Моррисон, Ван

Ван Моррисон Van Morrison
На концерте, 2007 год
Основная информация
Полное имя	George Ivan Morrison
Дата рождения	31 августа 1945(1945-08-31) (78 лет)
Место рождения	Белфаст
Годы активности	1958 — наст. время
Страна	Великобритания Великобритания
Профессии	автор-исполнитель
Жанры	Рок, блюз, ритм-н-блюз, фолк-рок, голубоглазый соул, келтик-рок, рок-н-ролл, джаз-фьюжн, кантри, софт-рок
Коллективы	Them
Награды
[www.vanmorrison.com/ Официальный сайт]

Сэр Ван Моррисон (англ. Van Morrison; Джордж Ива́н Мо́ррисон, англ. George Ivan Morrison; 31 августа 1945) — северо-ирландский автор-исполнитель, известный своей уникальной «рычащей» манерой исполнения и гибридом фолк-музыки (в том числе народных ольстерских мотивов) с американскими стилями — блюзом, соулом, джазом и госпелом. Талантливый мультинструменталист, который играет на гитаре, клавишных, ударных, саксофоне и губной гармошке. Для обозначения его творчества музыковедами изобретён особый термин — «кельтский соул». Рыцарь-бакалавр ордена Британской империи (1996).

Юность

Моррисон родился в 1945 году в Белфасте, в семье певицы. Его отец, будучи неравнодушен к американскому джазу и блюзу, собрал большую коллекцию пластинок из-за океана. Вместо того, чтобы ходить в школу, мальчик целыми днями слушал эти записи, а в 15 лет примкнул к ритм-энд-блюзовой группе The Monarchs. После выступлений на американских базах в Европе группа была распущена, и её место занял новый коллектив — Them.

	Them. «Gloria» (1964).
	«Gloria» (1964). Построенная на трёх гитарных аккордах классика гаражного рока в исполнении Вана Моррисона. В 1999 г. занесена в Зал славы премии «Грэмми».
Помощь по воспроизведению

Моррисон пытался привить "Them" знойное, неприглаженное звучание южного блюза. В качестве вокалиста он подражал таким блюзменам, как Хаулин Вулф. Записи Them были полны юношеской горячности. В 1965 г. их версия «Baby Please Don’t Go» из репертуара Биг Джо Уильямса ворвалась в лучшую британскую десятку. Однако песню, за которую Them помнят до сих пор, — неувядаяющую гитарную классику «Gloria» — Моррисон написал и исполнил сам. Впоследствии её исполняли очень многие — The Doors, Джими Хендрикс, Патти Смит.

Между тем состав группы постоянно менялся, и на сессии постоянно приглашались музыканты со стороны (включая юного Джимми Пейджа). Эта нестабильность раздражала Моррисона, и в 1966 г., во время американских гастролей (и вскоре после совместного выступления с The Doors), он покинул группу.

Bang Records

Экс-продюсер Them, Берт Бёрнс, живший тогда в Нью-Йорке, пригласил Моррисона записываться сольно на его лейбле Bang Records. Плодом этого сотрудничества стал оптимистичный хит «Brown-Eyed Girl», летом 1967 г. добравшейся до верхней десятки Billboard Hot 100. Эта песня остаётся одним из гимнов «лета любви», обозначившего пик движения хиппи.

Отношения Моррисона, всегда отличавшегося тяжёлым нравом, с Бёрнсом испортились, когда тот без ведома певца выпустил его дебютный сольник «Blowin' Your Mind». Разгневанный Моррисон вернулся в Ирландию и вскоре узнал о смерти Бёрнса от сердечного приступа. Между тем его контрактные обязательства перешли к наследникам Бёрнса, и певцу потребовались годы, чтобы окончательно освободиться от этой кабалы. Когда с него потребовали в соответствии с контрактом записать ещё один диск, он записал за одну сессию 36 песен с лишёнными смысла импровизированными словами и отослал их в Америку.

Astral Weeks

В 1968 г. Моррисон достиг договорённости с Warner Brothers о том, что ему будет позволено записать альбом без какого-либо нажима со стороны продюсеров. Поскольку он не находил общего языка с сессионными музыкантами, его оставили одного в студии с акустической гитарой. Результатом стал цикл поэтических текстов непревзойдённой в истории рок-музыки сложности, составляющих в совокупности не столько сборник песен, сколько единое цельное произведение.

Продюсер Льюис Меренстайн, имевший знакомства в среде джазменов, наложил на сделанную Моррисоном запись музыкальное сопровождение лучших сессионных музыкантов того времени. Так родился диск «Astral Weeks» (1968), регулярно включаемый в списки величайших альбомов рок-музыки.[www.rollingstone.com/news/story/5938174/the_rs_500_greatest_albums_of_all_time/] Несмотря на единодушное восхищение критиков, пластинка отпугнула слушателей своими джазовыми импровизациями и мрачностью общего настроения. Понадобилось несколько десятилетий, чтобы она достигла статуса золотой….

Moondance

Погружение в мистические глубины «Astral Weeks» освободило Моррисона от того чувства безысходности, которым были отмечены записи 1968 года, когда он жил в одиночестве и голодал из-за недостатка средств. Стала налаживаться его личная жизнь, и в записях Моррисона появился оптимизм. Его следующий альбом, Moondance (1970), не уступая предшественнику по качеству, продолжал линию на сближение фолк-рока с блюзом и соулом.

