Уличное вязание
Уличное вязание (англ. urban knitting или англ. yarnbombing) — это явление обвязывания пряжей элементов городских улиц. Творения известны как вязаное граффити. Людей, которые увлекаются этим хобби, называют бомбардировщиками пряжей (англ. yarnbombers)[1].
История
Уличное вязание началось с Магды Сайег, вязальщицы-самоучки, также известной как PolyCotN. Вместе с анонимным участником AKrylik в октябре 2005 года она организовала группу под названием Knitta Please (или просто — Knitta).[2][3] Было решено пустить в дело старую пряжу, избавляясь таким образом от связанных с ней разочарований от неудачного опыта предыдущего применения. Всё началось с обвязанной дверной ручки парадной двери магазина Магды Сайег в Хьюстоне. Магде созданное понравилось и, неожиданно для неё, также понравилось прохожим. Это вдохновило группу пойти дальше[1].
Имя группы и прозвища участников были вдохновлены желанием создать нечто похожее на граффити, но из элементов вязки. PolyCotN и AKrylik придумали для себя прозвища, позже то же сделали другие участники группы. Некоторые прозвища бывших участников: Knotorious N.I.T., SonOfaStitch и P-Knitty[4]. К своим изделиям участники прикрепляли бирочки с надписью «Я люблю Knitta».
В 2006 году Knitta решила посетить Нью-Йорк, где провела в жизнь свой первый крупномасштабный проект[5][6]. Используя более 15 метров вязаного материала, пожертвованного добровольцами, участники обернули верхнюю часть опор монорельсовой дороги[1].
В другом крупном проекте группа обернула вязаными полотнами (60 × 90 см) 25 деревьев на магистрали Аллен Парквей в Хьюстоне в честь проведения ежегодного Парада автомобильного искусства в мае 2006[7]. Год спустя они были приглашены в отель Standard Лос-Анджелеса, чтобы обвязать стеклянный бокс, в котором проходило презентация проектов законодателей моды[1].
Чтобы отпраздновать 60-ю годовщину Бержера де Франса, первого изготовителя французской пряжи[8], Knitta были приглашены в Париж «оживить городские пейзажи вязаными деталями»[9]. За время своего пребывания во Франции группа также отметила вязаным граффити Собор Парижской Богоматери[10].
К 2007 году в группу Knitta входило двенадцать участников, однако в конечном счёте никого не осталось, кроме самой Магды (живущей в Остине, Техас), продолжающей путешествовать и заниматься уличным вязанием. В 2009 году были зафиксированы группы в Скандинавии, Японии, Южной Африке, и США[11]. Всего в мире насчитывалось около 5-12 похожих организаций[1].
Вязаные граффити имеются также в Лондоне, Сиднее, Риме, Милане, Праге, Швеции, Монреале, Мехико, Сальвадоре, Нидерландах, Германии и на Великой китайской стене[9][12][13][14].
Творчество
«Бомбардировщики пряжей» известны обвязкой и обёртыванием вязкой общественной архитектуры, например фонарных и телефонных столбов, счётчиков времени на стоянках[4] . По словам основателей движения, их миссия состоит в том, чтобы сделать уличное искусство «немного более тёплым и пушистым»[15].
Обычно вязаные элементы помещаются на деревья, фонари, будки, поручни, стойки, пожарные насосы, дорожные знаки, памятники и другие городские объекты (даже городской транспорт). Другая популярная область — вязаные подвески на висящем телефонном кабеле[8]. К праздникам приурочены тематические работы, как, например, использование розовой пряжи в честь Дня святого Валентина и красной, белой и зеленой пряжи для новогодних праздников. Участники движения уличного вязания и их почитатели считают вязаное граффити «способом украшения общественных мест»[1]. Однако в некоторых штатах США эти действия считаются вандализмом[1].
См. также
Напишите отзыв о статье "Уличное вязание"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Harper, Marques. [www.statesman.com/life/style/artist-adds-color-to-citys-fabric-592370.html?imw=Y Artist adds color to city's fabric]. Austin Statesman (April 20, 2010). Проверено 2 мая 2010. [www.webcitation.org/6AAevo3hN Архивировано из первоисточника 25 августа 2012].
- ↑ Karlin, Susan. [www.fastcompany.com/urban-graffiti-knitters-yardbombing Urban Graffiti Knitters Are the New, Cozier Christo and Jeanne-Claude]. fastcompany.com (March 25, 2011). Проверено 28 марта 2011. [www.webcitation.org/6AAewnKNq Архивировано из первоисточника 25 августа 2012].
- ↑ Bjortomt, Olav. [entertainment.timesonline.co.uk/tol/arts_and_entertainment/whats_on/listings/article738388.ece Knit Wits], Times Newspapers, Ltd. (March 11, 2006). Проверено 20 декабря 2007.
- ↑ 1 2 Miles, Amber. [www.mysanantonio.com/salife/stories/MYSA081006.01P.Knitta.4f24589.html Guerrilla knitters tag Houston with yarn], San Antonio Express-News (August 9, 2006). [web.archive.org/web/20070225023617/www.mysanantonio.com/salife/stories/MYSA081006.01P.Knitta.4f24589.html Архивировано] из первоисточника 25 февраля 2007. Проверено 20 декабря 2007. Retrieved from Internet Archive.
- ↑ Reighley, Kurt B. [www.thestranger.com/seattle/Content?oid=45208 Daylight Broads]. The Stranger (August 1, 2006). Проверено 28 декабря 2007. [www.webcitation.org/6AAexbCwP Архивировано из первоисточника 25 августа 2012].
- ↑ Martinez, Mario. [www.subvertmagazine.com/blog/2007/05/14/grafitti-knitting-its-warm-fuzzy-colourful-and-illegal/ Grafitti
- REDIRECT t:Так в источнике knitting it’s warm, fuzzy, colourful and illegal]. SUBvert Magazine (May 14, 2007). Проверено 28 декабря 2007. [web.archive.org/web/20071201122139/www.subvertmagazine.com/blog/2007/05/14/grafitti-knitting-its-warm-fuzzy-colourful-and-illegal/ Архивировано из первоисточника 1 декабря 2007].
Ссылки
- (англ.) [www.magdasayeg.com Домашняя страничка группы Knitta]
- (англ.) [www.flickr.com/photos/knittaplease Фотогалерея работ «бомбардировщиков пряжей»]
- Ксения Кушнаренко, [www.dni.ru/style/2009/1/13/156939.html Уличное вязание - новое искусство] // Дни.ру, 13.1.2009
- [www.myjane.ru/articles/text/?id=9324&printer=ok Одежда для города]
Новостные ссылки
- Анастасия Гавриэлова [www.mr7.ru/articles/64293/ Новое хобби петербуржцев: вязать одежду для деревьев] // «Мой район онлайн», 21.12.2012.
Отрывок, характеризующий Уличное вязание
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
