Павел Карл Фридрих Август Вюртембергский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Павел Карл Фридрих Август, герцог Вюртембергский
нем. Paul Friedrich Karl August von Württemberg
Дата рождения

19 января 1785(1785-01-19)

Место рождения

Санкт-Петербург

Дата смерти

16 апреля 1852(1852-04-16) (67 лет)

Место смерти

Париж

Принадлежность

Вюртемберг
Российская империя Российская империя

Годы службы

1813—1816

Звание

генерал-майор

Награды и премии
2-й ст. 1-й ст.
Герцог Павел (Пауль) Карл Фридрих Август Вюртембергский (19 января 1785 — 16 апреля 1852) — принц Вюртемберга, дед короля Вильгельма II Вюртембергского. В эпоху наполеоновских войн был военачальником на российской службе, имел звание генерал-майора.

Биография

Был вторым сыном первого короля Вюртемберга Фридриха I и Августы Брауншвейг-Вольфенбюттельской. Родился в Санкт-Петербурге; его отец, в то время ещё не бывший правителем Вюртемберга, состоял в чине генерал-поручика на российской службе и был генерал-губернатором Финляндии. Родители Пауля развелись вскоре после его рождения, при этом его мать никогда более не вернулась в Вюртемберг и до конца жизни прожила в Российской империи.

Военную службу начал проходить в войсках своего отца. С 1806 по 1808 год служил в королевской армии Пруссии и участвовал в сражениях против войск Наполеона Бонапарта, делая это против воли своего отца. В 1808 году Пауль прибыл в Вюртемберг и помирился с отцом, однако в 1812 году отказался участвовать в походе Наполеона в Россию. 16 декабря 1813 года поступил на службу к российскому императору Александру I и в звании генерал-майора российской армии участвовал в Освободительной войне; его адъютантом был капитан Вицлебен. В 1814 году командовал ангальт-тюрингской бригадой, входившей в состав 3-го германского корпуса, получил звание генерал-лейтенанта российской армии. С 1814 по 1816 год командовал 14-й пехотной дивизией российской армии, после чего вышел в отставку и вернулся в Вюртемберг.

С 1813 года отношения Пауля с его братом, ставшим королём после смерти их отца в 1816 году, Вильгельмом I Вюртембергским, были очень напряжёнными. С 1817 по 1819 год Пауль участвовал в конституционной борьбе в государстве и был противником Вюртембергского дома и законов, регулирующих вопросы апанажа. Со своей стороны он подал апелляцию в бундестаг во Франкфурте, но безуспешно. Будучи представителем правящей династии, был депутатом верхней палаты Вюртембергского ландтага, в заседаниях которой участвовал с 1822 по 1847 год. С 1841 по 1843 год он неоднократно подавал в ландштадты жалобы на короля.

С 1817 до своей смерти в 1852 году жил в Париже, переехав оттуда из Штутгарта, где оставил жену и двоих детей. Там он вёл относительно скромный образ жизни, однако часто проводил время в кампании французских интеллектуалов, в том числе Жоржа Кювье. В Париже у него родилось двое внебрачных детей (при этом известно, что первая любовница, родившая от него внебрачную дочь, была у него ещё до первой женитьбы). Есть сведения, что он получил приказ от своей семьи возвратиться в Вюртемберг и прекратить разгульный образ жизни, но отказался. В 1847 году умерла его жена, после чего он переехал в Великобританию со своей давней любовницей Магдаленой Фаустой Анжелой де Крё, на которой женился 26 апреля 1848 года в Суссексе и в браке с которой родилась дочь.

За несколько месяцев до своей смерти перешёл в католичество. Скончался в Париже в возрасте 67 лет. Его могила находится в католической части свода в Замковой церкви Людвигсбурга.

Семья

В 1805 году женился на Шарлотте Саксен-Гильдбурггаузенской (17871847). Дети:

Напишите отзыв о статье "Павел Карл Фридрих Август Вюртембергский"

Ссылки

  • [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_v35.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 348.
  • Gerald Maier: Paul Friedrich Karl August; in: Sönke Lorenz, Dieter Mertens, Volker Press (Hrsg.): Das Haus Württemberg. Ein biographisches Lexikon. Kohlhammer, Stuttgart 1997, ISBN 3-17-013605-4, Seiten 313 bis 315

Отрывок, характеризующий Павел Карл Фридрих Август Вюртембергский


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!