Вместо отчаянных хрипов предыдущего диска слушатели обнаружили на этой мелодичной пластинке заряд бодрости и энергии. Первая сторона диска состоит из песен, то и дело включаемых в число лучших за последние 50 лет, — это «Moondance», «Into the Mystic», «Caravan» (исполнение которой с The Band запечатлит Мартин Скорсезе в «Последнем вальсе») и «Crazy Love» (которую Моррисон годы спустя исполнит дуэтом со своим кумиром Рэем Чарльзом). Журнал Rolling Stone в 2003 г. включил «Moondance» в свой список 500 величайших альбомов.

Переходный период

Следующие за «Moondance» три альбома, записанные в лихорадочном темпе, поддерживали взятую на нём высокую планку. Автор-исполнитель, переехавший с молодой женой в Калифорнию, смотрел на жизнь как на праздник. Его зажигательный сингл «Domino» с альбома «His Band and the Street Choir» (1970) дошёл в Billboard Hot 100 до верхней десятки. В альбом «Tupelo Honey» вошли две самые популярные моррисоновские мелодии 1970-х — «Wild Night» и «Tupelo Honey». Боб Дилан, исполняя последнюю на концерте, как-то заметил, что она существовала всегда, а Моррисон стал тем земным сосудом, который донёс её до людей.[www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=33:3xfexzualdhe]

	Ван Моррисон. «Brown-Eyed Girl» (1967).
	«Brown-Eyed Girl» (1967). Песня (первоначально озаглавленная «Brown-Skinned Girl») с дебютного альбома певца. В 2007 г. занесена в Зал славы премии «Грэмми».
Помощь по воспроизведению

Более депрессивным настроением отмечен альбом «Veedon Fleece» (1974), написанный Моррисоном после развода с женой и возвращения в Белфаст. Критики увидели в нём попытку обратиться к национальным корням, к этнической ирландской музыке, и подвергли эту попытку остракизму. Прошло десятилетие, прежде чем «Veedon Fleece» был признан по достоинству. Элвис Костелло и Шинейд О'Коннор считают его лучшим из всего, написанного Моррисоном.[www.elviscostello.info/articles/t-z/vanity_fair.001101a.html][www.rte.ie/arts/2007/1128/drivetimewithdave.html]

Время экспериментов

Разочарованный прохладной реакцией публики на его новые работы, Ван Моррисон в середине 1970-х гг. полностью сворачивает концертную деятельность. Он всегда видел смысл работы музыканта в живых выступлениях. Студийные записи он рассматривал как мини-концерты, призванные передать ощущение живого выступления, а синглы отвергал вовсе как уступку коммерческой стороне шоу-бизнеса. В 1978 г. он возобновил выступления в поддержку «попсового», по собственному признанию, диска «Wavelength», но боязнь сцены не покидала его и в 1979 г., когда, выступая на стадионе в Нью-Йорке, он ушёл со сцены и не вернулся.

Альбомы Ван Моррисона, изданные в 1980-х гг., не принято относить к числу его удач. На многих пластинках он экспериментирует: так, альбом «Irish Heartbeat» (1988) представляет собой подборку народных ирландских песен, исполненных вместе с фолк-коллективом The Chieftains. В текстах тех лет он обращается к темам веры и спасения. В 1989 г. вышел альбом «Avalon Sunset» — самый успешный за всю его карьеру с коммерческой точки зрения. Дуэт с легендарным Клиффом Ричардом и новая скрипичная баллада «Have I Told You Lately» (впоследствии вошедшая в репертуар Рода Стюарта) открыли Ван Моррисона новому поколению слушателей.

В 1990-м году принял участие в грандиозном благотворительном концерте в Берлине «The Wall». Там он исполнял припев в песне Comfortably Numb.

Годы признания

В каждом из 9 альбомов 1990-х гг. (из которых один концертный) Ван Моррисон открывается поклонникам с новой стороны. Он гастролирует со своей группой и с Бобом Диланом, записывает дуэты с блюзменами, которыми он восхищался в юности, и со своей дочерью. К нему приходит запоздалое признание — о его огромном влиянии на них говорят Джеф Бакли и Боно из U2, в 1993 г. его имя заносят в Зал славы рок-н-ролла, его удостаивают нескольких «Грэмми» (в 1996 и 1998 гг.)

В 2006 г. Ван Моррисон порадовал поклонников альбомом «Pay the Devil», который был записан им в Нэшвилле. Это дань уважения певца музыке кантри. В 2008 г. вышел первый за десятилетие альбом его новых песен. Этот диск, «Keep It Simple», впервые за всю карьеру Моррисона отметился в верхней десятке Billboard 200. Наконец, в 2007 г. Моррисон собрал «Someone Like You» и многие другие свои песни, которые прозвучали в известных фильмах, на сборнике «Van Morrison at the Movies — Soundtrack Hits».

Осенью 2012 г. вышел новый альбом под названием «Born to Sing: No Plan B», также попавший в лучшую десятку американского чарта продаж.

См. также

• Список исполнителей британского блюза

Ссылки

• [myspace.com/vanmorrison Официальная страница Моррисон, Ван] (англ.) на сайте Myspace
• [allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=11:77d5vwzta9ek~T0 Van Morrison] at allmusic
• [www.rollingstone.com/artists/vanmorrison Van Morrison] at RollingStone.com/artists
• [www.rockhall.com/inductee/van-morrison/ Van Morrison] at Rock and Roll Hall of Fame
• [www.songwritershalloffame.org/exhibits/C333 Van Morrison] at Songwriters Hall of Fame
• Van Morrison (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.loverrock.ru/index.php/biographies/17-van-morrison Биография Вана Моррисона]
• [www.loverrock.ru/index.php/albomy/23-van-morrison-alboms Дискография]

Отрывок, характеризующий Моррисон, Ван

– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.