жизни в стране. По словам Вэня, на протяжении своей он карьеры успел побывать в 1800 из 2500 китайских уездов.

При Вэне были провозглашены новые принципы развития экономики. Если прежде акцент делался на достижение экономического роста любой ценой, то Вэнь стал подчеркивать необходимость более равномерного распределения доходов, уделяя большое внимание развитию здравоохранения и образования. Благодаря социально ориентированной политике Вэнь стал популярен. Кроме того, за ним закрепился образ «человека из народа». Как и Ху Цзиньтао, Вэнь неизменно старался продемонстрировать свою близость к народу на практике, общаясь с рабочими и крестьянами и лично выслушивая их пожелания.

Говоря о достижениях китайской экономики, Вэнь подчеркивал, что Китай по сути остается развивающейся страной, которая нуждается в серьёзной экономической модернизации. Он предостерегал об опасности «перегрева» экономики, резких подъемов и спадов экономического роста, говорил о необходимости усовершенствования стандартов производства и обеспечении необходимой инфраструктуры. При этом Вэнь изначально считался убежденным приверженцем либеральных экономических реформ, в большей степени чем Ху, и подтвердил это на практике. Когда консервативное крыло КПК ратовало за замедление темпа экономических реформ, в частности отказ от продажи государственных активов, Вэнь недвусмысленно заявлял, что реформы будут продолжены.

Что касается перспектив реформы общественно-политической системы КНР, Вэнь не отклонялся от генеральной линии партии, которая заключалась в достаточно жестких мерах по контролю над обществом и защите существующего строя. В 2003 году в интервью газете «The Washington Post» Вэнь заявил, что экономические реформы должны непременно сопровождаться реформами политической системы, но руководство Компартии является неотъемлемой частью китайской модели политической модернизации.

По ключевому для китайской политике вопросу Тайваня Вэнь занимал довольно жесткую позицию. «Китай не хочет зарубежного вмешательства, но мы его не боимся», — говорил премьер. Вместе с тем, Вэнь подчеркивал необходимость мирного пути развития страны, который называл «естественным выбором Китая». На пресс-конференции в марте 2007 года, приуроченной к очередной сессии ВСНП, Вэнь заявил, что, несмотря на растущий экономический и военный потенциал Китая, страна главным образом стремится к преодолению трудностей внутреннего развития, а не к переделу мирового порядка и глобальному доминированию.

В отличие от Ху Цзиньтао, Вэнь демонстрировал открытость и готовность к общению с прессой. Он проводил открытые пресс-конференции для зарубежных журналистов, где выслушивал вопросы на «неудобные» темы: нарушения прав человека, независимость Тайваня, тибетский сепаратизм. Вэнь стал одним из первых официальных лиц, открыто заговорившим о распространении в КНР вируса СПИДа. В 2004 году он совершил поездку, в ходе которой посетил несколько китайских сел, где большинство жителей были ВИЧ-инфицированными.

В феврале 2009 года в интервью заявил, что борьба с коррупцией является наиболее важным для решения системным вопросом; в связи с чем Китай должен решить проблему чрезмерной концентрации власти, нужно установить соответствующие ограничения, что позволит предотвратить распространение коррупции.

В августе 2010 года заявил, что "без политических реформ Китай может растерять то, чего он добился путём экономических преобразований".

26 октября 2012 года в газете "New York Times" была опубликована статья в которой на основе данных находящихся в открытом доступе утверждалось, что члены семьи китайского премьера сконцентрировали в своих руках активы на общую сумму 2,7 млрд долларов. Причём речь в статье шла не о самом премьере, а о его родственниках, в частности, жене Чжан Бэйли. О самом же Вэнь Цзябао отмечалось что он в свою очередь неодобрительно относился к бизнес-активности родственников и в 2007 году, по данным сайта Wikileaks, якобы даже намеревался развестись с женой. Представители Вэнь Цзябао выступили с опровержением статьи, официальный представитель МИД КНР заявил, что она "преследует низменные цели". По одной из версий, опубликование данного компромата, подобно похожей летней того же года статьи агентства Bloomberg о Си Цзиньпине - имело происхождение от сторонников скандально поверженного весной 2012 года члена Политбюро Бо Силая.

Свой последний зарубежный визит в должности премьера Госсовета Китая Вэнь Цзябао совершил в Россию в декабре 2012 года, «это имеет большое символичное значение» — отмечал он.

Семья

Вэнь женат. Со своей супругой Чжан Бэйли он познакомился во время работы в провинции Ганьсу. Впоследствии жена Вэня занимала пост заместителя директора китайского Национального центра по оценке драгоценных камней.

У супругов двое детей. Сын Вэнь Юньсун работает в Пекине — управляет крупной компанией Unihub, занимающейся информационными технологиями. Дочь Вэнь Жучунь работает в финансовой сфере — занимается венчурными инвестициями, привлекая средства китайских и иностранных компаний. Её муж — Лю Чуньхан.

Личные качества

Наблюдатели отмечали разницу в характерах Чжу Жунцзи и Вэнь Цзябао. Первый отличался прямолинейностью, резкостью в суждениях, строгостью к подчиненным, готовностью пойти на риск. Вэнь, напротив, избегал импровизаций, был сдержан, консервативен. По мнению некоторых наблюдателей, ему недоставало твердости характера и харизмы. Тем не менее, именно Вэня действующий премьер рекомендовал на своё место и характеризовал так: «Истинный лидер, готовый брать на себя ответственность, быстро схватывает суть дела, серьезно относится даже к мелочам, видит проблему в перспективе».

За время работы в высшем эшелоне власти КНР Вэнь приобрел репутацию «трудолюбивого реформатора», технократа, прагматика. Учитывая его опыт в высшем руководстве страны, некоторые наблюдатели называли премьере Госсовета в числе вероятных будущих преемников Ху Цзиньтао на посту генсека КПК.

СМИ отмечают скромность, проявляемую им в одежде, обращая внимание на то, что на протяжении десяти лет он появляется в одном и том же зелёном пальто.

Ссылки

• [www.echo.msk.ru/programs/48minut/57241/ «Вэнь Цзябао — премьер Госсовета Китая» на сайте радиостанции «Эхо Москвы»]
• Вэнь Цзябао — статья в Лентапедии. 2012 год.
• [www.chinapro.ru/rubrics/1/1142/ Экономический спад тревожит Вэнь Цзябао]

Отрывок, характеризующий Вэнь Цзябао

К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.