Вяземский, Василий Васильевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Вяземский Василий Васильевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Василий Васильевич Вяземский
Дата рождения

1775(1775)

Место рождения

село Климово Коломенского уезда Московской губернии

Дата смерти

5 (17) декабря 1812(1812-12-17)

Место смерти

Минск

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Годы службы

1794—1812

Звание

генерал-майор

Сражения/войны

Восстание Костюшко
Русско-турецкая война (1806—1812)
Отечественная война 1812 года

Награды и премии
1-й ст. 3-й ст. кавалер

Крест за Прагу

Князь Василий Васильевич Вяземский (1775—1812) — русский военный полковой и дивизионный командир Отечественной войны 1812 года, генерал-майор Русской императорской армии.



Биография

Василий Вяземский родился в 1775 году в селе Климово Коломенского уезда (в советское время деревня Климово Воскресенского района); из дворян, отец его был надворным советником; рано потеряв родителей, находился на попечении своей старшей сестры и её супруга. Образование получил в Московском университетском пансионе, затем поступил в Горное училище (ныне Санкт-Петербургский государственный горный университет).

В 1786 году Вяземский был принят в Преображенский лейб-гвардии полк сержантом, но действительное прохождение воинской службы начал лишь в 1790 году.

С 1792 году Вяземский служил ординарцем у А. В. Суворова и в этой должности принял участие в польских событиях 1794 года. На следующий год, получив чин премьер-майора, был направлен в полевые полки. 1 октября 1799 года был удостоен погон полковника.

13 июля 1800 года Вяземскому было поручено командование 11-м егерским полком, а 27 июля того же года он занял должность шефа 13-го егерского полка.

23 ноября 1803 года В. В. Вяземский был удостоен звание генерал-майора. В этом чине участвовал в экспедиции к Республике Семи Островов, походе в Неаполь, сражался плечом к плечу с черногорцами при Новой Рагузе против армии Наполеона.

Его отвага в ходе Русско-турецкой войны 1806—1812 г.г. была отмечена командованием орденом Святой Анны 1-й степени.

В ходе Отечественной войны 1812 года полк, над которым Вяземскому было поручено шефство, в составе 3-й бригады 15-й пехотной дивизии входил в корпус Е. И. Маркова 3-й Резервной Обсервационной армии. Он успел принять участие в ряде сражений, в частности в бою под Кобрином и баталии под Городечно. 9 ноября 1812 года Вяземский был смертельно ранен при штурме Борисова и скончался в минском военном госпитале 5 декабря того же года.

Портрет Вяземского не попал в «Военную галерею 1812 года», — в числе около 70 боевых генералов, большинство которых, подобно Вяземскому, воевали в армии Тормасова-Чичагова или же в ополченских частях.

Источники

  • [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_v36.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 349.
  • Шумихин С. В. Биография // Журнал (Дневник) В. В. Вяземского 1812 г. // 1812 год …: военные дневники / Сост. А. Г. Тартаковский. — М.: Советская Россия, 1990. — ISBN 5-268-00886-2

Напишите отзыв о статье "Вяземский, Василий Васильевич"

Отрывок, характеризующий Вяземский, Василий Васильевич


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.